42

В центре бассейна – остров, на острове железная дверь. Она со скрипом приоткрывается, из щели появляется голова.

– Тук-тук! – заявляет о себе Лукреция. – Никто не отвечал, люк был не заперт, вот я и позволила себе войти… Я вас не потревожила?

Исидор Каценберг сохраняет позу лотоса – скрещенные ноги, прямая спина, полузакрытые глаза, под задом шелковая подушка цвета фуксии. Лицо бесстрастно. Он похож на Будду, и если бы не чуть заметное колыхание кимоно, то можно было бы подумать, что он не дышит.

– Если потревожила, так и скажите.

На ней платье с белыми цветами на сиреневом фоне, на шее ожерелье в виде китайского дракона, изумрудного, как ее глаза.

Она покидает остров по мостику из бамбука и лиан.

Исидор Каценберг так и не пошевелился.

Дельфины и акула и те не высовываются из бассейна – знают, должно быть, что нельзя тревожить хозяина во время медитации.

Покружив вокруг него и убедившись, что он скорее жив, молодая журналистка садится напротив.

Достав брелок, она извлекает из него неподражаемый смех испуганной девы. Но Исидору хоть бы что.

– Не спешите, Исидор. Предупредите, когда закончится ваша гимнастика.

Неподвижность длится еще полчаса.

Она использует это время, чтобы порыться в его библиотеке, а главное, еще раз изучить его Древо возможностей – огромную схему с трепещущими, как листочки, записками – вариантами человеческого будущего.

Она обращает внимание на новые листья на ветвях древа. Он оставил компьютер включенным на сайте www.arbredespossibles.com. Добавлять варианты к своему древу он начинает в интернете, очередь схемы на ватмане наступает потом.

Лукреция Немрод приглядывается к новым листочкам, имеющим одно общее – слово «если».

«Если всю поверхность планеты укутает снег».

«Если из-за роста температур вода станет такой редкостью, что за доступ в последний оазис будет драка».

«Если бы на всей планете была общая обязательная религия».

«Если банды вооруженных хулиганов завладеют целыми областями и полиция не сможет с ними справиться».

«Если изменится гравитация планеты, и каждый шаг утяжелится».

«Если исчезнут все дикие виды»…

Лукреции Немрод понимает, что эти мрачные варианты будущего придуманы в состоянии удрученности. Есть и другие, не столь пессимистические.

«Если на Земле останутся одни женщины».

«Если отказаться от роста экономики».

«Если обуздать демографический рост».

«Если учредить мировое правительство, которое не позволяло бы появляться диктаторам и гарантировало бы равное распределение богатства».

Она снова садится перед хозяином водокачки и наблюдает за ним. Его дыхание замедленно, почти незаметно.

Какой у него красивый рот!

Исидор Каценберг открывает глаза, встает, не здороваясь с гостьей, наливает себе чашку обжигающего чая, нюхает, пьет мелким глоточками с большим удовольствием.

– Исидор, вы должны…

– Вон!

– Но…

– Кажется, я ясно выразился. Не имею ни малейшего желания вести вместе с вами расследование.

– Есть новости, Исидор.

Лукреция Немрод скороговоркой рассказывает Исидору Каценбергу о состоянии своего расследования.

– Теперь у меня есть подозреваемые.

Он не отвечает.

– Спросите, кто они? Во-первых, Стефан Крауз, первый продюсер Дариуса. Во-вторых, Феликс Четтэм, новый комик номер один. В-третьих, Себастьян Долин, комик, которому досталось от Дариуса сильнее всего. Из-за него у Долина теперь нулевая позиция.

Кажется, что Исидор Каценберг ее не слушает. Он достает из холодильника огромный говяжий бок и бросает Жоржу, своей акуле, которая яростно кидается на мясо.

Она наливает себе чай и, отхлебнув, продолжает:

– Я серьезно, Исидор, это дело разрастается на глазах, одна я с ним не справлюсь, без вас я как без рук.

– А мне вы не нужны.

– По-прежнему не хотите мне помогать?

– Нет.

– Тенардье предупредила, что неудача будет стоить мне места.

– Какая неприятность!

Для такого характера нужны особо тонкие отмычки.

– Сыграем еще раз в «три камешка». Если я выиграю, вы мне поможете.

Он колеблется, с сомнением глядя на нее. Страсть к игре берет верх, он пожимает плечами и покорно вздыхает.

– Ладно, давайте.

– Расследовать?

– Нет, доверим решение о моем участии в расследовании игре в «три камешка».

Он показывает на коробок спичек. Она берет три штуки, он тоже. Он вытягивает сжатый кулак.

– Три, – говорит она.

– Одна.

Она разжимает ладонь с одной спичкой.

Он разжимает свою, пустую.

Он выигрывает.

Еще раз.

И еще.

Она – ни разу.

– Как все-таки у вас это получается, Исидор?

– Практиковали бы смирение – были бы непредсказуемой и могли бы выигрывать.

Он действует мне на нервы.

Он кидает спички на пол. Она подбирает их, складывает в коробок и прячет в ящик.

– Помогите мне, ну хоть капельку! Подскажите дорогу, угол зрения, подход.

Он мнется, потом бурчит:

– В прошлый раз я вам уже подсказал: вернитесь в историю, проследите, как рождался юмор. Вы это сделали?

– Дело в том, что я думала, что расследование преступления начинается с…

Она прикусывает язык.

– Видите, вы меня не слушаете. Зачем вам тогда советы?

– Пока что я иду классическим путем: патологоанатом, семья, подозреваемые. Потом я возьмусь за психологическую и научную стороны вопроса.

Исидор Каценберг кидает в бассейн селедки, его дельфины ловят угощение на лету.

– Вы заблуждаетесь, но… Памятуя былые наши приключения, я готов немного помочь в вашем классическом, как вы говорите, расследовании.

Так-то лучше! Спасибо, спасибо, спасибо!

Он бросает последнюю селедку и манит Лукрецию к своему письменному столу, к лэптопу.

– Что сказал вам последний подозреваемый?

– Это тот, кого предпоследний назвал «комиком под нулевым номером», Себастьян Долин. Он посоветовал мне побывать в Театре Дариуса.

– Его вы по крайней мере послушались?

– А как же! Я присутствовала на соревновании молодых учеников Школы смеха. Они состязались в импровизации.

– Ну и как вам?

Он наливает себе еще ароматного чая, не предлагая гостье.

– Выше всяких похвал! Перед их состязанием Дариуса воспевал Тадеуш, его брат.

– Что вы увидели? – нетерпеливо спрашивает научный журналист.

– Все, что я увидела, – место, где поощряют молодежное творчество. Я слышала слова признательности великому профессионалу, Дариусу. Его по-прежнему любят, им по-прежнему восхищаются, он продолжает вдохновлять новые таланты.

Осмелевшая Лукреция наливает себе чаю.

Исидор, поразмыслив, включает экран лэптопа.

– По-моему, надо продолжать копать в Театре Дариуса. Раз Себастьян Долин вас туда послал, значит, у него есть на то причины. Больше внимания к знакам.

– Он комик-неудачник, обозленный пьяница, завистник, мечтающий о мести. Он разговаривал со мной в полувменяемом состоянии.

– Тем более надо было прислушаться к его словам. Алкоголь снимает зажатость и выявляет истинные намерения. По-моему, он заслуживает доверия. Театр Дариуса, «выявляющий юные комические таланты», – первая кажущаяся мне многообещающей ниточка.

Лукреция Немрод недоуменно молчит.

– Вам кажется, что без помощи вы ничего не добьетесь, – продолжает Исидор. – Помогая, я на самом деле только мешаю вам нащупать ваш собственный стиль расследования.

На ее лице появляется упрямое выражение.

Мужчина в кимоно запускает программу просмотра изображений со спутника, укрупняет масштаб. На экране Театр Дариуса. Он переходит в режим 3D, включает StreetView и изучает здание во всех ракурсах. На экране фасад театра, потом соседние стены.

Внезапно он останавливает изображение и начинает масштабировать детали.

– Полюбуйтесь вот на это. Необычно!

Она приглядывается.

– Надпись «Выходной – понедельник». То же самое написано на их сайте.

– Что с того? В понедельник вечером все театры закрыты. Что в этом необычного?

Исидор Каценберг сохраняет некоторые снимки из интернета в памяти компьютера, пробует попеременно дневной и ночной режим.

– Посмотрите, когда сделан этот снимок.

– В понедельник, в 23.58.

– Театр закрыт, но во всех окнах горит свет. Вас это не настораживает?

– Бухгалтеры, наверное.

– Во всех окнах?

– Значит, в разгаре уборка. Уборщицы любят включать весь свет.

Он запускает программу за программой, переписывает фотографии, собирая их в папку «Расследование «Дариус»». Потом на экране возникает график с цифрами.

– Это потребление электричества в Театре Дариуса. В понедельник в полночь все горит. Все работает. Можно подумать, идет спектакль. Но официально все закрыто.

– Частные вечеринки? Может, зал сдают для мероприятий?

Исидора это не убеждает.

– Смотрите, я подключаюсь к городским камерам видеонаблюдения. Видите? Входная дверь заперта, но во двор заезжают машины.

– Какие у вас догадки, Исидор?

– В понедельник, день, который вы считаете выходным, там происходит что-то таинственное и любопытное. Съезжаются богатые люди – машины у них сплошь шикарные лимузины. Дорогая Лукреция, если хотите более конкретный совет, чем в прошлый раз, то он таков: отправляйтесь туда вечером в понедельник и разберитесь, что за неофициальные дела там творятся.

– Это весь ваш совет?

Он рывком встает.

– Не выводите меня из себя, Лукреция! Не я к вам пришел, а вы ко мне. Я пошел вам навстречу, ответил на ваш вопрос, но вы не способны его оценить. Сами не знаете, чего хотите! О чем-то просите, получаете, что просили, но, видите ли, недовольны!

Он прав: я не знаю, чего хочу. Вот пусть и поможет выяснить, чего мне недостает. Чувствую, он знает…

– Зря я вам уступил.

Он подходит к ней вплотную и говорит прямо в лицо:

– Вы избалованный капризный ребенок, вот и все. Убирайтесь!

Я свободная женщина.

– Я не ваш отец и не психоаналитик. Узнайте, что там делается в понедельник в полночь, больше ничего не стану вам подсказывать.

Напряженно глядя на него, она выпаливает:

– Почему вы мне так необходимы?

– Потому что вы лишены того, в чем заключается моя сила: женской интуиции.

Он уже выключил компьютер и повернулся к ней спиной.

– Ну и пожалуйста! – зло выкрикивает она. – У вас она есть, у меня нет. Так научите! Объясните, как обзавестись этой самой «женской интуицией», будь она неладна!

Он оборачивается.

– Очень просто. Подключитесь к своему «глубинному я», свободному от всех влияний и улавливающему все детали и знаки, незаметные для остальных. С его помощью я уловил непорядок. Отправляйтесь в Театр Дариуса в полночь понедельника. Это все.

Судя по громкому плеску, один из дельфинов занялся акробатикой.

Она набирает в легкие воздух и выдает тираду:

– Жаль, Исидор, я была о вас лучшего мнения. Вы только изображаете всезнайку, а на самом деле вы – засевший в башне из слоновой кости человек из прошлого, оторвавшийся от жизни, хоть и воображающий, что все постиг. Обещаю больше вас не беспокоить.

Он раздевается, прыгает в воду и плавает с дельфинами, не обращая на нее никакого внимания.

Несколько секунд она наблюдает за ним, потом пробегает по мостику и вылетает в дверь.

Вот, значит, в чем состоит его фокус: слышать одного себя, не поддаваясь ничьему влиянию. Даже своему собственному!