Немного придя в себя, Джордж почувствовал, что его нос уперся в колючую от снежинок и холодную как лед щеку мисс Люси Морган, правая рука лежит на ее горле, а во рту застрял огромный комок меха из ее боа вперемешку с невероятным количеством снега. Он был смущен, но возражать против такой близости не хотелось. Девушка явно не поранилась, потому что села – без шапки, с рассыпавшейся прической – и тихо произнесла:
– Боже мой!
Несмотря на то что, когда они проносились мимо, ее отец возлежал под машиной, именно он примчался первым. Он бросился на колени рядом с дочерью, но, увидев, что она смеется, расслабился.
– Они в порядке! – крикнул он Изабель, спешащей к ним и обогнавшей брата и Фанни Минафер. – Сугроб мягкий, как пуховая перина, с ними все нормально. Не стоит так бледнеть!
– Джорджи! – задыхаясь, звала она. – Джорджи!
Джорджи, весь облепленный снегом, уже был на ногах.
– Мам, не суетись! Все нормально. Эта дурацкая лошадь, черт ее побери…
Вдруг глаза Изабель наполнились слезами.
– Я видела, как вы перевернулись… Вас протащило по снегу… – Трясущимися руками она принялась отряхивать сына.
– Перестань, – сопротивлялся он. – Перчатки испортишь. Весь снег на тебя летит…
– Нет-нет! – воскликнула она. – Ты простудишься, тебе нельзя простужаться! – И продолжила его чистить.
Дядя Эмберсон разыскал шапочку Люси, мисс Фанни, как заправская горничная, помогла ей привести себя в порядок, и обе жертвы аварии вскоре приобрели свой обычный вид. Подбадриваемые шутками джентльменов постарше, все, за исключением матери и сына, решили, что происшествие скорее забавное, и начали хохотать. Джордж был мрачнее быстро надвигающихся декабрьских сумерек.
– Проклятый жеребец! – не унимался он.
– Я бы не беспокоился о Пенденнисе, Джорджи, – сказал дядя. – Завтра мы пошлем конюха за остатками саней, а Пенденнис сам прискачет на конюшню и сделает это раньше нас, потому что теперь наш путь домой зависит исключительно от сломавшейся тарахтелки Джина Моргана.
Они как раз подходили к машине, и Юджин, уже лежащий под днищем, услышал слова друга.
– Она вытянет, – сказал он, с улыбкой поднимаясь.
– Да?
– Все на борт! – И предложил руку Изабель. Все еще бледная, она пыталась улыбаться, но в глазах – она по-прежнему не могла оторвать их от сына – застыло тревожное беспокойство. Мисс Фанни уже забралась на заднее сиденье; Джордж, усадив Люси Морган рядом с тетей, тоже туда залез. Изабель заметила, что на нем легкие лакированные туфли, на которые налип снег. Когда он поставил ногу на железную подножку машины, Изабель бросилась к нему и начала счищать с его обуви снег своим невесомым кружевным платочком.
– Тебе нельзя простужаться! – причитала она.
– Перестань! – заорал Джордж и зло отдернул ногу.
– Тогда потопай, стряхни снег сам, – просила Изабель. – Нельзя ехать с мокрыми ногами.
– Они сухие! – проревел выведенный из себя Джордж. – Садись же ты, бога ради! Сама в снегу стоишь. Залезай!
Изабель повиновалась, посмотрев на Моргана, чье всегда внимательное лицо стало особенно чутким. Он сел рядом с ней, а Джордж Эмберсон залез с другой стороны.
– Ты все та же Изабель, которую я знал когда-то! – прошептал Юджин Морган. – Божественно нелепая женщина.
– Вот как, Юджин? – произнесла она, не выказывая неудовольствия. – «Божественно нелепая» – эти слова уравновешивают друг друга. Плюс один минус один приводит к нулю. Намекаешь, что я ничего не стою?
– Отнюдь, – ответил он, дергая за рычаг. – Я намекаю совсем на другое. Спокойно! – скомандовал он механизму под ногами, издающему устрашающие звуки, и машина, подпрыгнув, с шумом покатила вперед.
– Гляньте-ка! – воскликнул Джордж Эмберсон. – Она и впрямь едет! Наверно, еще одна случайность.
– Случайность? – Морган перекрикивал грохот мотора. – Ну нет! Она дышит, она движется, в ней играет сама жизнь! – И он запел «Знамя, усыпанное звездами»[18].
К нему охотно присоединился дядя Эмберсон, не прервав песни, даже когда Морган замолк. Сумрачное небо просветлело, открыв взору поднявшуюся полную луну, и музыкальный конгрессмен восславил ее появление, целиком исполнив «Голубой Дунай».
Племянник, сидящий сзади, оставался мрачен. Он подслушал мамин разговор с изобретателем: его удивило, что этот Морган, о котором он до вчерашнего вечера и не слышал, запросто зовет маму Изабель, да и маме не пристало называть его Юджином, и на Джорджа нахлынуло вчерашнее негодование. Тем временем мама продолжала разговаривать с Морганом, и теперь ему не удавалось расслышать, о чем они говорят, – рык машины соревновался в громкости с певучим настроением дяди. Он заметил, что Изабель оживлена; он привык видеть маму веселой, но было странно, что причиной этого веселья выступал человек не из семьи. Джордж сидел и хмурился.
Фанни Минафер беседовала с Люси.
– Ваш папа хотел доказать, что безлошадный экипаж может ехать даже по снегу, – сказала она. – И ведь правда может!
– Конечно!
– Это так интересно! Он рассказывал нам о том, что собирается изменить. Говорит, что колеса будут из резины, наполненной воздухом. Не понимаю, как это; по-моему, они взорвутся, но Юджин в себе уверен. Хотя он всегда был таким. Когда он говорит, кажется, что время повернуло вспять!
Она задумалась, а Люси обратилась к Джорджу:
– Когда сани перевернулись, вы старались сделать так, чтобы я на вас упала. Я знаю, вы делали это специально, и это очень мило с вашей стороны.
– Ничего я не старался, – огрызнулся он. – Никакой опасности не было.
– Все равно, вы были таким добрым – и очень быстрым. Я… я этого не забуду!
Она говорила настолько искренне и благодарно, что Джордж почти забыл, что злится на ее отца. А он действительно злился, в том числе из-за того, что сиденья этой швейной машинки не были рассчитаны на троих, но сейчас, когда его соседка так трогательно благодарила его, ему уже не было тесно – даже больше, он начал мечтать, чтобы ход машины стал еще медленнее. Люси даже не упрекнула его за то, что это он позволил проклятому коню утащить сани в канаву. Джордж торопливо, почти горячо зашептал ей на ухо:
– Совсем забыл сказать: вы такая красивая! Я понял это, как только увидел вас вчера. Я зайду за вами вечером и провожу на прием в отель «Эмберсон». Вы ведь пойдете?
– Да, но с папой и Шэронами. Увидимся на месте.
– По-моему, вы придаете слишком большое значение условностям, – проворчал Джордж с плохо скрытым разочарованием, что она наверняка заметила. – Ладно, станцуем вместе котильон.
– Боюсь, что нет. Я обещала его мистеру Кинни.
– Как! – Джордж не верил своим ушам. – Ну, это обещание выполнять не обязательно, если, конечно, вы сами не хотите! Девушки всегда легко отказывают, если вдруг передумали. Вы же не хотите танцевать с ним?
– Я не могу отказать.
– Это еще почему?
– Я обещала ему этот танец. Несколько дней назад.
Джордж сглотнул и усмирил свою гордость:
– Послушайте, я вообще туда сегодня собрался только потому, что вы там будете, а раз вы не желаете танцевать со мной котильон, может, мне и вовсе не надо приходить? Я здесь всего на две недели, а остальные смогут видеть вас до самого отъезда. Неужели вы мне не уступите?
– Нет, нельзя.
– Послушайте же! – сказал раненный в самое сердце Джордж. – Раз вы отказываетесь танцевать со мной котильон просто из-за того, что обещали его этому… этому жалкому рыжему неудачнику Фреду Кинни, значит нам надо немедленно прекратить всякие отношения!
– Какие отношения?
– Вы прекрасно знаете, о чем я, – прохрипел он.
– Не знаю.
– Вообще-то, должны знать!
– А я не знаю!
Джордж, оскорбленный до глубины души и немало разозленный, выдавил из себя короткий смешок:
О проекте
О подписке