На следующий год я подал документы на отделение живописи заветного художественного училища и выдержал вступительные экзамены в числе лучших абитуриентов. Самым же трудным экзаменом оказалось сочинение, вот за него я и получил свою «тройку». Но предстоял еще и экзамен по истории. Я прочитал множество книг – о Второй мировой войне, приходе Гитлера к власти и внезапном нападении на СССР. И, по счастливому совпадению, именно эти вопросы оказались в моем экзаменационном билете.

Обернувшись лицом к членам экзаменационной комиссии, я спросил их: «О каком Гитлере мне рассказать?». Один из членов комиссии взглянул на меня изумленно и ответил вопросом на вопрос: «А что, разве есть еще один Гитлер?» Я стал рассказывать про Гитлера и его двойников, про золотой запас нацистов и Бразилию, куда он был вывезен… Эти исторические сведения я почерпнул в журнале «Огонек». Переглянувшись, члены экзаменационной комиссии сказали: «Вы свободны». Выйдя в коридор, я взглянул на экзаменационный лист – «5»!

Я знал, что в “Бенькове” учатся только дети больших чиновников, боялся, что мандатная комиссия меня не пропустит. Так и получилось. Восстановить справедливость мне помог наш родственник, знаменитый диктор Узбекского телевидения Октам Джобиров, чье имя магически подействовало в Министерстве культуры. Да и в училище, когда мы сказали, что намерены жаловаться в Минкультуры, с нами заговорили по-другому и нас, со мной были еще двое ребят, решили зачислить в учидище.

***

В училище я постигал секреты профессии у таких мастеров, как преподаватель живописи Борис Иванович Токмин, преподаватель графики Марат Садыков.

***

Когда заканчивался второй учебный год, меня во дворе училища как-то подозвал к себе один из наших преподавателей. Рядом с ним стояли женщина и девочка с мелко заплетенными косичками и живыми, блестящими глазами.

«Азимжан, объясни им правила поступления в училище, дай советы по вопросам, которые их интересуют», – попросил меня наставник.

Это был день, когда я познакомился с моей будущей женой Хадичой. Поскольку ее родители были родом из Коканда, а моя мама из Ферганы, мы быстро сблизились, будто родственные души.

***

Занимаясь вместе с друзьями отделкой и оформлением квартир, я не испытывал особых затруднений в деньгах и быту. Когда я учился на первом курсе, умер мой старший брат. Через полгода этот мир покинул отец. В семье понадобилась моя помощь. На каникулах я стал ездить по колхозам, где оформлял стенды и уголки политинформации, рисовал плакаты. Оплачивалась моя работа хорошо, так что я уже мог помогать семье.

Начиная с третьего курса я, по рекомендации преподавателей, устроился на работу в Республиканский музей искусств Узбекистана художником-оформителем. От меня требовалось раз в неделю готовить эскизы музыкальных инструментов и ковров. Моя ежемесячная зарплата составляла 170 рублей, это были большие деньги, к тому же я получал еще тридцать шесть рублей стипендии. Для сравнения: многодетная семья простого колхозника в то время получала самое большее рублей сто.

***

Во время учебы в Ташкенте в разговоре с другом Хасаном я однажды сказал, что сила, которая способна объединить все народы мира, это изобразительное искусство. Хасан-ака рассказал об этом знаменитому узбекскому литератору Тохтасину Джалилову. Тот попросил привести меня к нему, чтобы побеседовать со мной.

…Когда мы подошли к двухэтажному дому и Хасан-ака позвонил в дверь, она открылась, и нас тепло приветствовал улыбчивый человек в сетчатой майке. Он провел нас в комнату, где сидела женщина, проворно лепившая манты – узбекское национальное блюдо из теста с мясной начинкой. Человек в майке принялся сноровисто помогать ей. Я было решил, что эти двое – прислуга писателя, а сам он занят делами у себя в рабочем кабинете, а потому задерживается.

Аккуратно сложив манты в пароварку-мантышницу, тот человек присоединился к нам и стал наливать чай. Только когда завязалась беседа, я понял, что этот простой незнакомец и есть великий творец узбекской литературы Тохтасин Джалилов! Пробормотав в потрясении: «Учитель, позвольте мне разливать чай», – принял из его рук чайник. Наша беседа продолжалась очень долго. В тот день я впервые узнал, как оборвалась жизнь первого и выдающегося узбекского романиста Абдуллы Кадыри.

…Был съезд писателей Узбекистана, и Абдулле Кадыри было намечено дать слово на второй день съезда. В первый же день этого большого события литераторы словно соревновались друг с другом в патетичности: «Я не пожалею ни сил, ни самой жизни ради дела партии!». Не в силах выслушивать эти фальшивые плакатные фразы, Кадыри потребовал слова и выступил коротко и ясно: «Я служу не партии и правительству, а своему народу!». Великий писатель давно уже сошел с трибуны, а в зале несколько бесконечно долгих минут царила оглушительная тишина…

Скоро против Абдуллы Кадыри было возбуждено уголовное дело. Друзья настоятельно советовали ему немедленно уехать за рубеж. Но писатель повторял, что он не покинет родную землю и свой народ. Дело вел следователь Огабеков. Вскоре Абдуллу Кадыри объявили «непримирим врагом народа». С ним зверски расправились, а следователю Огабекову вне очереди присвоили звание майора…

***

Получив диплом, я устроился в Ошское отделение Союза художников Киргизской ССР художником-оформителем. В то время политическая агитация и пропаганда достигли своего апогея. Заказов было так много, что я едва укладывался в срок. В те времена ежемесячная зарплата секретаря парткома в колхозе составляла 240 рублей, я же, бывало, зарабатывал и по тысяче.

Кыргызы, которых я знаю

Вскоре после моего ареста в июне 2010 года некоторые средства массовой информации с монительной репутацией стали обвинять меня в национализме, пытаясь выставить врагом кыргызов и всего Кыргызстана. Не хочу оправдываться, но не могу не высказаться здесь о кыргызах, моих друзьях и единомышленниках, своем отношении к межэтническим вопросам. Наша страна дважды – в 1990 и 2010 годах пережила межэтнический конфликт, но в них нельзя винить ни узбеков, ни кыргызов. Простой народ дружить веками и никакие конфликты ему не нужны.

***

…Это было три-четыре дня спустя после первой межнациональной трагедии 1990 года. Мы, четверо узбеков, решили навестить нашего друга-кыргыза Болота Давлетова. Он жил километрах в 10-15 от районного центра, в селе Кайырма, населенное только кыргызами. Мы подъехали на машине к его дому и посигналили. Ворота открылись, к нам с распростертыми объятиями вышел Болот.

Его жена приветливо пригласила нас за богатый дастархан⁴ и принялась готовить горячее блюдо.

Болот учился в институте вместе с нашим другом Мирзакамолом, с которым мы и приехали сюда. Мы удобно расположились в этом гостеприимном доме, и потекла непринужденная беседа. Вдруг кто-то сильно забарабанил в ворота, раздался грубый окрик. Хозяин поторопился к воротам. Видя, что мы встревожились, хозяйка успокоила нас: “Ничего-ничего, это просто какие-то пьяные ребята”.

Позже мы узнали, что дело обстояло так.

Двое пьяных парней-кыргызов, слонявшихся без дела, прослышали, что в село приехали четверо узбеков, которых они и решили “проучить”. Постучав в ворота, они потребовали от хозяина дома вывести нас к ним. Болот напомнил им о святом законе гостеприимства: “Гость – посланник Бога” и, когда непрошеные гости не поняли по-хорошему, наш друг хорошенько проучил их. Потом вернулся и, как ни в чем не бывало, продолжил разговор с нами. Он ни словом не обмолвился о произошедшей драке, чтобы нас не смущать.

Те ребята могли бы по злобе поджечь нашу машину, стоявшую у дома Болота. Но он задал им такого жару, что они сочли за благо убраться восвояси.

***

В те дни, после конфликта между кыргызами и узбеками полки магазинов опустели. Возвращаясь из Кайырмы, я видел, что в магазине этого аила сгружают муку в мешках. Дома закончилась мука, и на следующий день я решил купить ее здесь. На автотрассе я забрал “проголосовавшую” попутчицу, девчушку-подростка 13-14 лет. Она отправлялась в тот самый магазин.

По дороге она рассказала, что она – старшая из трех детей в семье, а отец умер.

Мы купили в магазине по мешку муки и пустились в обратный путь. Я отвез девушку до самого дома, где у ворот встречали ее мама и младшие братья. Когда я собрался отъезжать назад, ее мама спросила, кто я и где работаю. Как тесен мир: эта женщина оказалась близкой родственницей Асакена, моего коллеги, председателя Ошского отделения Союза художников Кыргызстана!

Позже, на одном из собраний художественного совета, ко мне подошел Асакен и, крепко пожав руку, посмотрел мне прямо в глаза и выразительно произнес: “Спасибо!”. Окружающие не поняли значения этого загадочного рукопожатия. А я сразу понял, что его родственники рассказали о нашей с ними знакомстве.

На фоне тогдашнего кыргызско-узбекского раздора даже помощь в доставке мешка муки к дому человека другой национальности могла показаться отважным поступком. Это печально…

***

Спустя немного времени случай в аиле Кайырма повторился и в нашем селе. Возвращаясь с работы, я увидел жаркую потасовку у дома моего соседа Алиджона. Хозяин дома дрался с двумя мужчинами, лица которых были уже в крови. На помощь Алиджону поспешил его брат, и они вдвоем как следует отделали тех двоих драчунов…

Алиджон рассказал вот такую историю. К нему в гости приехал друг-кыргыз. Когда они сидели в доме, к нему заявились жившие в нашей махалле два брата-драчуна, узбеки по национальности. Они хотели избить гостя Алиджона прямо в его доме…

Защитив своего гостя и уважая святой закон гостеприимства, Алиджон и его брат налили гостю чарочку “на посошок”, а затем проводили его.

Гостеприимство – великая черта, в равной степени присущая обоим нашим народам. И вообще у кыргызов и узбеков очень много общего, фактически мы – один народ.

***

После первого межнационального конфликта в Кыргызстане в 1990 году люди еще довольно долго жили, испытывая страх и недоверие друг к другу. Однако этого не было в среде художников. Я спокойно ездил каждый день на работу в Джалал-Абад и обратно. Мой друг-кыргыз Камал жил в самом центре города. Хотя в жилище у него было тесно, но душа – широка. Когда, случалось, я задерживался на работе и мне было уже поздно ехать домой в свое село, он не позволял мне оставаться на ночлег в нашей довольно просторной художественной мастерской и уводил к себе домой.

Его жена Шарапат всегда встречала меня так приветливо, что я чувствовал себя будто у себя дома. Я работал в тех мастерских двадцать лет, и все эти годы наша дружба только крепла. Даже после того как я перешел на правозащитную работу, наша дружба с этой замечательной семьей не прерывалась. Да благословит Аллах моих дорогих друзей Камала и его жену Шарапат и на этом, и на том свете.

***

Тюрьма не курорт и не санаторий. Но когда мною начинает овладевать душевная слабость, я всегда вспоминаю пятерых кыргызских парней, которые спасли меня и моих друзей-коллег – Абдуназара Маматисламова и Бактыкан Джапарову. Если бы они десять лет назад не пришли нам на помощь, наутро после той ужасной ночи нашли бы только наши замерзшие насмерть тела.

…Это были последние дни октября 2007 года. С утра было слякотно и сыро, и моросящий дождь, перешедший в снег, отдавал промозглым холодом. Решив в такой день не подвергать себя и машину опасности, я отправился на работу на автобусе.

Встретив прямо у дверей нашей организации “Справедливость” Абдуназара, я узнал от него, что умер отец нашего аксыйского друга Сартбая Джайчыбекова. Недолго думая, мы тут же отправились к Сартбаю выразить соболезнование. Несмотря на слякотный, холодный день, все мы были одеты довольно легко, не по сезону. Видно, мы сильно понадеялись на обогрев машины.

Путь был неблизкий, а Аксы – это ведь высокогорный район, куда и зима приходит рано. Поднимаясь все выше по серпантинам, мы словно переносились из лета в зиму. А снег падал все гуще и заносил дорогу.

Родное село Сартбая – Кара-Джыгач в Аксыйском районе. Я вспомнил, как в летние месяцы мы приезжали в это дивной красоты горное село и купались в реке, и ледяная вода мгновенно охлаждала наши разгоряченные тела. Ночевали здесь же, недалеко от берега, шум горной реки нисколько не мешал мгновенно уснуть… Наоборот он ласкал слух и придавал покой душе.