– Спасибо, – с блаженным лицом, обрадованный не странным комплиментам, а представившейся возможностью дать длительное объяснение, ответил Миша.

Увидев, что тёплые волны удовлетворённости уносят аспиранта из аудитории в какую-то иную реальность, Профессор сделал громкий двойной хлопок в ладоши. Звук глухо отбился от стен, заставив Мишу встрепенуться. Бодрый старик взял слово:

– Ладно, с этим ясно, оставляем как есть. В остальном тоже молодец. Вроде всё встало на свои места. Главное, теперь всем будет понятно, что потребности – это единственное благо, отпущенное нам Вселенной, которое спасает нас от бессмысленности, и нет никакого иного выхода, чем их удовлетворение. Люблю, когда всё предельно ясно, кратко, однозначно и подчинено высокоприоритетным процессам.

– Каким процессам? – переспросил Крымский.

– Высокоприоритетным, – ответил Профессор. – Но это всё ерунда, не забивай себе голову.

– Хорошо, – согласился Миша. – Что касается краткости, я тоже всегда за краткость, просто не мог поверить, что кто-то готов заплатить столько денег за два абзаца, потому-то и начал додумывать.

– Понимаю, но не стоило. Шеф не только читать не умеет, но и слушать долго не любит.

– Как это не умеет? – удивился Крымский.

– А тебе разве не рассказали? Он же Чистодел, ему по чину не положено. Лишние знания могут притупить его кристально чистое мировосприятие. У него в камере нарочно ни одной буквы нет. Если даже где-то без умысла он узнаёт смысл написанного, то тут же забывает. В этом он особенно хорош, никто так не умеет забывать лишнюю информацию. Истинно монах!

– Вообще не умеет читать? Фантастика какая-то.

– Нет. Просто Чистодел – это эталон объективности и силы. Он свободен от догм и табу, ни к чему не привязан и ничем не обременён. Правда, в последнее время он понахватался мирских словечек, но ничего, забудет. С точки зрения всего человеческого, он даже не человек.

– А кто же?

– Высшее существо. Правящий разум. Как угодно.

Услышав такой ответ, Миша глубоко вдохнул и после долго выдыхал, ожидая, что Профессор сейчас расколется и, смеясь, раскроет себя и свою шутку, но тот молчал и даже, напротив, стал серьёзнее прежнего, что показалось Крымскому вдвойне смехотворным. Он терпеть не мог конспирологические теории, зная, что те кажутся убедительными, только пока ты не погружён в тему, но как только начинаешь изучать вопрос, конспирология позорно рушится.

– Ну, хватит вам, – сказал он. – Вся эта история с «зэками-иллюминатами» – это же смешно!

Профессор делано оторопел:

– А ты до сих пор сомневаешься в её реальности? В таком случае, скажи-ка мне, засранец, сколько тебе ещё денег дать, чтобы ты наконец поверил в серьёзность происходящего? Во молодежь алчная пошла!

Миша не ожидал, что после столь приятного начала знакомства услышит такие грубые слова в свой адрес, хоть те и были сказаны по-отечески мягко и даже с юмором. Он слегка насторожился, промолчал, но остался при своём мнении. Профессор продолжил говорить, то ли имитируя, то ли действительно выражая недовольство. Первое или второе, разобрать было сложно: в конце предложений он ёрнически улыбался, но, когда говорил, выглядел серьёзным.

– Не успел к нам присоединиться, а уже такая неприязнь к заключённым. Мы, как ты выразился, зэки, всегда были и есть самыми беспристрастными личностями на всём белом свете, потому что только мы испытывали крепость системы на себе, чувствовали её силу, теряли остатки наивности и, в конечном счёте, познали себя. Понимаешь, мы действительно познали себя, со всем нашим малодушием, недостойными поступками, сделанными в неволе под воздействием страха, а остальные люди только догадываются, кто они есть. И чаще всего эти их догадки – самонадеянные сверх всякой меры.

Простаки с гражданки думают, что, случись с ними беда, попади они в плен, тюрьму, то они будут вести себя достойно, никого не сдадут даже под пыткой… Жуть как наивно! Мы же знаем, что при необходимости сломать можно любого.

Самое главное в жизни, вот это запомни, самое главное в жизни – никогда не попадать в ситуацию, когда тебя хотят сломать.

– «Мы?» – недоверчиво переспросил Миша. Не сомневаясь, что перед ним находится бывший заключённый, он решил задать излишний вопрос ради развёрнутого ответа. – Хотите сказать, что и вы тоже сидели?

Вместо ответа Профессор принялся расшнуровывать свои ботинки. Спустя несколько мгновений он вывалил на стол босые ноги. На левой ступне тюремной тушью было набито «Пойдете за правдой», а на правой – «Сотрётесь до жопы».

– «Пойдете за правдой – сотрётесь до жопы», – озвучил увиденное Миша. – Это значит, что вы боитесь правды? – иронично спросил он, отыгрываясь за то, что ранее старик назвал его засранцем.

– Это значит, что мне не особо хотелось «зону топтать», но для карьеры пришлось, – немного повысив голос, ответил Профессор.

– Ну, хватит вам уже. Не смешно, – Миша скептически нахмурил брови. – По-вашему, для продвижения по карьерной лестнице человек обязан отсидеть, а иначе ему не получить влияния на государственную политику? Так, что ли?

Далее Профессор отвечал быстро. Миша держал темп, разговор ускорился, утратив светскую учтивость.

– А кто сказал «государственную»? – Профессор ухмыльнулся. – С чего ты вообще это взял? Бери выше!

– Я бы ещё поверил, что такое было возможно во времена расцвета тюремного мира. Но сейчас это явление отмирает. У меня дядя сидел и рассказывал, что молодые заключённые не бьют наколок, не ботают по фене, не сбрасывают в общак. Нынче «зэк» звучит не круто и даже не устрашающе. Это так глупо. Я не знаю, зачем мы вообще на это время тратим.

Миша сделал паузу. Ему показалось, что прежде он никогда ни с кем так рьяно не спорил. Профессор вздохнул:

– Не концентрируйся на форме, она может быть какой угодно, старайся понять содержание. Если ты чего-то не замечаешь – это лучшее доказательство того, что оно есть и процветает. Как только суть вещей нужно будет перепрятать, ты, как и все, начнёшь понимать, где она лежала раньше, в то время как она уже будет совсем в другом месте.

Последний довод Профессора в какой-то мере подействовал на Мишу. Нет, он не принял за правду описанную Профессором картину мира, но подумал, что ведёт себя слишком дерзко, а потому решил отказаться от поспешных выводов и вместе с тем укротить свою иронию и желание спорить.

Тем временем Профессор применил свои глаза-сканеры и считал эмоциональное состояние аспиранта. Выдержав небольшую паузу, он возобновил беседу, вернув ей прежнюю учтивость.

– Сдаётся мне, что пытливый ум Михаила Петровича узнал сегодня больше, чем ему следовало. Надеюсь, ты ещё готов говорить о делах?

– Да, конечно.

– Тогда принимай информацию. Эфир в Останкино, прайм-тайм, федеральный канал. В студии два видных маркетолога, православный священник – отец Агафон, тибетский лама, общественный деятель и ты. На твоей стороне маркетологи и общественник, но у тебя один соперник – Агафон. Лама сам завяжется. После того как священник скажет фразу: «Дух же ясно говорит, что в последние времена отступят некоторые от веры, внимая духам обольстителям и учениям бесовским…» и так далее, вступаешь ты.

– Это вы ему написали эту фразу? – спросил Миша, скрыв удивление от самого факта своего участия в телешоу.

– Нет, не я, а, скорее всего, апостол Павел в первом послании к Тимофею. Наш человек лишь посоветовал Агафону использовать эту фразу. Здесь вообще много юмора. Достаточно вспомнить политиков, которые любят шагать во главе крестного хода. Замечал, что все они, как на подбор, выглядят шутами? Молодёжь смотрит на этих идиотов и ассоциирует их с религией. И это поколение вскоре подрастёт и начнёт строить новый, выборочно эмансипированный, мир. Будет ли в нём место для религии? Сомневаюсь.

– Агафон такой же наш человек, – продолжил Профессор, – нарочно пробуждающий у людей сомнения в их вере. Впрочем, как и большинство высокопоставленных священников. Правда, они сами об этом чаще всего не знают. Так что не особо болтай на фуршете.

В аудитории вновь повисла пауза. Профессор посмотрел на часы и вернулся к обсуждению завтрашнего шоу:

– Так вот, тебя представят, и ты расскажешь о своей идее. На этом всё. Далее начнется полемика, все будут друг друга перебивать, но ты как человек мыслящий в этом не участвуешь. Заметь, с первого эфира делаем тебе имидж сдержанного мудреца, – поднял палец Профессор. – На следующий день мир забывает про всех участников этого убогого шоу, но не про тебя: для тебя всё только начинается. Во всех продвинутых группах в социальных сетях появляются картинки с твоим лицом и твоими премудростями. Отныне о тебе знают все, а твою позицию повсюду противопоставляют абсурдным догмам духовенства.

Произнесённые выше слова Мишу не удивили. Ещё до встречи с Профессором он догадывался, что вскоре станет знаменитым. Эйфория по этому поводу постепенно выветривалась, её сменила меланхолия от понимания, как это произойдет.

– Могу я задать вопрос? – спросил Миша.

– Задавай.

– А что плохого в духовности?

– Ничего. Она просто больше не нужна.

Профессор заметно повеселел. Его дальнейшие объяснения укрепили Мишину веру в серьезность происходящего:

– Во времена, когда малыш Прогресс делал свои первые шаги, религия была весьма полезна, поскольку помогала загонять людей на работу, учила их быть честными и трудолюбивыми. Но механизация труда неуклонно растёт, и всё идёт к тому, что весь физический труд в скором будущем смогут выполнять роботы. Поэтому религия, а вместе с ней и духовность, утратили свою актуальность. Рынку нужны не работяги и просвещённые, а потребители. Едва ли праведник способен быть хорошим потребителем, если он может месяцами сидеть на одной воде и хлебе. Рынок сделал свой выбор в пользу «самых умных» – людей нового времени, «свободных индивидов», настолько «свободных», что у них есть время и желание смотреть весёлые видео с интегрированной рекламой.

Поэтому мода на атеизм и всякое отсутствие духовности среди молодежи вовсе не следствие роста среднего уровня IQ, не затянувшийся модерн, не постмодерн, который в принципе невозможен, и скоро ты поймешь, почему. Шпана стесняется духовности, которая действует на неё, как красная тряпка на быка, лишь потому, что так нужно Рынку. А Рынок – это самое святое. Мы дети Рынка. Капитал, золото, доллар – это его приходящие и уходящие обличия. Но он, Рынок, вечен.

Сегодня любой школьник-фрейдист скажет тебе, что религия всего лишь результат развития супер-эго, а значит, всё у нас хорошо. Да, пока в России тихо смеются, на Западе громче, но живущие при роботах так или иначе будут ржать во всё горло.

Такое объяснение заставило сердце Миши биться быстрее. Неожиданно для себя он спросил:

– Выходит, для вас Бога нет и никогда не было?

– Почему же не было? Был. Ты где вообще учился? Это на первом курсе проходят. Бог был, потом мы его убивали-убивали, а в 30-х годах ХХ столетия зафиксировали окончательную смерть. Что здесь непонятного? Сейчас нужны новые смыслы. Собственно, поэтому ты и здесь.

Простоватая академичность профессорских объяснений диссонировала с образом премудрого гуру. Происходящее вновь стало походить на шутку, и на душе у Миши полегчало. Теперь он допускал, что его собеседник и впрямь мог считать себя важной персоной, но самомнение выжившего из ума старика ещё ни о чём не говорило.

– Тогда кем вы себя считаете? – поинтересовался Миша. – Я имею в виду – вы, Чистодел, ребята, что меня забирали из общежития? Весь этот маркетинг, что вы так красиво описали, зачем он вам нужен?

Профессор хитро улыбнулся:

– Кем мы себя, значит, считаем? Смотри, ты в своём эссе описал Вселенную как некую сущность, намеренно разделившую себя на множество частиц, своего рода недосознаний, чтобы не осознавать всё целиком, ибо больно тоскливо.

За счёт этого в мире проявляются смыслы, делим – потребности, делим – стремления и всё прочее. Но знать всё равно хочется. Знание – это также потребность, удовлетворение которой приносит наслаждение. И большое знание, что бы там ни говорили, поступающее вовремя зрелым личностям, – это большое наслаждение. Для человека, во всяком случае.

Так вот, мы знаем больше других. Через те части Вселенной, которые воплотились в нас, она получает ни с чем не сравнимое удовольствие. А мы, получается, баловни судьбы, через нас Вселенная, слава Богу, кайфует – в теории, во всяком случае. Теперь понятно?

– Понятно, – ответил Миша, продолжая обдумывать сказанное Профессором. – А маркетинг? – напомнил он о второй части своего вопроса.

– Маркетинг? Ага, значит, маркетинг… Маркетинг работает на Рынок, понимай: на всех нас. Ты – Рынок, я – Рынок, Вселенная – Рынок, Бог – Рынок. Вот и всё, у нас всё просто.

Последний вопрос Миша задал инстинктивно:

– А вам от этого всего не страшно?

Профессор вновь посмотрел на часы.

– Страшно, Мишунь, очень страшно. Особенно сесть на пресс-хату. Ты вообще знаешь, почему современные люди боятся причинять неоправданно сильные страдания другим? – Профессор задал вопрос, мало относившийся к тому, о чем спросил Миша, и сам же на него ответил. – Потому, что интуитивно опасаются мести от врагов либо возмездия на небесах. Но у шефа нет страха ни перед первым, ни перед вторым. Он такой один-единственный. Он Чистодел. И он точно знает, что ему никто и никогда не сможет отомстить. На небеса ему также плевать: он никогда не жил в обществе и ни во что не верит. Поэтому, когда он решает кого-то наказать, то не скупится на муки. Это хуже всего, что ты можешь представить. Не задавай больше мне таких вопросов. Думаю, на сегодня тебе хватит открытий. Сейчас поедешь к брадобреям, дальше хорошенько отдохни, чтобы завтра быть в тонусе.