Лешка издевался. Они соскучились друг по другу, и Анька думала, что он ее не доведет до постели, а попробует везде. И в подъезде, и в коридоре, и на балконе. Но все шло, как по расписанию. Ее положили в постель, раздели под одеялом, поцеловали, потискали грудь, раздвинули ноги и вошли. Хорошо хоть все стояло, и Анька словила восторг. Но за время этого акта озверела и сказала:"Вставай, пошли разводится! Такое у меня уже было. С таким сексом лучше в монастыре жить. Крича на весь дом, Анька понимала, как она соскучилась по Лешке, и ещё понимала, что аппетит ее при беременности вырос. Ей бы сейчас раза три подряд, да в разных позах, вот это бы было хорошо. А Леха, как девственник завернулся в одеяло и ни ответа, ни привета. Ну и пошел ты! Анька натянула плавки, колготки и пошла поднимать бюстгальтер за тумбочкой.

И вот в этом месте ее разогнули, стянули одежду и посадили на … туда куда надо, прямо перед зеркалом. Она видела свои распахнутые половые губы, клитор, и как входит в нее Лехин гвоздь. А ещё она видела, как Леха одной рукой, пальчиком, трогает клитор, а другой рукой прижимает ее к себе. А потом она увидела Лехины глаза, которые смотрели на этот процесс и ожидали ответной реакции. Она развела ноги пошире, оперлась на Лехины бедра и приподнялась. Все было как на ладони. А внутри все шкворчало от этой картины. Вот Лехина головка зашла в нее, вот вышла, вошла, вышла, пальчик бесстыдный тоже лезет в дырочку. Стыдно то как! А как сладко. Ее жарят перед зеркалом, и она смотрит на это бесстыдство! Ей стыдноооо! Но глаз от этого оторвать невозможно. А ещё Лехин застывший взгляд, который выворачивает ее наизнанку. Как красиво, давай Леша ещё, вставь, вытащи, и пальчиком по клитору, и титечку в ладонь. О, Господи, хорошо то как! Что сделать то, чтобы все взорвалось? И она со всего маху садится на эту кожаную палку! Ура, получилось. А у Лехи нет. И он продолжает тыкать ее мертвую. Ещё три тыка.

Анька разгибается, поворачивается к Лехе, и тянет его на себя:"Давай ещё, ну Леша, ну пожалуйста. Я ещё хочу, прямо сейчас!". Лешка встаёт, идёт на кухню, и возвращается с бананом, который подогрел под водой. Анька раздвигает ноги и губы и впускает банан. О, очень хорошо то, что вовремя. Они оба смотрят в зеркало, до Анькиного оргазма. Она кричит, изгибается, и просит ещё. Теперь уже готов и Леха. Анька выворачивается наизнанку, ее колотит, она кричит, и снова после конца требует продолжения. Теперь в ход идёт огурец, а потом снова Леха.

Наконец она успокаивается и Леха, стараясь ее не обидеть, спрашивает:"Аня, что с тобой?".

–Леша, я беременна. Неужели это так бывает?

На следующий день они вместе идут к гинекологу, и врач подтверждает возможность подобного поведения. Всю обратную дорогу они едут. И заказывают на маркетплейсе несколько игрушек специально для Ани. Теперь Леха с ней до тех пор, пока все не обвиснет. А потом в ход идут огурцы, бананы, морковка, и даже цуккини. Они Аньке нравятся больше, чем силиконовые письки.

После рождения сына, они полгода не прикасались друг к другу, а потом попробовали. Зря. Через месяц все началось снова. Отдыхали после рождения дочери. А потом ещё девочка. Больше Анна не беременела. Года три они свыклись с тем, что теперь не зависят от Аниных гармонов, а потом все стало на привычные рельсы. Раз в неделю они отправляют детей к бабушкам, и устраивают вечер разврата. В подъезде, на чердаке, в подвале, на балконе. И не важно, что им обоим уже по полтиннику, живой интерес к плоти не пропал, и в глазах обоих светится интерес к жизни.

И так бывает

Ира проснулась и улыбнулась. В окно светило солнце и от этого было радостно. Она по опыту знала, что скоро вставать, поэтому наслаждалась блаженством, которое присутствовало на грани сна и бодрствования. Рядом сопел муж, еще не осознав, что наступил новый радостный день. Но он тоже проснется вовремя, ведь все отработано годами. Да и профессии у них такие, которые приучают жить по правилам и спать в любую свободную минуту.

Ира уже собралась встать, но в этот самый момент поняла, что муж уже не спит. Крепкие мужские руки притянули ее к себе, и она почувствовала, как Семен вошел вовнутрь и с каждым движением проникает все глубже и глубже. Ира расслабилась и доверилась. Это был годами наработанный ритуал, длился он всего минуты три четыре, но в этот момент Ирина чувствовала себя любимой и желанной. Ничего другого, о чем читала в книгах и слышала от подруг, так и не удалось пережить. Но Ира была реалистом и понимала, что прожила она свою жизнь счастливо, что Семен надежный и с ним рядом, как за каменной стеной. Раньше переживала, когда он уходил на смену, пожарник все-таки, ну а сейчас, уйдя на пенсию, он сменил работу. И хоть она, эта работа, тоже связана с пожарами, но уже не внутри огня. Теперь самой большой неприятностью были командировки во время лесных пожаров, но это было редко.

Семен притянул ее к себе в последнем порыве, поцеловал в шею и сказал: "Доброе утро, Иришка!". Ира ответила ему, погладив ладонью по ягодице. Потом она сделала движение бедрами, которое освобождало ее от присутствия Семена внутри и накинув халат пошла под душ. Ее совсем не обижало то, что Семен всегда берет ее сзади, одной рукой крутя сосок, а второй удерживая ее в удобном положении. Ведь замуж она вышла сразу после школы, то ли от большой любви, то ли от гормонального всплеска. И поначалу вроде были и ласки и поцелуи, и интимные подробности. Ну а с годами сформировался вот такой ритуал, и Иру это вполне устраивало. Три раза в неделю Семен призывал ее к исполнению супружеского долга, она позволяла ему делать это так как ему удобно, а ее устраивало то, что это проходило быстро. Потому что, если бы были еще и предварительные ласки и какие-то особые позы, она бы, наверное, возненавидела этот процесс. А так просто три минуты, ну ладно, четыре, потом душ, и на двое суток перерыв.

Через сорок минут она позавтракала, привела себя в порядок и была готова к выходу из дома. Семен вышел в коридор в чем мать родила, такое с ним бывало, это просто говорило о том, что он не прочь прижать к себе жену ещё раз. Но Ире вполне достаточно было одного, поэтому она чмокнула мужа в колючую щеку и выскочила за дверь. На улице светило солнце, в начале недели началось лето, настроение было замечательным. Ира шла на любимую работу.

А работала она хирургом в ожеговом центре. И везли в этот центр не только обожженнных, но всех, кто чуть не распрощался с жизнью. И военных тоже. Потому что под крышей этого центра работали классные специалисты, и она была одним из них. Она как-то не выгорела за десятки лет в профессии и не очерствела. Людям сочувствовала, и делала все, что в ее силах, чтобы уменьшить их страдания.

Сейчас, переодевшись, и зайдя в палату, где лежали ее больные, она увидела, что две койки, которые освободились вчера были заняты. Одну занимал молодой мальчик, упавший с высоты, и переломавший, все что стукнулось о землю, а на второй лежал военный с земельно серым лицом. Множество осколочных ранений, большая потеря крови, привезли из госпиталя. Стабилизировали. Все остальное будет делать Ира и ее коллеги.

Мальчика отправили на Узи, потому что рентгеновские снимки уже сделали, а к военному Ира присела на кровать, чтобы посмотреть последствия того, что он пережил. Серое лицо, сплошные повязки, но глаза не измученные, а яркие и живые. Это единственное, что запомнила Ира. Потому что присев на кровать и взяв в куки историю болезни, она вдруг почувствовала, как ее трогает мужчина. Не израненный и порванный, из которого вытекла вся кровь, а самец, вожак стаи. Она пересела с кровати на тумбочку и прочитала:"Лазарев Антон Иванович, 48 лет". На девять лет младше ее.

Но ведь в такие годы военные уже на пенсии, почему он оказался на поле боя?

В этот момент Ира увидела, как этот Антон Иванович смотрит на нее. Он уже раздел ее взглядом и оценил ее прелести. Ира покраснела, встала и вышла из палаты. Она засмущалась, как смущаются в семнадцать лет! Ира была зла на себя, что за дела то? Ей на пенсию через две недели, а ее мужской взгляд смутил. Взгляд мужчины, которому месяца два будут подавать утку! А может и дольше, вон в карте написано, что на нем живого места нет. Надо везти на рентген, на УЗИ, на МРТ, и быстро назначать лечение.

Ира вышла из ординаторской и пошла в сестринскую, чтобы отправить сестру в палату и провести обследования вояке. Но выйдя в коридор, она оторопела. Этот Антон Иванович шел по коридору, опираясь на палку.

–Больной, вернитесь в палату, вам нельзя ходить, это опасно.

– Опасно допустить в твою голову мысль о том, что я пользуюсь уткой или катетером. Потому что ты мне нравишься.

Он пошел дальше по коридору, а она продолжала смотреть ему вслед. Высокий, широкоплечий, очень худой, это последствия ранения. Очень слаб, всем телом опирается на костыль и, если бы не знал, что она смотрит ему вслед, может быть даже и упал. Она остановила свои мысли и вдруг поняла, что оценивает этого еле живого призрака как мужчину. Даже где-то в глубинах мозга она подумала о форме и величине его гениталий. Впервые в жизни с семнадцати лет она среагировала на мужчину. Ира, у тебя дома муж!

Ира, а на работе, Ирина Леонидовна, развернулась на каблуках и пошла к себе в кабинет. Сейчас принесут все анализы и снимки и надо будет думать о том, как лечить этого Лазарева, а не о том, что у него в штанах. А то, ишь ты, мужик доброе слово сказал, а она уже размечталась. Хотя, о чем мечтать то? Ира даже не знала куда мечтать, не смотря на свои годы. Так сложилось. А мечтать о том, что имела дома не было смысла, ей это не очень нравилось и с избытком хватало.

Ну а если отпустить интимные отношения, то ее все в жизни устраивало. А как по-другому? Ей 57 лет. Из них тридцать девять лет она замужем за Семеном. У них двое детей, трое внуков, она за ним, как за каменной стеной, за всю жизнь ни разу дурой ее не обозвал! А что должно быть в постели между мужем и женой в идеале, она не знала. Когда-то давно, после свадьбы, когда Ирке по ночам было худо от активности Семена, мать сказала:"Терпи, все терпят". Но как-то раз Ирка расплакалась в процессе, потому что внутри была рана.

Вот тогда Семен отвел ее к врачу и установил расписание, три раза в неделю. Ирка в тот момент была очень ему благодарна, и сделала вид, что ее все устраивает. Хотя ей больше нравилось, когда Семен ложил ее на спину, и брал ее сверху, рассматривая ее прелести и заглядывая в глаза. Тогда где-то внутри что то просыпалось и открывалось навстречу Семену. Но говорить ему об этом она не стала, стыдно. Подумает про нее что-нибудь не очень хорошее. Поэтому, когда Семен притягивал ее утром к себе, она сгибала ноги в коленках, прижималась к мужу ягодицами и покорно ждала, когда все закончится.

Ирина Леонидовна рассмотрела все что принесли про Лазарева и ужаснулась. Как этот человек вообще ходил? В его теле сидело одиннадцать осколков, больших и маленьких, и только два можно было не трогать. Остальные надо было удалить обязательно. Ира послала сестру за Лазаревым, а сама стала смотреть по своему расписанию, когда можно будет сделать первую операцию. Вот он зашел, какой-то несуразный, и она взглядом показала ему на кушетку.

Лазарев, Антон Иванович, сняв куртку от пижамы лежал на кушетке вверх лицом. А Ира, с искренним состраданием, рассматривала работу своих коллег и боялась приспустить пижамные брюки, потому что у этого самого Лазарева, там все стояло! Исполосованное вдоль и поперек тело, просто, по-мужски, реагировало на женщину.

– Когда ты будешь дежурить ночью? Я думать с утра ни о чем не могу, только о тебе.

– Антон Иванович, у вас впереди три или четыре операции, а я врач.

– Ты очень красивая женщина, я хочу тебя. Ты стесняешься спустить штаны? Не бойся, без твоего согласия ничего не будет, а штаны я спущу, пожалуйста, любуйся, как там все изрезано.

Очень даже удивительно было, что его мужскую суть не тронуло.

Он приспустил штаны, и Ира увидела живот, весь в синих шрамах. Но шрамы, дело привычное, ее интересовало то, что взбухло в плавках, этого крепкого мужика. Ведь если честно признаться, она даже отросток мужа никогда не видела толком. Так мимолетно, то оттуда, то отсюда. Ну и три раза в неделю чувствовала его внутри себя. Она пришла в себя и переключилась на телесные повреждения. Но в этот момент почувствовала, как мужская рука гладит ее по внутренней стороне бедра.

– Подойди поближе, я ничего плохого тебе не сделаю, сделай шажочек.

– Да что вы себе позволяете? Это больница, и вы здесь на лечении!

– И ты позволь. Позволь прямо сейчас. Откуда ты знаешь, какой сюрприз преподнесет тебе жизнь?

Ира крикнула санитарку и почти выбежала из кабинета. Ее лицо пылало. Ей стыдно было признаться, но она хотела сделать этот шажочек, поставить ноги пошире, и почувствовать эту руку между бедер, на самом верху, чтобы большой палец этой руки почувствовал шелк плавок, а она, тем самым местом почувствовала этот палец, а может даже сделала бы движение ему навстречу. Ира забежала в туалет, ополоснула лицо холодной водой и отдышалась. Вроде отпустило.

Был конец рабочего дня. Наконец то мысли уйдут от этого ошалелого вояки. Ира сняла халат, поправила прическу, убрала все со стола, глянула на часы, и решила, что уже пора. Взяв из кабинки небольшой рюкзачок, она пошла к выходу из отделения. Навстречу опять хромал Лазарев. Надо было ускорить шаг, но она, наоборот замедлилась. А о чем она думала, стыд и срам! Интересно, а как он целуется? А сильные ли у него руки? А он женщину любит сзади, или на спине? Будет ли ей стыдно, когда он ее разденет? Тьфу, стыдоба то какая!

–Я буду ждать тебя каждое утро

Она прибавила шаг и почти выскочила за дверь отделения. В ушах звучали его слова.

Вечером она сделала вид, что читает на диване, а сама просто пустым взглядом упёрлась в страницы и думала о Лазареве. Кто он по жизни? Есть ли у него семья, дети? И остановила себя на мысли о том, как этот Лазарев ведёт себя с женщиной. Где целует, как трогает, и как вставляет. Тьфу, екарный бабай, позорище какое! Ира? Какие мужики в пятьдесят семь лет? Тебе и муж то не сильно нужен. Когда он в командировках, ты же кайфуешь от того, что не надо никому ничего подставлять. И не надо терпеть ничего даже три минуты. У тебя отпуск! Ну скажи правду, ты бы обрадовалась, если бы твой Семён потерял мужскую силу? Ну ладно, не обрадовалась, но и грустить бы не стала, так ведь? Но, во-первых, годы совместной жизни, его отменное здоровье, здоровый образ жизни не оставляют тебе шансов на перекур с супружеским долгом.

Так что о муже тебе думать надо, а не о раненном вояке. Иди спать уже. Сегодня нет по расписанию супружеского долга, никто тебя не потревожит. И она уснула. А ночью ей приснился этот гад, Лазарев. Уже здоровый, в парадном мундире, при орденах и медалях, и с большим букетом в руках. А ведь как хорош, подлец! Ира проснулась, когда Лазарев из сна вручил ей букет, и пока она схватилась за него, за букет, обеими руками полез к ней под юбку, стараясь потрогать то, что ему не положено! Ира вздрогнула от прикосновения этих рук и проснулась. За окном начинало светать. А руки были Семины, он старался ее разбудить и сообщить, что его вызвали в командировку, примерно на неделю. Осознав, что происходит, Ира проснулась, проводила мужа до двери, пожелала хорошей работы, и решила больше не ложиться.

Она полежала в ванной, позавтракала, погладила блузку и юбку, и решила выйти пораньше, поработать с документами. В больничном парке было безлюдно, только дворники махали метелками. Ира не спеша шла по аллее к главному входу. Неожиданно из ближайших кустов вышел Лазарев. Ира испугалась и встала, как вкопанная.

– Вы зря меня боитесь, я не собираюсь вам делать ничего плохого. Просто вы женщина моей мечты. Идемте в больницу, вы же на работу пришли?

Лазарев подал ей руку, и она покорно пошла, опираясь на руку этого инвалида в ремиссии. У главного входа они расстались, он поклонился, взял ее ладонь и прижал к губам. Нет, не тыльной стороной, внутренней. У Иры было такое ощущение, что Лазарев прижался губами к ее пупку. Она выдернула руку и быстрыми шагами пошла в свой кабинет.

Все утро она разглядывала снимки и анализы Лазарева. Как он выжил? Ведь живого места нет. Все кишки порваны. Сегодня надо провести операцию и достать все железо из живота. Она вызвала старшую сестру и дала соответствующие распоряжения. Операция не сложная, займет по времени сорок минут, зато потом можно будет двигаться дальше, и через месяц, полтора, приступить к реабилитации. В ассистенты к себе она взяла опытного коллегу, и назначила операцию на десять часов. Ей казалось, что все просто и понятно, план операции они обсудили, еще раз проверили все данные, и ровно по времени начали.

Когда Лазарева перелаживали с каталки на операционный стол, Ира слегка развернулась и с любопытством рассматривала его мужское начало. Благо за маской и очками не было понятно куда она смотрит. А начало было очень даже ничего. Ровное, аккуратное, среднего размера. Для Иры размер был важен. Потому что когда-то ее муж, Семен натер ей там мозоль своим большим началом. Ему почему-то казалось, что чем больше, тем лучше. Да он и сейчас так думает. А вот начало Лазарева такого размера, который ничего не может повредить.

Операция началась и все шло хорошо. Но в какой-то момент что-то пошло не так, и они поимели остановку сердца. Ира потерялась, она не понимала, что происходит и хотела завершить операцию, и продолжить тогда, когда Лазарев окрепнет. Не дал опытный ассистент. Операция растянулась, но все что хотели сделали. Но. Лазарев был совсем не стабилен, и Ира осталась на ночь. Дома то все равно никого нет. Через каждые два часа она проверяла его после операции. К утру, положив пальцы ему на запястье, она услышала шепот:"Что-то пошло не так и я чуть не сдох? Ты не переживай, пока я тебя не поцелую, я не умру!".

Утром состояние стабилизировалось, и Ира успокоилась. Сама удивилась тому, как переживает за постороннего дядьку. А ближе к вечеру она опять услышала шепот:"Не уходи, посиди со мной, я обещаю, к утру соберусь.". И Ира осталась. Она села рядом с ним в реанимации и караулила его до трех часов. В три часа она поняла, что кризис миновал и пошла домой спать. Но даже из дома она постоянно звонила в реанимацию и справлялась о его самочувствии. Все было стабильно. А на следующее утро, когда она пришла, его перевели из реанимации в одноместную палату. Командование попросило. Она пришла к нему с обходом. Он улыбался, лицо светилось, и она поняла, что вчера ему было действительно плохо.

Она подошла к нему, прочитала назначения дежурного врача. Измерила пульс, давление, проверила рефлексы. Он улыбался. И в этот момент она почувствовала его руку у себя под халатом:"Что ж ты такой неугомонный?", и неожиданно для себя, она встала еще ближе к его кровати. А его рука активировалась и стала пробовать на ощупь ее шелковое белье, упругость ягодиц, и как не странно, ей не хотелось его прерывать. Но растягивать удовольствие не стала. Хорошего помаленьку.

Теперь ее взрослая жизнь резко поменялась. Она очень любила свою работу, но теперь на работу шла только из-за того, чтобы увидеть Лазарева, и почувствовать его руки под своим халатом. Как же ей было стыдно от осознания своей доступности! Но это были самые нежные руки в ее жизни, и ей нравилось, как ее трогали. А вечерами, придя домой она осознавала, что через несколько дней вернется муж, и все изменится. Нельзя уже будет себе позволить маленьких радостей. Потому что три раза неделю будет большая радость, длиной в три минуты.