Проситель, торговец тканями господин Сыма, владелец нескольких крупных лавок, очертаниями похож был на небольшой мешок риса, завернутый в парчу, но лицо у него было открытое, взгляд проницательный: видно было, что старший Сыма – благородный и образованный человек. Если бы не всклокоченные волосы и неопрятная борода, его можно было бы принять за очередного благожелателя с подарком.

– Я уже сказал вам, магистрат. Моего сына утопил злой дух.

Сун Цзиюй подавил тяжелый вздох. Кун-цзы ничего не писал о духах, и чиновникам следовало у него поучиться.

– С вашего позволения, мы осмотрим тело. Почему вы уверены, что это был дух?

– Потому что это не первая жертва! – Сыма бессильно уронил голову, закрылся рукавом. – Я говорил ему! Я говорил не ходить пьяным к реке, не кататься в лодке! Я всегда велел ему сразу же идти домой! А он… Его дружки сказали, что он отошел облегчиться за ивой… и там… там она схватила его, чертовка, демоница! Утащила в воду и исчезла на дне! Сынок! Я же говорил тебе… я же всегда говорил…

– То есть ваш сын пьяным пошел к реке облегчиться… и утонул? – переспросил Сун Цзиюй.

Господин Сыма взял себя в руки, сдержанно кивнул.

– Именно так. Он утонул, потому что злой дух утащил его в воду. Спросите у его дружков! Они видели ее!

Все было ясно, но Сун Цзиюй не стал ничего говорить. Лишь спросил:

– Вы обмолвились, что это не первый случай?

– Да. Но то был какой-то простолюдин…

– Помните ли вы его имя, господин Сыма?

Господин Сыма не помнил. Сун Цзиюй хмыкнул. Что-то такое вертелось в голове… Ладно, потом.

– Можем мы осмотреть тело вашего сына сейчас?

Старик задумался, но в конце концов тяжело вздохнул, признавая необходимость.

– Дабы поспособствовать справедливости… Только прошу, не тревожьте его слишком грубо.

– Разумеется, – кивнул Сун Цзиюй и велел подать повозку.

К воротам явился судебный лекарь, за ним скованной походкой шел Хэ Лань с сундучком.

Вопреки мрачному поводу и натертой о седло заднице, он был воодушевлен: на щеках играл румянец, большие темные глаза превратились в довольные лучистые щелочки.

– Настоящая работа! – провозгласил он. – Никогда еще не осматривал трупы!

– Тише, – холодно сказал Сун Цзиюй, оглянувшись на повозку господина Сыма. – Прояви немного уважения, если уж с сочувствием не задалось.

Тот по-детски надул губы.

– А вы сочувствуете?

«Сочувствую ли я убитому горем отцу, чей никудышный сын напился и утонул в реке? Пожалуй, – признал Сун Цзиюй. – Но Хэ Ланю об этом знать не обязательно, и так обнаглел, посмотрите на него – еще и недоволен, что отчитали!»

Удостоив юнца лишь сумрачным взглядом, он вскочил в седло.

* * *

Поместье Сыма представляло собой мрачное зрелище: пусть семья и не бедствовала, но что толку в деньгах, если потратить их суждено на похороны сына? Банты из небеленой ткани уныло колыхались на ветру, служанки, развешивающие белые бумажные фонари, прятали опухшие от слез лица. Сидя подле лакированного гроба, две женщины жгли ритуальные деньги.

Сун Цзиюй остановился в стороне, поджидая, когда господин Сыма объяснит им, для чего прибыли гости. Выслушав его, женщина постарше, должно быть, мать погибшего, поднялась на ноги, тяжело опираясь на руки мужа и дочери.

– Господин магистрат… Наш мальчик, он бы никогда… Он хорошо плавал… Это все она, утопленница! – старуха залилась слезами. – Злая девка! Вы уж найдите ее, господин магистрат… Ради моего А-Кэ…

«Что они думают, я буддийский монах и умею изгонять нечисть?» – с раздражением подумал Сун Цзиюй.

– Гибель вашего сына будет расследована, госпожа Сыма, – сухо ответил он.

Она мелко закивала, благодаря, и Сун Цзиюй с трудом прервал ее. Резковато, пожалуй: она тут же молча ушла, даже не предложив ему чаю. Дочь господина Сыма бросила на него осуждающий взгляд и, догнав мать, крепко взяла ее под руку, уводя в дом.

Сун Цзиюй вопросительно посмотрел на господина Сыма, и тот, прерывисто вздохнув, кивнул, отошел, не в силах смотреть. И к лучшему – утопленники, по опыту Сун Цзиюя, выглядели малоприятно. Он дождался, пока приставы, закрывшие лица пропитанными специальным маслом повязками, снимут с гроба тяжелую черную крышку, и отступил в сторону, давая лекарю подойти.

Тот поклонился господину Сыма, поклонился убитому и принялся за работу. Рядом с ним, прямо на полу, расположился поскучневший Хэ Лань с переносной тушечницей и кистью. Лекарь касался трупа деликатно, словно боясь потревожить, и вполголоса что-то говорил помощнику. Тот за ним явно не успевал: писал он медленно, то и дело глядя в пространство и шевеля губами, словно вспоминая, как пишутся слова. Лист, который он потом с поклоном передал Сун Цзиюю, выглядел грязно, как черновик с детскими упражнениями: анатомического рисунка почти не было видно за разноразмерными иероглифами.

Лекарь заметил это и тяжело вздохнул, покачав головой.

– Прошу, господин магистрат, не сердитесь на глупого ученика. После я сам перепишу все набело для отчета. Не знаю, разобрали вы или нет… – он постучал длинным узловатым пальцем по рисунку. – Следы на шее, вот тут. Его чем-то душили, но не веревкой. И в легких воды самая малость, словно он задохнулся прежде, чем успел наглотаться.

Сун Цзиюй нахмурился. Неужели и правда убийство?

– Покажите, – велел он, и лекарь, подавив вздох, осторожно отогнул воротник несчастного.

Вот она, лиловая полоса на шее. И верно, с трупными пятнами не спутаешь. Очень интересно.

Рядом засопели – Хэ Лань тоже подобрался к гробу и с интересом глядел внутрь.

Сун Цзиюй выпрямился.

– Душили сзади или спереди? Каково орудие убийства?

– Линия толстая, непрерывная, – лекарь двумя пальцами раздвинул складку на белой вспухшей шее трупа. – Не пересекает саму себя. С вашего позволения, господин магистрат, я предполагаю, что его душили сзади. Возможно, шелком.

Сун Цзиюй окинул покойника взглядом. Крупный молодой мужчина. Все говорят о «демонице», но разве могла женщина – а в злого духа Сун Цзиюй не верил – задушить такого здоровяка, пусть даже он был вдрызг пьян? Вот если бы она столкнула его в воду и притопила, скажем, веслом…

Он вдруг вспомнил: дело о гибели слуги Ли! Которого нашли в камышах в одном исподнем… Его ведь тоже задушили. Верно, это он – тот самый простолюдин, о котором говорил господин Сыма…

Сун Цзиюй потер переносицу. «Второй день как магистрат, и уже приходится расследовать двойное убийство», – подумал он. Неужели его и правда преследует злой рок?..

* * *

Вернувшись в управу, он вызвал просительницу по делу погибшего Ли Суня. Вскоре ее привели; скромно одетая молодая женщина так оробела, что не смела поднять глаз и долго не могла вымолвить ни слова. Мало-помалу от нее удалось добиться, что работала она на кухне поместья того самого судовладельца Ма Юнси, а муж ее прислуживал старшему молодому господину.

– Как ваш муж оказался в ту ночь на берегу реки? – Сун Цзиюй старался говорить мягко.

– Отправился в «Золотую иву» передать молодому господину, чтоб возвращался домой, да так и пропал, господин магистрат, – дрожащим голосом ответила она. – Наутро рыбаки нашли его в камышах неподалеку от старой ивы… В управе никто не стал разбираться, решили, будто в веселом доме слугу тоже напоили как следует, и он решил искупаться лунной ночью. Господин Ма тоже так подумал… рассердился, что я донимала этим господина магистрата… Да только А-Сун никогда не полез бы в воду, он совсем не умел плавать! Я глупая женщина, но мужа своего знаю.

Ее уверенность кольнула Сун Цзиюя. Он едва не сказал ей, что можно много лет прожить под одной крышей и совсем не знать человека, но сдержался. Ни к чему сейчас вспоминать о своих бедах.

– Были ли у вашего мужа враги? Знаете ли вы кого-нибудь, кто мог убить его?

– Нет, господин магистрат… Что он мог сделать такого? Мы жили тихо, мирно…

Никакого толку от ее показаний не было. Сун Цзиюй отпустил ее, а сам еще некоторое время сидел, медитативно перебирая записи. Если предположить, что эти убийства совершил один и тот же человек, допустим, женщина, то каков мотив? Зачем женщине топить мужчин? Да еще и без разбору – один слуга, другой – богатенький сынок… И уж тем более к чему ей их одежда? Трофей?

Да, странный случай: как будто у этих дел много общего… Но схожестью произошедшего Сун Цзиюй не обманывался: разум следователя, желающего поскорее закрыть дело, везде найдет подтверждения версии. Отец же говорил, что нужно всегда искать различия, шероховатости, несошедшиеся концы. Допустим, в случае Ли это была драка пьяниц… Но нет, пьяные неосторожны, они наделали бы шуму. Или все же грабители? Увидели, что никого вокруг нет, придушили и раздели не спеша. Это важное различие, младшего Сыма-то никто не раздевал. Больше того, «дух» напал впопыхах, даже не заботясь, есть ли свидетели…

Свидетели, да. Почему они не явились вместе с отцом погибшего? Боятся чего-то?

Сун Цзиюй велел стражникам узнать, кто был с Сыма Кэ в тот вечер, и пригласить их, а сам углубился в изучение ужасного отчета Хэ Ланя.

После некоторой заминки в дверь судебного зала просочился смущенный стражник и поведал, что молодые господа отдыхают в борделе «Золотая ива», поминая друга, и не желают, чтобы их беспокоили два или три дня.

– Что значит не желают? – Сун Цзиюй вскинул брови. Они тут совсем обалдели от безнаказанности? – Пристава ко мне!

Влетел запыхавшийся пристав. Видимо, его уже предупредили, что магистрат в гневе, – поклонился он чуть ли не до пола, да так и замер.

– Возьмите четырех стражников и отправляйтесь в «Золотую иву». Приведите мне дружков Сыма Кэ, будут упираться – тащите волоком. Каждый из них – подозреваемый, – Сун Цзиюй не сдержался, хлопнул ладонью по столу. – Мне что, учить вас?! Вы вообще тут хоть что-то соображаете?

Изрядно побелев и мелко кланяясь, пристав задом вывалился из зала. Оставшись один, Сун Цзиюй сжал переносицу и выругался. Что за бардак. В столице никогда не приходилось орать на подчиненных, наоборот, каждый стремился выслужиться перед ним… зная, кто его покровитель.

Неужели в этом было все дело?

Из-за ширмы за его спиной бесшумно вышел Хэ Лань, поклонился.

– Время ужинать, господин. Я накрыл на стол в вашем кабинете.

Сун Цзиюй только сейчас понял, что не ел весь день. Ну конечно, Жу Юй занят домом, некому было напоминать…

Он с интересом поглядел на Хэ Ланя:

– Ты ведь не мой помощник, с чего заботишься?

Хэ Лань пренебрежительно отмахнулся.

– Разве секретарю Бо это придет в голову? Он постоянно витает в облаках, потому что сам почти ничего не ест, только все читает гунъаньские романчики^[2].

«Да уж, – подумал Сун Цзиюй, поднимаясь. Утром он сам наблюдал, как секретарь, вместо того чтобы, исполнившись рвения, опрятным и собранным спешить на службу, тащился по улице нога за ногу, все свое внимание устремив в дешевую книгу. Ко всему прочему, на ходу он жевал баоцзы.

В кабинете на столике уже были расставлены блюда и закуски, по-видимому, из ресторана. В животе у Сун Цзиюя забурчало, и он немедля принялся за еду.

Хэ Лань остался, подлил ему чаю.

– Думаете, молодого господина правда убил дух? – спросил он вдруг.

– Дух схватил кусок шелка и начал душить кого-то при свидетелях? – Сун Цзиюй покачал головой. – Его определенно убил человек, и я узнаю, кто.

– Да, но… если это была женщина, куда потом исчезла? Если бы уплыла, все бы видели, кто-то обязательно поймал бы ее. А она просто растворилась, – Хэ Лань устроился напротив, подался вперед. – Похоже, пока не позовем монахов, лучше не ходить к реке по ночам.

– Учитывая, как рьяно не работал тут прошлый магистрат, не удивлюсь, если и по другим улицам лучше не ходить после заката, – усмехнулся Сун Цзиюй.

– Не ругайте его, он ведь болел. Говорят, его проклял речной дракон, наслал легочную хворь. А некоторые думают, что это был какой-то болотный призрак! Говорят, прошлый магистрат часто ездил на болота… Помните те черные орхидеи? Может, дух цветка его и иссушил!

Сун Цзиюй покачал головой. Хэ Лань выглядел умилительно, захваченный этими суевериями, но как бы они не повредили работе.

– Скорее всего, магистрат подхватил на болоте какую-нибудь лихорадку. Зачем он вообще туда ездил, разве не знал, что это опасно? Ядовитые испарения, насекомые, змеи, чего только нет в южных лесах, – он покачал головой. – Думаю, дело не в призраках, знаток необычайного Хэ.

Хэ Лань рассмеялся.

– Какой из меня знаток! Если хотите скучную причину, там отличная утиная охота, прошлый магистрат изволили есть дичь каждую неделю.

– Он охотился сам? В одиночку? – удивился Сун Цзиюй. Ну да, впрочем, каких только странностей нет у людей.

Он едва успел доесть, как в кабинет просунулся стражник:

– Господин магистрат, мы там это… Привели, но… вы уж за нас заступитесь перед господином Ма…

Ну конечно, когда проявлять рвение, если не после выговора? Ведь сразу сделать все как полагается – скучно.

Сун Цзиюй тяжело вздохнул.

– Меня вам стоит бояться больше, чем господина Ма. Я теперь ваш отец и старший брат. Хорошо, пойдемте, взглянем на них.

* * *

В судебном зале в окружении стражников переминались трое богато одетых парней.

Судя по красным лицам, они уже успели набраться. Тот, что повыше, в головной повязке, украшенной раковинами, стоял, задрав подбородок, и даже не поклонился. Ворот его халата был порван, лиловый рукав свисал с плеча на одной нитке.

– Я – Ма Сяньфэн, – сказал пьяница, завидев Сун Цзиюя, и умолк, выпятив подбородок.

Сун Цзиюй уселся за стол и кивнул бледному то ли от страха, то ли от нежелания работать сверхурочно секретарю:

– Пишите: «Подозреваемый – Ма Сяньфэн».

Двое других приятелей, все еще ошалевшие то ли от выпитого, то ли от обращения стражников, пробормотали свои имена. Судя по фамилиям – сынки владельцев местных закладных лавок. Одеты эти двое были немногим хуже молодого Ма, но вкуса у них явно было поменьше: огромные грубые подвески из белой яшмы болтались на поясах, пальцы усеяны перстнями. Мальчишки производили впечатление выбившихся в люди простолюдинов, кичащихся свалившимся на голову богатством.

– Что ж, можете записать в подозреваемые меня, – поморщился Ма Сяньфэн, – но мои названые братья уж точно ни в чем не виноваты. Любой скажет вам, что в ту ночь они едва могли идти, не говоря уж о том, чтобы накинуться и утопить Сыма Кэ.

Сун Цзиюй приподнял бровь:

– Вы указываете мне, – он выделил слово «мне», – кого считать подозреваемым? Похвальное рвение, еще немного, и я приму вас на службу.

Он откинулся в кресле, молча разглядывая каждого из троих. Под его взглядом дружки Ма Сяньфэна окончательно стушевались, да и сам молодой Ма несколько спал с лица, глаза его забегали.

– Этих двоих – в камеру, – распорядился Сун Цзиюй.

Молодой господин Ма своим товарищам даже прощального взгляда не пожаловал. Поняв, что наказание его пока не касается, он снова принял надменный вид.

– Вы здесь совсем недавно, господин Сун, и, видно, еще не знакомы с моим отцом, – снисходительно произнес он. – Иначе вы знали бы, что никто из семьи Ма не способен даже помыслить о злодеянии. Не для того мы столько вкладываем в этот город, чтобы сеять здесь смуту!