В детстве я занимался разными видами спорта – если так можно было бы сказать о тяжёлом сельском труде. У нас дома всегда были какие-то животные, коровы, бычки на откорме, свиньи, кролики, куры, и всем этим приходилось заниматься. Главным была мама – она была всему инициатор. У неё было больше всех желания и энергии что-то делать, зарабатывать к тому, что она и так хорошо зарабатывала на колхозной ферме.
Я, конечно, тоже был вынужденным участником всего этого процесса и очень тяготился этим. Особенно тяжело было сено косить, копать картошку, окучивать, таскать кроликам траву, кабанам рвать лопух. Из своего детства я очень хорошо знаю этот для любого ребёнка непосильный труд, тем более что учился и работал я потом по сельской специальности. Знаю, но поэтому его, этот сельский труд, не люблю, если не сказать хуже про моё к нему отношение.
Сейчас почти любому молодому человеку, особенно городскому, можно сказать – ну что же ты, мил человек, требуешь-то так много, да ещё и сразу. Ты в детстве горя не видел, в деревне не жил, нигде не работал, полы и посуду помыть или кровать заправить не умеешь. Делать ничего не можешь – родители тебя не заставляли, жил ты как домашний царь. А потом в школе учился так себе, в армии не служил, в тюрьме не сидел и не привлекался. Как результат – ничего в жизни не добился.
Тебе сейчас сколько лет-то, сердешный? За 30? Нигде и ни на чём, кроме компьютера, не работал, с девушками отношения всё больше дружеские? Не женат? Какая-то плохая картинка получается. И таких вот мужчин у нас прослойка немалая. А я из крестьян, хоть это слово тебе не нравится. И мои родители, и бабушки и дедушки – тоже. Я знаю цену труда и хлеба. Ломоносов, маршалы, главные конструкторы, великие святые старцы – все они вышли из деревни, в своё время сделав много полезного и ценного для общества.
А ты что сделал? Это к тебе вопрос. К тебе, к тому, кто в бизнесе ещё находится на первой ступеньке, а уже надул от важности соплю пузырём и считает себя крутым. Считает, что скоро будет великим и богатым бизнесменом или всем известным политиком да депутатом. Труд – главный вершитель успешной судьбы человека.
Так вот, о тяжёлом сельском труде и спорте. Первым и самым тяжёлым для меня по физической нагрузке был процесс заготовки сена для коровы и телят. Как сейчас помню – нужно было заготовить десять тонн сена. Сначала приходилось косить траву – вручную, косой. Учила меня косить, конечно, мама. Вставать рано утром, по росе, всегда тяжело, для любого ребёнка. Я не был исключением, хоть потом понял – по жизни являюсь жаворонком, а не совой.
И вот – утро, солнце встаёт, птички порхают по той росе на траве… Красиво, свежо, душа поёт, и тут начинается всё самое плохое и сразу – вот тебе коса, и вперёд, на загонку. Впереди всех меня, конечно, не ставили – чтобы пятки мне не обрезать. Шёл последним, но старался не отставать. Косу давали маленькую, не выше 7-го размера, и вроде бы можно не напрягаться, но уже через 20 минут работы ты становишься мокрым от пота, а ещё через 30 минут начинает болеть живот и все мышцы живота, далее – плечи, затем спина. Покос травы…
Это была самая изматывающая работа, и последствия её обычно чувствовались на следующее утро. Наутро всё повторялось – хоть тело и болело-ныло, не хотелось даже шевелиться, но надо вставать и заново это делать. А на следующий день опять надо было рано вставать и снова работать…
Слово «надо» прошло через всю мою жизнь. Оно было моим самым лучшим и одновременно нелюбимым воспитателем, заставлявшим меня преодолевать самого себя. В этом, кстати, основа любого спорта – заставить себя и преодолеть всё то, что выше твоих желаний и сил.
Спортом я занимался в интернате, потом в институте (до третьего курса) – сначала боксом, а позже самбо. Конечно, ничего выдающегося в спорте я не достиг, как, впрочем, и в учёбе, но занятия спортом давались мне легко. Без особых усилий достигал результатов, побеждая тех, кому это было явно удивительно и позорно – проигрывать какому-то новичку.
Физический труд с раннего детства даёт не только положительные, но и отрицательные результаты. Физически результатов достигать было легко, но мешала закрепощённость мышц как следствие тяжёлого сельского труда. А стало ещё хуже, когда почувствовал себя и сильным, и великим, и непобедимым. Тщеславие из-за этой лёгкости достижения результатов в жизни и в спорте даёт плохие последствия для человека, особенно – молодого и амбициозного по характеру, но не избалованного славой побед.
В детском доме-интернате это со всеми случалось. А особенно вначале, так сказать, прописки в коллективе, где среди обитателей приходилось завоёвывать свой статус. Приходилось, хотя потом эти мои «победы» мне незаметно стали нравиться. В студенческом общежитии, на танцевальной городской площадке, на студенческой практике в колхозе мне уже доставляло удовольствие подраться и показать себя.
В результате занятий спортом я стал искать более серьёзных противников. При этом, учитывая мою природную выносливость и скорость передвижения, я мог драться уже не две-три минуты, а 20 минут. Такой настырности не мог выдержать ни один мой противник. Навыки, полученные мной в спорте – в боксе и самбо, многократно помогали мне легко справляться со здоровяками, на радость и удивление моим приятелям. Мой хорошо поставленный удар с правой в челюсть обычно быстро заканчивал только что начавшуюся драку. Кстати, из той практики дворовой жизни я усвоил основное правило нашего Президента: «Если ты понял, что драка неизбежна, то бей первым». Всегда это правило помогало и было главным моим преимуществом – наглого и уверенного в себе стойкого бойца. Все мои синяки, ссадины, раны, ножевые и огнестрельные ранения никак не усмиряли мой характер, потому что все эти битвы всё равно заканчивались для меня положительным результатом. У меня никогда не было вины перед побеждёнными. Меня не убеждали слова моих предков о том, что нельзя вступать в драку с людьми, которые сильнее тебя, лучше подготовлены и умеют драться, но мои ангелы-хранители и Пресвятая Богородица почему-то сохранили меня. Я до сих пор так и не понимаю: для чего они отвели от меня то, что называется смертью?
Не знаю, что больше повлияло на меня – то ли я как-то сам устал от этих плохих соревнований, то ли с возрастом пришло время осознать неправильность того, чем я был увлечён. А может, на это всё повлиял случай, даже для меня не совсем обычный, а для многих нормальных людей вовсе неординарный.
Была зима 1975 года. Как-то вечером мы с девушкой пошли в кинотеатр «Амур». Это было в Благовещенске. Смотрели какой-то скучный фильм, потом на остановке я посадил её в автобус и отправил на хлопкопрядильную фабрику.
Зима, снежок падает, не холодно. Я в шубе крашеной солдатской. Думаю – пройду пару остановок, однако что-то держит меня, просто стою, жду автобус до общежития на Горького, 94. Старики, люди собираются, прохожие, девушка приятная, прилично одетая.
И тут пятеро человек в фуфайках, в зимних ватных стёганых штанах, и видно, что пьяные. «Химики» с пятой стройки. Начали нагло ко всем приставать, а потом уже к девушке подошли. Я стою поодаль, смотрю, жду – может, кто-то вмешается. Сам для себя говорю: «Успокойся, ну зачем тебе во всё вмешиваться, ну что тебе, больше всех нужно?»
А тут смотрю, одна пьяная наглая рожа тащит с плеча девочки сумочку, а другой ей в лицо всей пятернёй. Я, честно говоря, не выдержал, просто подошёл и вырубил этих двоих. Один, помню, лежал и сумочку за ремешок держал, а девочка дёргала и не могла у него из рук выдернуть. Подъехал автобус, и все с остановки быстро в него запрыгнули. Я остался один.
Не было никакой такой красивой драки, потому что никто из них не умел драться. Эти гопники избивать могут, а драться – нет. Я их бил, а не они. Не знаю и не помню, кто и как оказался сзади и пырнул меня ножом под левую лопатку. Я упал на колени, зэков как ветром сдуло.
Потом я встал и пошёл по улице к хоккейной коробке, где мальчишки гоняли шайбу. Чувствую, как кровь пульсирует и течёт по спине и ногам. Вижу хоккейную коробку, спросил: «Пацаны, кто тут из вас поблизости живёт?» Они сразу сообразили, что к чему. Скинул уже дома у них шубу, и помню, как плачущая бабулька запихивала в пульсирующую рану какую-то вату из одеяла или из матраца.
А дальше – скорая, милиция, операция. Операцию сделали, рану зашили, милиция, как обычно, опросила, составила протокол – с моих слов записано верно, мною прочитано. Ну, всё как обычно. Потом камера в следственном изоляторе, потом сознание начал терять. Духота, вонь, много сидельцев. Они начали стучать в дверь, угрожать милиционерам, что если он, этот парень, здесь сдохнет, то они все подпишутся. Меня дежурные вывели и сказали: «Иди, парень, от греха. Следователи тебя вызовут».
Потом уже меня лечил мой земляк с Сахалина, с ветеринарного факультета, Дима Александров. Почему так получилось, не знаю, но на факультет не сообщили, к следователю не вызывали, обошлось, одним словом.
Но дальше было интересное продолжение. Через месяц меня случайно на входе в институт встретила та девочка с остановки, которую я выручил от пьяных зэков. Увидела около расписания занятий, где гардероб, ещё больного и раненого. Кинулась на меня с выпученными глазами, как на героя-спасителя. Оказалось, что она училась на экономическом факультете в этом же институте. Всю жизнь не везёт мне на этих экономистов.
Ну а дальше? А дальше ничего не было. Она была городская девочка, одна в семье, избалованная интеллигентными папой и мамой. И слишком красивая. Я как-то сразу понял, что ничего общего между нами нет и ничего хорошего произойти не может. Но она меня зачем-то всё-таки затащила к себе домой и захотела познакомить со своими родителями. Поужинали. Все ещё раз услышали рассказ этой девочки со вздохами и качанием голов.
О проекте
О подписке