A MI GATICA

© Б. Кош, 2023

ISBN 978-5-4490-7148-4

Создано в интеллектуальной издательской системе Ridero

Предисловие к третьему изданию

В третьем издании книги добавлена археологическая предыстория Коша. Как он вообще попал в археологию, как он «подсел» на раскопки, поработав археологом-волонтером в далекие 1980-е годы в Танаисе.

В истории раскопок в Перу был сделан акцент на различиях в организации раскопок у западных полевых школ, и тем, с чем автор наблюдал в советской полевой практике.

Автор надеется, что эта книга поможет читателям сориентироваться в волонтерской практике в археологии, и понять, с чем им придется столкнуться на этом пути. Мемуарные заметки не нуждаются в обоснованиях, и автор надеется на трезвый взгляд читателя.

Участие в перуанской экспедиции позволило автору посетить, помимо стандартных «туристских ловушек» вроде Хуараза, Пасторури, Кахамарки, Чан-Чана или Эль-Брухо, такие малоизвестные памятники, как Серро Леоне, Симбаль и Менокучо. Возможность увидеть эти памятники в сопровождении квалифицированных ученых – это «вишенка на торте» к работе в пыльном раскопе в Хуанчако. Ценовые игры авиакомпаний позволили на обратном пути кратко посетить Мехико и, главное, увидеть Теотиуакан.

Третье издание – одновременно и расширенное, и сокращенное, и при этом улучшенное и исправленное. Проведена стилистическая правка и исправлены ошибки и опечатки. Все фото, на которых отсутствует источник, взяты из архива автора.

Автор бесконечно благодарен Гатике, чье присутствие сделало раскопки в Перу одним из лучших периодов в его жизни.

Контакты автора: whitekosh9@gmail.com.

Апрель 2020 – февраль 2023

Пирамиды в пустыне:
Как я копал в Перу

Из пособия по игре «Археология»

1 Из Танаиса в Трухийо: Как Кош поехал (наконец) копать в Перу

С чего начать? «В молодые годы Кош копал древний греческий город под Ростовом…» Почти все – не так! Было Кошу уже четверть века – не студенческий возраст. Не под Ростовым, а в сорока километрах от него – как раз посередине между Ростовым и Таганрогом, на хуторе (станице) Недвиговка (фото 1). Да и Танаис¹ – был не очень древний, да и не совсем греческий.

Но копать – копал.

1 Станция Танаис в 1977 году (архив Чеснока-Феди, далее – АЧФ)

Танаис – северный форпост греческой цивилизации на месте впадения тогдашнего Дона (нынешнего Мертвого Донца), в Меотское озеро (ныне Азовское море). Потому и назывался, по имени реки, «Танаис» – якобы от греческого «тана», вода². Его упоминал сам Страбон!

Греки основали Танаис в третьем веке до н.э. как центральный рыночный пункт для обменов со «степью». Донец был глубже, и Танаис был портовым городом – к нему подходили галеры, идущие из Крыма, из Черного моря. Через пятьсот лет, в третьем веке н.э., его разрушили готы (они тоже жили неполеку). Вот эти-то, поздние слои третьего века, копал Кош в составе экспедиции МГУ. Подвалы города были засыпаны горящими крышами и стенами, и там сохранилось значительное количество артефактов (в основном, амфор).

Это редкость для города. Обычно археологи находят «самые, самые» драгоценные находки в могильниках. Раскопки могил и захоронений – главный источник артефактов. В городищах их не так много. Все, что лежало на поверности, давно подчищено. Но не в Танаисе. Кто-то из археологов назвал Танаис «одним огромным складом», так что вещей было много, пусть даже город и разграбили. Впоследствии город восстановили, но подвалы так и не разгребли.

Этот, сгоревший, город был «не очень» древним, третий век н. э. В это время он был уже и не очень-то греческим. Греческой в нем была только элита, а населяли его танаиты – потомки греков и меотов, сарматов и прочих «иногородних».

В то время Танаис уже давно был археологическим музеем-заповедником (первый такой в СССР!), и возглавлял его бессмертный директор Чеснок. Чеснок был «гением» этого места. Он, фактически, спас Танаис от окончательного разрушения местными жителями (они издавна добывали там кирпич, используя развалины как каменоломню) и превратил его во впечатляющий региональный аттракцион³.

Чеснок был «местным мужичком» себе на уме. Не интеллектуалом, не харизматическим лидером (хотя организационные способности у него были). Скорее, «крепким хозяйственником».

Задача у Чеснока была не простая. Не просто Танаис был первым археологическим музеем-заповедником в СССР, но и местом активных археологических раскопок. Чесноку не только приходилось обороняться от местных жителей, растаскивающих даровые древние кирпичи на свои белые хатки, не только поддерживать музей в достойной форме для приема посетителей, не только вести работы по консервации и реставрации памятников, не только урегулировать скандалы с пригретой им в заповеднике местной творческой богемой, но еще как-то кооперировать с археологами⁴.

Копали в заповеднике летом, и рабочая сила состояла из студентов-практикантов и добровольцев. Здесь работали Нижне-Донская экспедиция Института Археологии АН, а также разные университеты. Прежде всего, разумеется, ростовский (Пед и РГУ), владимирский Пед, но была и многолетняя делегация МГУ, возглавляемая профессором-историком Дэгой, поставлявшим студентов-практикантов.

Сейчас трудно восстановить историю московского отряда. О нем почти нет мемуарно-архивных материалов, особенно на местах. Подобно тому, как мы игнорировали Чеснока, Чеснок игнорировал нас. В его довольно обширных воспоминаниях много говорится о Шелове, Арсеньевой, РГУ, и даже поляках и немцах – но ни слова о Дэге и МГУ. Как будто их и не было.

Чеснок не обязан был писать обо всем. Его главная тема – история музея-заповедника, а не наезжающие летом археологи. И все же, «москвичи» оказались как бы в слепом пятне исторического восприятия руководства заповедника. Недавно опубликованы фотоархивы Чеснока, во многом – дело рук его пресс-секретаря Ольги («Феди»)⁵. Тысячи фотографий, восходящих еще к 1960-м года, сотни фотографий личного круга самого Чеснока, ростовской богемы в заповеднике, отцов-основателей и «великих» (вроде Арсеньевой). Летопись работы ростовских реставраторов и архелогов, владимирского отряда – и, может быть, всего два-три десятка фото «москвичей» (в том числе, конечно, несколько фото Дэги и его «лейтенантов»).

«Камера заповедника» нами не интересовалась. Она нас не видела.⁶ Мы были в слепом пятне.

Сейчас напечатаны многочисленные мемуары поэтов «заозерной школы», есть обширная литература о них. Там трудно найти что-то об археологах вообще, а тем более о москвичах. Хотя жили бок о бок и много общались.

Сейчас Танаис достаточно (и заслуженно) популярен, в сети немало мемуарных материалов сотрудников Нижне-Донской экспедиции и РГУ. Есть даже записки польских археологов, работавших во второй половине 90-х годов. Есть современные записки студентов МГУ о сезонах 2000-х годов. Но практически ничего – о жизни московской экспедиции в 70-х и 80-х годах. Почти ничего об этом периоде жизни руководителя студенческой практики МГУ Дэги (ныне солидного профессора-востоковеда).

2 Молодой автор на пороге своей палатки с лагерным котенком в руках

Настоящие записки, разумеется, не о Дэге. Автор не ставит задачи восполнения каких-то «пробелов» (только отмечает их наличие). Эти записки – о том, как автор попал в археологию и что он там увидел. Но на этом пути Дэгу не обойти. Он, и такие, как он, играли важную роль в формировании микроклимата экспедиций и тем самым, их волонтерской компоненты.

Ни сам историк-востоковед Дэга, ни тем более, его студенты, не были профессиональными археологами, но они копали. Дэга, вероятно, не имел своего раскопочного «открытого листа»⁷, и работал «под Арсеньевой» (руководителем Донской экспедиции). То есть, переводя на язык рангов, она была «генералом», а он был ее «полковником»⁸.

Как правило, профессора руководят экспедицией в целом. Экспедиция может состоять из нескольких подразделений: разведки, камералки (лаборатории), съемки, бригады местных рабочих, и наконец (самое главное) нескольких раскопов. Раскопами командуют «лейтенанты», как правило, аспиранты профессора. (А на хозяйстве сидит завхоз.)

В данном случае, Дэга командовал частью экспедиции, московской командой, то есть, несколькими начальниками раскопов и камералкой, так что был скорее «полковником», чем «лейтенантом».

Зачем это было нужно Дэге? Почему именно Танаис и греки? Оказалось, Дэга и его коллега-востоковед в начале 1970-х активно внедряли современные статистические методы в историческую науку, в частности, анализ керамики. Танаис, большой портовый город, где подвалы еще хранили склады древних амфор, был важным российским источником греческой керамики (не забудем, что Крым тогда был уже украинским). Ее можно было пощупать и описать детально. Вероятно из этого и родилась экспедиция МГУ, возглавляемая Дэгой⁹.

Не было бы Дэги – не попал бы Кош в археологию.

В экспедицию Кош попал «по знакомству». Его приятель и соученик, молодой тогда вьетнамист, и (что немаловажно) ученик Дэги, рассказывал ему о Танаисе. На робкое предположение Коша, что неплохо было бы ему тоже что-нибудь «покопать», тот воскликнул,

– За чем же дело стало! Это проще простого. Поезжай этим летом, я тебя порекомендую!

Таких историй много. «Вербовка волонтеров» шла обычно через личные контакты (студентов посылали просто так).

Сейчас даже трудно понять, что торкнуло Коша на эту авантюру. Романтика? Интерес к археологии? Хоть убей, не помню. Выпало из памяти совершенно. Кош совершенно не представлял, что его ожидает в Танаисе. Но! Отпуска в советское время были большие, а денег на поездки особо не было. Времена были такие, что в инженерной среде поездки были в основном в пансионаты по профпутевке. Были еще походники и байдарочники. В Крым или в Таллин «махали» разве что сливки общества. Писатели, профессора, мажоры…

А в те поры за раскопки даже платили деньги. Небольшие, это же не стройотряд. Но поездка окупалась. Но ясно одно – весь предыдущий образ жизни и интересы подготовили его к тому, чтобы вступить на этот путь.

Вот так, одним июльским днем, Кош оказался на одном из московских вокзале (кажется, Казанском) в окружении совершенно незнакомых людей¹⁰. Ужас! Хорошо, что Кош тут же ввязался в архитектурный спор с самим Дэгой, так что время прошло незаметно и Кош даже почувствовал себя в своей тарелке Дэга, впрочем, это ему запомнил. Он не любил, когда ему противоречат.

Так Кош впервые стал археологом-волонтером¹¹. Впрочем, слова волонтёр тогда никто не произносил. Не то, что его не было в русском языке, но как-то в русском менталитете отсутствует вот эта западная идея на все наклеить ярлычки. Если бы кто-то спросил тогда москвичей, «а вот этот, Кош, он у вас кто?» то ему бы наверно ответили, «ну, это такой Кош, программист из Москвы, он тут у нас». Вряд ли бы сказали, «аааа, да это наш волонтер».

Никаких ведомостей, страховок и всего такого прочего тогда не существовало (для студентов, они, наверно, были, им практику зачитывали, или, по современному, кредит). Никаких документов при зачислении в экспедицию не спросили. А таких, как Кош, было несколько человек. В основном, впрочем, это были старички – бывшие студенты, которые теперь ездили как волонтеры. По их расспросам, подход был один – никаких бумаг, покупай билет и приезжай. Деньги в конце работ платили наличкой.

Дэга, безусловно, был (и остается, надеюсь) человеком, не лишенным харизмы, лидером, который объединял вокруг себя людей, просто потому, что рядом с ним хотелось быть. (Впрочем, не всем.) Он постоянно генерил клевый контент. То, что многие приезжали в экспедицию не один год, было не столько следствием интереса к позднеантичным древностям, а результатом атмосферы, созданной Дэгой в экспедииции.

Как выразился один коллега Коша (сам бывший волонтер), «я слышал, что в этих экспедициях заводилась компанейщина». Это было именно оно! (Это верно и во всемирном масштабе). Успех многолетней археологической школы базируется прежде всего на личности ее «профессора», и, как правило, эта личность – неординарная, харизматическая, способная «завести компанейщину».

3 Группа Дэги отдыхает от раскопок на фоне реконструированного дома при воротах Танаиса

Отсюда мораль юноше, обдумывающему житье – если есть выбор между равнозначными в академическом смысле экспедициями (или академкредит не важен вообще) – не заморачивайтесь тем, что и где придется копать. «Выбирайте континент», как сказано в эпиграфе. Наведите справки о «профессоре», что это за личность. Окупится сторицей.

Кошу было сказано, что жить придется в палатках, и палатки нужно привозить свои. В те времена палатки стоили прилично, и были только у походников. Своей палатки у непоходного Коша, разумеется, не было, ее пришлось одалживать у знакомых. Палатка была семейная, и злопамятный Дэга немедленно уплотнил Коша, вселив в нему в палатку одного из беспалаточных аспирантов, тюрколога Олега. Кош безропотно уплотнился.

Вот так прожил месяц в брезентовой палатке, вдвоем с совершенно ему тогда незнакомой личностью (впоследствии известного специалиста по кочевникам Средней Азии, вот этим самым пресловутым печенегам и половцам), без воды, света и прочих удобств. Одно хорошо, палатки ставились на предустановленные деревянные щиты-платформы, а не прямо на землю (2).

Тогда это было норм. Такие были времена.

О, если бы в них вернуться!

С современными западными экспедициямиэто не сравнить.

Так как Кош ничего не умел, то его поставили просто копать, вместе со студентами-практикантами (3).

Копка в Танаисе была, как минимум, двух видов: вскрытие внешнего слоя и углубленная копка в подвале. Кош был задействован в основном на первом виде работ. Культурный слой Танаиса был прикрыт примерно двумя метрами сухой плотной степной почвы, и в нее приходилось зарываться, слой за слоем, под палящим июньским солнцем. Сначала вкапываешься на штык, потом совковой лопатой выбрасываешь землю на бортик, а когда он переполняется, выгребаешь землю на носилки, и носишь вдвоем в отвалы (17). Поэтому копали в парах.

Проходишь участок «квадрата», потом поворачиваешь, от вскрываешь новый слой. Отметки «от и до» устанавливались визуально, Кош не припомнит (и их не видно на снимках, см. ниже), чтобы квадраты огораживались бечевкой (и где ее столько наберешься?)

Этот верхний слой, насколько помнит Кош, даже не просеивался. Сразу отметим одну деталь – Кош не припомнит, чтобы на раскопах в Танаисе вообще были установлены стандартные археологические просевочные сита. Их и не видно и на снимках (разве что, они были переносные). Нужно было просто тщательно следить за выброшенной землей, нет ли там артефактов, и о находках сразу сообщать начальству. Боюсь соврать, но, кажется, простые черепки даже не подбирали – только характеристические, то есть, горлышки, донца и ручки – то, по чему можно определить тип сосуда.

Не выдавали, как в современных экспедициях, специальных пластиковых пакетов для находок с данными квадрата. Для каждого типа артифактов (керамики, литиков и стекла) в современных экспедициях предназначен отдельный пакет, и часто начальник раскопа назначает специальные пакеты для отдельных, особо интересных мест квадрата (например, очага).

В Танаисе, в те годы, роль этих пакетов, как можно видеть на снимках АЧФ, выполняли ящички из-под фруктов. Один такой ящик, судя по всему, приходился на несколько квадратов раскопа. Такой ящик виден, например, на (19) в левом нижнем углу. Иногда керамику (а ее бывало много) складывали просто на бортик, а потом сносили в камералку на носилках.

4 На фото 1972 года видно, что отвалы и бортик раскопа разделяет узкая тропка (источник – АЧФ)

Отвалы находились тут же, далеко землю не носили (4), а то и просто выбрасывали на бортик. В то время, как, по западным нормам, между отвалами и кромкой раскопа должно быть не менее двух метров, чтобы предотвратить оползни¹². (Время от времени приезжал скрепер и сдвигал отвал в сторону.) Эта практика, судя по современному снимку (5), сохранилась и посейчас. Кстати, в старых руководствах так и говорится о 50 сантиметрах бровки, так что это норм.

На этом участке копал только «мальчики». Тогда было много гендерных заморочек. Не было и речи, чтобы наши москвички, студентки МГУ, орудовали столь грубыми предметами как совковая или штыковая лопата, не говоря уже о ломе или кайле, под палящим степным солнцем. Они не носили носилки с землей. Что, если они повредят нежные внутренние органы, а ведь им же рожать? Никакой бы руководитель на это не пошел (носилки с землей могли весить килограмм сорок-пятьдесят, а женщинам нельзя было поднимать, по КЗОТу, более пятнадцати килограмм). Совсем не то в наше просвещенное время! Девушки с лопатами фигурируют на снимках на современных российских раскопах везде и во всех ролях.

5 Современное фото раскопа в районе Танаиса. Хотя раскоп аккуратно расчищен (для съемки), земля так и лежит на краю (источник – карта Яндекса)

Справедливости ради надо сказать. что это была действительно тяжелая работа, требовавшая больших физических усилий, к тому же, как правило, под палящим степным солнцем. Но тем она и нравилась Кошу, она заменяла то, чем впоследствии стали для народа тренажерные залы. За несколько недель копки он сбрасывал килограммы, накопившиеся за месяцы сидения у компьютера. Копка не лишена медитативного аспекта.

Это не значит, что девочки совсем не копали. Когда снимался верхний слой, обнажались фундаменты зданий и их подвалы. Пространство квадрата было очень ограниченным (к тому же на нем топталось несколько человек), и к тому же заглубенным. Здесь нельзя было просто выкидывать землю на бортик. Нужно было копать «от угла», оставляя подъем, по которому земля выносилась на носилках.

В западных экспедициях в таких местах вообще не используют лопаты (это не рекомендовано и в тогдашних советских инструкциях). Самый верхний слой, на штык, еще могут снять лопатой, но потом копают кельмами. Люди делятся на тех кто копает, и тех, кто относит. Материал просеивается. Почва собирается совком и сбрасывается в ведро, а ведро выставляется на бортик. Тут его подхватывают носильщики и относят (подальше) в отвалы.

6 Археологическая амазонка на отвале, 1975 год (источник – АЧФ)

Отвалы в западных экспедициях устраиваются не рядом с раскопом, а, чаще всего, метрах в двадцати от него. Там же стоит качающееся сито (или грохот). Очевидно преимущество ведер – их легче опрокидывать на сито, чем носилки, и переноска не требует двух человек. Начальник раскопа говорит, как просеивать – поначалу, каждое третье ведро, потом каждое второе, и в конце- все ведра. Накапливающаяся под ситом земля время от времени отгребается каким-нибудь доброхотом.

В западных экспедициях нет «закрепленных ролей», когда одни только копают лопатами, другие только кельмами, третьи только относят ведра. Время от времени все меняются – ротируются. Иногда это делается по просьбе студента, иногда тебя спрашивают (намекая на то, что – пора). Иногда сам начальник раскопа дает приказ поменяться. Бывают исключения – например, какой-нибудь волонтер хочет монополизировать относку ведер и сито. Решается на индивидуальной основе.

В «западных экспедициях», паре летних археологических полевых школ, в работе которых автор принимал участие, рабочей силой выступают студенты, «берущие кредит», то есть, участие в школе записывается в их зачетной книжке, и они получают оценку или зачет. Эти школы (как и раскопки) проводятся в самых разных странах, западного в них только то, что они организуются западными (американскими) университетами в соответствии с их стандартами. Эти школы и есть смысл сравнивать с экспедициями в Танаисе.

Есть и обычные экспедиции, когда археологи нанимают грубую рабочую силу на месте, из местных жителей. В таких экспедициях автор участия не принимал и судить о них не может¹³