Глава 3. Девятая планета

Длинный, резкий сигнал возвестил о начале торможения.

Состояние организма, в котором находится пилот во время максимального ускорения, специалистами флота называется «пребиоз», а самими пилотами попросту – «вата». Почти усыпленное препаратами тело, вкупе с сознанием, пребывает в полуобморочном состоянии, которое можно сравнить с дремотой на рабочем месте – вроде и не спишь и в тоже время теряется ощущение реальности происходящего. «Вата» помогает человеку переносить немыслимое, с токи зрения стороннего наблюдателя, ускорения физических тел и не дать внутренним органам рассыпаться на молекулы.

Зачастую, выйти из состояния пребиоза сложнее, чем погрузиться в него. Во время запланированного торможения, пилоту поэтапно вводятся нейтрализаторы, и сознание проясняется тоже постепенно. В штатном режиме эффект «ваты» снимается в течении суток. Если же случается аварийная остановка, то процесс выхода ускоряется и последствия иногда плачевно сказываются на здоровье пилотов.

Первый сигнал Акси пропустила. Мозг, расслабляющийся в футуристических фантазиях, не мог адекватно воспринять посторонние звуки и попросту проигнорировал его. И только через несколько часов, под действием нейтрализаторов, когда тело стало набирать привычную тяжесть, а очертания каюты проясняться перед мыльным взором, Акси услышала предупреждения корабля. Это был вовсе не сигнал о торможении. Сработал аварийный протокол.

Горели все экраны. На мониторах плясали диаграммы и компьютер настойчиво повторял все запротоколированные способы активации экипажа. И в первую очередь – обычный звуковой сигнал тревоги.

Акси потянулась вперед и кресло медленно, почти вечность, приняло вертикальное положение. Системы жизнеобеспечения, поддерживающие организм в течении перелета, одна задругой отключались и наконец она смогла пошевелить губами.

– Доложить обстановку.

Голос прозвучал слабо, но компьютеру этого было достаточно.

– Этап перехода завершен. Двигатель нейтрино остановлен. Движение по маршруту к точке назначения продолжается в соответствии с протоколом. Системы корабля в норме. Отклонений нет.

– В чем тогда причина активации аварийного сигнала?

Компьютер на такие вопросы отвечает почти мгновенно, так как ответ заранее ему известен. Ведь действительно, все системы и всё происходящее на корабле подчинено тотальному контролю искусственного интеллекта. Если что-то случилось, то он обязан знать.

Но в этот раз компьютерный помощник неожиданно выдержал паузу, прежде чем ответить. Словно сам был удивлен. Что, конечно, неприменимо к набору программного кода и проводов с пластмассой.

– Отклонений нет. Обстоятельств, активирующих аварийный протокол, не зарегистрировано.

Акси посмотрела на мониторы – никаких предупреждающих маяков, графиков столкновения, поврежденных моделей катера, словно ничего и не было. На основном экране высвечивался только маршрут с информацией о расстоянии и времени прибытия в точку назначения. Сигнал, так резко взорвавшийся в убаюканное сознание, тоже пропал. «Персефона» хранила молчание.

Может ей это померещилось? Акси склонилась над приборной панелью и вручную ввела запрос. Вывалившиеся данные сообщали, что сбоев нет, все системы работают в обычном режиме, на пути следование препятствий не обнаружено.

– Странно, – сказала Акси, и запросила журнал событий.

Открылся длинный список. С самого начала старта, формировался отчет о каждой контрольной точке или происшествиях извне. Вот вылет, вот встреча с корветом, станция, начало ускорения, каждодневный отчет о пройденном расстоянии – ничего необычного. Хотя… стоп!

В самом низу списка три события. Одно из них сообщало о начале торможения, второе о пробуждении экипажа, а вот третье… третье ни о чем не сообщало, потому что было закодировано неизвестным шифром.

– Так.

Акси развернула запись.

Сканеры корабля регистрируют любые объекты, попавшие в их поле зрения. Фотографируют, записывают видео, а в случае перехвата звуковых сигналов, архивируют даже малейшие шумы. При возникновения нештатных ситуаций, события бортового журнала полны материалами, позволяющими, в случае катастрофы, спасателям, даже среди обломков, найти информацию и восстановить весь ход происшествия.

Но эта запись была пуста.

– БИС, откуда в бортовом журнале запись, неподдающаяся дешифровке?

– Нет информации.

– Но ты же видишь эту запись?!

– Да.

– Твои комментарии.

– Очевидно сбой. Никаких событий нет. Информации нет. Отклонений нет. Следование к точке Б продолжается согласно протокола.

Акси еще раз вручную проверила все показания. Никаких подтверждений. Возможно действительно ошибка системы. Такое может произойти с высокотехнологичным, нашпигованным самым разным оборудованием, катером.

Неприятный холодок пробежал по спине. Не очень-то хотелось пережить аварию в необитаемой зоне. Если что-то произойдет с двигателями и корабль начнет отклонятся от курса, пока прибудут спасатели, её может отнести чёрте куда, например забросить в зону гравитации планеты и размозжить о ледяные скалы. Или выбросить за пределы пояса Койпера.

Ладно, об этом пока не стоит думать. Всё в порядке. Летим дальше. Ещё несколько часов на сброс скорости до маневровых показателей, а значит можно расслабиться. Дыши глубже Акси. Давай лучше подумаем о том, что будем делать на месте.

Мысли о работе почти мгновенно вернули мозг к прежнему ритму: без лишний переживаний, только по делу.

В первую очередь, предстояло сбросить зонды на сам Плутон, а затем пролететь часть пояса Койпера в направлении другой карликовой планеты, Эриды, разбрасывая научные спутники на всем пути следования. Для чего это было нужно, ученые не объясняли, а Аксия не вникала в ненужные детали. Она получила четкие инструкции с координатами и намерена выполнить работу без лишних вопросов, как и всегда.

Вторую часть задания составляла работа по сбору старых зондов и маяков, вышедших из строя и прекративших передачу данных. Всего их было шесть. Эта работа немного сложнее – зонд представлял собой стальной шар диаметром сорок сантиметров, и если он отключался и больше не передавал сигналы, то обнаружить его в бесконечном космосе можно разве что мощным сканером. Впрочем, задание подразумевало обследование только того пространства в котором зонд мог оставаться в рабочем состоянии. Если по каким-то причинам, выйдя из строя, он покинул зарезервированную зону, то искать его не требовалось.

– БИС. Выведи на главный экран историю полетов в нашем секторе, – Акси снова откинулась в кресле. – Хочу посмотреть что-нибудь, пока идет торможение.

Экран заполнился данными о маршрутах, пилотах, событиях, картах размещения зондов, движении космических объектов, мусоре, состоянии планет и прочей статистической белеберде. Акси листала информацию использую панель в подлокотнике кресла, рассеянно перебирая сообщения и запротоколированные события. Она делала вид, что изучает сведения о количестве сброшенных на планеты пояса Койпера зондов и аппаратов и не хотела признаться себе, что на самом деле ищет какое-нибудь упоминание о сбое, похожем на случившийся с «Персефоной», о любом событии которое могло так повлиять на работу систем корабля. Но либо сообщения о сбоях подчищались в архивах, либо их не было вовсе.

Ну что ж, это и к лучшему. С каждым гигабайтом проверенной информации, настроение улучшалось, невозмутимое спокойствие возвращалось. Это была просто незначительная ошибка, не стоит зацикливаться на ней.

– Приступаем к завершению фазы перехода. – сообщил БИС. – Маневровая скорость 389 километров в секунду.

Повинуясь командам бортового компьютера, архивная информация на мониторах сменилась полетными данными, более важными в данный момент.

– Прохождение через точку Б через… пять, четыре, три, два… один. Ввожу параметры второй фазы протокола ПС-2. Маневровая скорость 120 километров в секунду.

В задней части катера загудели силовые установки, звуком извещая то, что оторажалось на экране, и что немедленно отметил БИС.

– Сброс энергии разгонных двигателей – 100 %, отключение силовых установок 4 и 5–100 %. Капитан прошу разрешение на открытие обзорных панелей.

– Разрешаю, – сказала Акси, чувствуя как инъекция антивещества возвращает в тело привычную тяжесть.

Бронированные плиты обшивки катера зажужжали скрытыми сервоприводами и пришли в движение. Появление за стеклом усеянного звездами открытого пространства, которое оказывается настолько близко, что можно было бы протянуть руку и потрогать космос, всегда действуют возбуждающе. В первый раз это называется страхом неизвестности, во второй раз – страхом опытного пилота, а в третий и последующий – жаждой острых ощущений. Только пилот и холодная, черная бездна, разделенные тонкой прослойкой из стекла.

Именно в этот момент одиночество, которое окружает пилота на протяжении нескольких недель, и осознание того, что на многие миллионы километров поблизости нет ни одной живой души, действует на психику человека мощнее всего. Выход из анабиотического состояния наполняет мозг потоком лихорадочных мыслей, стремящихся вырваться на свободу после многодневного сна, словно черт из закрытой табакерки, забытой в углу на чердаке и случайно подобранной твоими потомками. В первые мгновения неугомонное сознание твердит о необходимости увидеть знакомое лицо, кого-то из близких, с кем можно было бы разделить страх, на кого можно было бы переложить ответственность, у кого можно было бы найти укрытие, спасительную гавань…

Но рядом никого.

Начинается вторая волна страха: паника, желание выбраться из стальной скорлупы и очутиться в мгновение ока у себя дома, на мягком диване, в окружении знакомых и безопасных вещей. Мозг пульсирует сумасшедшими образами: ты один в бескрайнем космосе! за бортом минус 270 градусов! столкновение неизбежно! смерть со всех сторон! Выбирайся отсюда!!

Первые длительные экспедиции сопровождались многочисленными случаями психоза, даже среди опытных космонавтов. Пребывание в далеком космосе это не то же самое, что крутится на орбите родной Земли, на которую всегда можно посмотреть в иллюминатор, а по выходным звонят родственники и, то и дело, прибывают сменщики и новые корабли. Перелет в дальний космос – это серьезное испытание: на протяжении многих месяцев не видеть ничего кроме узких отсеков, одних и тех же лиц, и знать, что с каждой секундой отдаляешься от дома на многие километры. Случаи параноидальной шизофрении стали главной проблемой освоения космического пространства, опередив техническое несовершенство первых кораблей. А несколько случаев самоубийств, а затем и массового убийства членов экипажа, поставили космическую программу под угрозу.

Выход был найден как обычно в элементарном. Всегда есть люди, отличающиеся от большинства. Пьют холодный кофе, пишут левой рукой, смеются над несмешным кино, красят волосы в цвета радуги, идеально работают в замкнутом пространстве, любят одиночество и не боятся того, чего обычно страшится большинство. В пилоты дальней навигации стали отбирать по психологическим параметрам, противоположным при выборе обычных космонавтов. То, что одних повергало в депрессию, других наоборот заводило и открывало новый смысл жизни.

– Состав воздуха и давление в норме. Герметичность – 100 %. Температура в кабине – 22 градуса.

Акси отстегнула защелки шлема, стянула его с головы и отбросила в сторону. Как приятно вдохнуть воздух полной грудью, а не через трубки скафандра!

– Капитан, вы отключили систему управления зондами. Время сброса запланировано через 10 минут. – предупредил компьютер.

– Подождет. Сбросить скорость до 1/4, – отдала приказ Акси. – Активировать гравитационное поле. Автопилот на курс 2–23.

– Выполнено. Сброс зондов через… сорок пять минут.

Акси осторожно встала на ноги и первым делом расстегнула скафандр. Тяжелые складки защитной ткани упали на пол и она вылезла из комбинезона словно бабочка из кокона. Кожа, оставшись без искусственной защиты, тут же отозвалась приятным покалыванием во всех частях тела, от пяток до макушки.

В первую очередь – принять душ. И поесть. А зонды, маяки и Плутон подождут.

Жизненное пространство «Персефоны» не разделялось перегородками и дверьми: любые конструкции и механизмы, способные утяжелить вес корабля и пожрать драгоценные ресурсы, выбрасывались беспощадно. На дальние переходы лучше укомплектовать катер дополнительной батареей или запасом воды, чем растрачиваться на бесполезный декор.

Кабина пилота, окруженная с трех сторон панелями управления и мониторами, отделялась от внутренней части каюты только аркой с силовым экраном, который включался при разгерметизации входного шлюза. Зона приема пищи и зона отдыха располагались непосредственно за спинкой кресла, отделенные только узким переходом, обозначенным металлической магнитной дорожкой. Санитарная зона, с душем и туалетом, располагаясь в самом углу, прикрытая тонкой прозрачной пластиковой панелью. Запасы воды и пищи хранились в специальном бункере, который находился по сути уже в грузовом трюме и из каюты доступ к нему был только через небольшой люк.

Аки включила душ и поток воды обрушился на соскучившееся тело, массируя струями каждую клеточку кожи. Нервные импульсы от удовлетворенных рецепторов потекли к внутренним органам, сигнализируя о том, что можно окончательно пробуждаться и работать на полную мощность. Мгновенно появился зверский аппетит.

Запасы воды формально разделялись на техническую и питьевую, но пить можно было оба вида. Техническая вода, предназначенная для санитарной зоны и обслуживания систем корабля, никуда не сбрасывалась, а проходя после использования тщательную фильтрацию, вновь наполняла резервуар. В случае аварийной ситуации, повлекшей длительную задержку в космосе, пилот мог использовать её в качестве питьевой.

Насладившись душем, Акси закуталась в полотенце и пошла на «кухню», намереваясь воспользоваться продовольственными припасами.

В зоне приема пищи в наличии все средства для приготовления и хранения еды: индуктивная печь, раковина с краном, минихолодильник, чайник, кофеварка. Кончено, по нормам Патруля, да и всего космического флота, пилотам и вообще членам экипажа, полагалось использовать в пищу исключительно специальные продукты подготовленные со всеми требованиями и гостами: консервированную пасту в тюбиках и сухие корма в пакетах. Как уверяют конструкторы космического питания, такая еда сохраняет 97 % всех полезных качеств и ничем не отличается от приготовленной в обычных условиях. Акси была с этим категорически не согласна: полезность возможно и сохранялась, а вот вкус просто отвратителен. На коротких рейдах можно позволить себе несколько раз поесть запаренный порошок или консерву, но после того как сорок суток твой организм питался превращенными в гель субстратами, направляемыми в организм прямо через кровеносную систему, при одном взгляде на ровные ряды тюбиков становилось тошно.

К счастью, последние разработки искусственного гравитационного поля, ограниченного радиуса действия, позволяли применять традиционные способы приготовления пищи и нормальные продукты. Правда такая роскошь позволялась только пилотам дальней навигации и только таким заслуженным ветеранам как капитан Аксия Веллер-Яворская. Ей вообще многое позволялось делать. Она восьмой раз летит к Внешней Сфере.

Основной провиант поставляется на борт специальной службой космодрома и хранится в соответствующем бункере. Учитывая статус капитана Яворской, интендант Патруля докладывал к припасам особенный груз, составленный по заранее оговоренному списку. В числе упакованных в вакуум сэндвичей с ветчиной, охлажденных мясопродуктов и натуральных соков, был термос. Стального цвета с белой крышечкой. Даже интендант думал что там простой чай.

Акси распаковала бутерброд и открыла термос. Налила в стакан коричневатую жидкость. Пока скафандр отключен ни один датчик не пронюхает, что капитан Яворская пьет виски на борту патрульного катера. В дальней навигации-то!

Она подняла стакан и, болтанув жидкость по кругу, сделала глоток. Приятный обжигающий холод разлился по телу.

Кто бы мог подумать, что один из самых опытных пилотов всего космического флота проносит на борт запрещенные алкогольные напитки!

Никто бы не подумал. Она сама не подумала бы, что способна на такое еще несколько лет назад. Даже когда уже всё было совсем плохо, она не позволяла себе пить. Она обещала сама себе, что никогда не попробует алкоголя. Что её сын не увидит и не узнает, что такое родители, которые пьют…