***

Земля то и дело уходила из-под ног. Часто там, где Славик ожидал найти твердую опору, оказывалась яма, и тогда он спотыкался, матерился себе под нос и громко икал. Несколько раз он останавливался, чтобы отдохнуть и слить избыток выпитого под какое-нибудь подвернувшееся рядом дерево или куст. Фонарик, которым он пытался осветить себе путь, особенно не помогал, поскольку его неяркий луч мотался из стороны в сторону, освещая все, что угодно, но только не то, что было под ногами. Успокаивало Славика одно – скоро с этого разбитого асфальта он свернет на выложенную брусчаткой дорогу, что вела через городское кладбище из конца в конец. По ней он сможет идти даже без фонарика, не рискуя сломать ногу, угодив в какую-нибудь выбоину. Раньше дорога на кладбище была не намного лучше, чем за его пределами, но пару лет назад кто-то из городских богатеев на паях с администрацией раскошелился, и ходить там стало одно удовольствие. Даже в темноте.

Мистическое сочетание темноты и кладбища нисколько не пугало Славика. Он никогда особо не верил ни в бога, ни в черта. Кроме того, за те шесть лет, что он, срезая приличный угол, ходил по этой дороге, он просто-напросто привык к окружающим декорациям и воспринимал их ничуть не иначе, чем, скажем, фонарные столбы.

Раньше Славик жил в другой части города, имел жену, дочь и собаку. В организации, где он трудился, его уважали и ценили, как первоклассного сварщика. Именно это, в конечном итоге, его и сгубило. С завидным постоянством Славику поступали просьбы, в благодарность за выполнение которых помимо денег он очень часто получал небольшие свертки с выпивкой и нехитрой закуской. Со временем «соточка» водки после рабочего дня стала привычкой, затем превратилась в «пузырек», опустошая который, некогда любящий муж и отец уже не торопился домой, а порой и вовсе не приходил ночевать, проводя ночь то у друзей, то в вытрезвителе. Ни крики жены, ни слезы дочери не могли убедить Славика остановиться. Когда его выгнали с работы, жена, которая до того еще надеялась, что он все-таки образумится, продала обручальное кольцо и отправила мужа на лечение. Возвратившись домой, Славик по-новому поглядел на мир и на всю оставшуюся жизнь пообещал себе в рот не брать спиртного. Восстановился на работе, и жизнь, вроде бы, пошла на лад. А через полгода он сорвался. Стал пить еще злее, с работы снова вылетел, а в ответ на требование жены еще раз пройти курс лечения просто-напросто избил ее и вставшую на защиту матери дочку, хотя раньше никогда не позволял себе даже грубого слова в их адрес. Жена подала на развод, дочь жить с ним под одной крышей тоже не хотела. Чтобы хоть как-то загладить вину, после развода он оставил жене и девочке квартиру и все, что в ней было. А сам, забрав только свои вещи и небольшой телевизор, переселился на дачу, что находилась на окраине города и окнами восточной стороны глядела на городское кладбище. Именно туда, накачавшись паленой водкой, Славик сейчас и возвращался, как возвращался уже шесть изо дня в день пьяных лет.

Доковыляв до центральных ворот кладбища, бывший сварщик остановился и, порывшись в карманах спецовки, нашел ключ. Подсвечивая себе фонариком, он не без труда вставил ключ в отверстие замка и отпер ворота. Помимо основной работы дворником, в прошлом году он пристроился рабочим на кладбище, что кроме небольшой прибавки к зарплате дало ему возможность срезать путь до дома, проходя через калитку, а не пролезая сквозь дыру в заборе. Надо сказать, что, несмотря на пьянство, Славик всегда старался выглядеть более-менее прилично, а доверенную ему работу всегда исполнял как следует и в срок. Кроме того, в течение рабочего дня он никогда не позволял себе больше двухсотпятидесяти грамм водки или двух бутылок вина, чтобы, как он сам говорил, держаться в норме и не допускать дрожи в конечностях. Возможно именно поэтому те, кто не был близко с ним знаком, даже не догадывались о том, что он постоянно выпивший, если только не оказывались с ним лицом к лицу, когда уже никакие средства не могли заглушить его стойкий, закрепившийся с годами перегар.

Миновав ворота, Славик запер замок и бережно спрятал ключ обратно. Немного поразмыслив, достал из другого кармана пачку сигарет, вытащил одну и, сунув ее в рот, прикурил от не сразу пожелавшей загореться дешевой китайской зажигалки. Сделал несколько глубоких затяжек, выпустил дым через нос и, пошатываясь, побрел по белеющей в темноте дороге. Сегодня выпитая им «на посошок» рюмка была явно лишней. Желудок то и дело начинал сжиматься, а какой-то комок будто бы безостановочно двигался по пищеводу вверх-вниз. Время и без того было уже довольно позднее, поэтому Славик решил не тратить часть ночи на то, чтобы, лежа в кровати, успокаивать тошноту, а очистить желудок прямо сейчас. Тем более что впереди, как он знал, через пару десятков шагов будут развалины старой церкви, где можно оставить все лишнее. Свинячить где-нибудь между могил ему почему-то совсем не хотелось.

Последние метры до чернеющих в темноте кирпичных стен Славик почти бежал. Тошнота сделалась уже совершенно нестерпимой, но он, зажав рот ладонью, все-таки успел, спотыкаясь, влететь в кусты и уже оттуда издал глухой горловой звук.

Когда все закончилось, он, несколько раз споткнувшись о валяющиеся на земле куски кирпича, выбрался обратно. Поплевался, отер губы тыльной стороной ладони и снова закурил. В какой-то момент в его замутненном алкоголем мозгу появилось четкое осознание того, что он забыл с какой стороны пришел и куда теперь ему следует идти, чтобы попасть домой. Зажав сигарету между зубами, Славик нашарил в кармане фонарик и стал водить лучом справа налево перед собой, пытаясь определить свое местонахождение. Вдруг справа от себя на границе светового пятна и окружающей темноты, он заметил какое-то движение. Переместив луч правее, он увидел, что возле свежей могилы, там, где только сегодня похоронили молодого парня, кто-то невысокий и щуплый, стоя спиной к свету, перебирает венки.

– Эй ты! Тебе чего там надо, а?! – грозно поинтересовался Славик, решив, что перед ним какой-нибудь воришка, решивший поискать поживы на кладбище.

Странный человек у могилы, как ни в чем не бывало, продолжал свое дело и ни на окрик, ни на свет не обращал ни малейшего внимания.

– Ты там глухой или обдолбанный? Эй, я к тебе обращаюсь! – Славик уже начал выходить из себя и хотел было подойти к этому, скорее всего, малолетнему любителю хозяйничать на могилах с тем, чтобы взяв его за шиворот, все-таки выяснить, чего ему здесь понадобилось среди ночи, но в этот момент он обернулся.

– Тебе чего? – голос паренька как-то неприятно шелестел, как будто слова с трудом проходили между его сухих растрескавшихся губ.

Одет мальчишка был в испачканный землей синий костюм. На белой рубашке тоже были хорошо заметны темные пятна грязи.

– Ты какого кляпа тут среди ночи делаешь? – у Славика вместе с хмелем как-то сразу пропало желание подходить ближе. Ему вдруг внезапно захотелось оказаться где-нибудь подальше отсюда и, желательно, напрочь позабыв сегодняшний вечер вообще и эту встречу в частности.

– Живу я тут, – паренек по-доброму улыбнулся, но от его улыбки по спине почему-то сразу побежали мурашки, – соседи мы с тобой, Славик.

– Ты откуда мое имя знаешь? – голос предательски дрожал, а ладони вдруг стали влажными и липкими. Наполовину выкуренная сигарета выпала изо рта в траву.

– Я не только твое имя знаю. Я еще много чего о тебе знаю. Например, что ты боишься пауков. Ты ведь боишься, а? Ну, скажи, Славик. Боишься? – Голос парня становился все более насмешливым и издевательским, а улыбка все сильнее напоминала оскаленную пасть хищника.

Вспыхнувшие мутным желтым светом глаза улыбающегося ужаса стали последней каплей, переполнившей чашу душевного равновесия Славика. Он сорвался с места и, не разбирая дороги, помчался прочь, натыкаясь на ограды и надгробья, пляшущие в луче мотающегося из стороны в сторону фонарика. Все это время он слышал где-то позади какой-то ехидный нечеловеческий смех и шелестящий голос:

– Славик боится пауков! Славик боится пауков! Боится, боится, боится!

II

***

На заднем дворе школы царили почти полная тишина и спокойствие. Здесь было практически не слышно ни голосов спешащих по домам учеников, ни шума проезжающих по улице автомобилей. Желтеющую жесткую траву пятнали кляксы солнечного света. С деревьев понемногу начинали осыпаться листья. Они отрывались от ветвей по одному – два и медленно планировали вниз, кружась и танцуя в полете. На непонятно зачем поставленной сюда старинной парковой скамье с массивными чугунными загогулинами на боках сидели трое старшеклассников. Девушка и два парня. Сразу бросалась в глаза похожесть их одежды. На всех троих были черные узкие джинсы и черные же футболки с надписями практически нечитаемым шрифтом и черно-белыми портретами каких-то нездорового вида молодых людей. Рюкзаки, сваленные в кучу неподалеку, особым объемом не отличались. Вряд ли в каком-нибудь из них нашлось бы более двух книг и трех общих тетрадей. Любой, кто учился или работал в этой школе, без труда мог бы опознать в скучающей на скамейке троице учеников выпускного класса. Но опознавать здесь их было совершенно некому. Очень редко кто-нибудь заглядывал в этот закуток, образованный забором, задней стеной спортзала и котельной. Именно поэтому это место так полюбилось девушке и двум ее приятелям. Все трое предпочитали находиться здесь, нежели среди без умолку тараторящих одноклассниц и хохочущих, словно молодые жеребцы, одноклассников. Света, Андрей и Максим отличались от них как внешним видом, так и интересами. В отличие от большинства своих сверстников, они не находили ничего интересного в обсуждении одежды, дискотек и новомодных гаджетов. Гораздо чаще они обсуждали фильмы, книги и музыку, которой все трое увлекались. Кроме того – хотя, наверное, это и было тем главным, что объединяло их – у всех троих были проблемы в семье. Проблемы, исправить которые было не в их детских силах. Сами они считали, что их дружба завязалась на почве любви все к той же тяжелой музыке и желании выглядеть так же мрачно, как те, кто ее исполняет. Скорее всего, они даже не догадывались, что все это уже следствия, а причины, как это часто случается, скрыты намного глубже.

Мать Андрея несколько лет назад умерла от рака. Отец, как мог, старался заменить парню обоих родителей сразу, но со временем все отчетливее понимал, что у него, по сути дела, мало что получается. Он видел, как сын с каждым днем все больше отдаляется от него. И хотя они, как и раньше, ездили на рыбалку, вместе делали разную домашнюю работу и смотрели футбол по телевизору, в глазах Андрея уже не было того огонька, какой горел в них до смерти матери. Сын как будто считал отца отчасти виноватым в том, что ее не стало. А может быть и не отчасти и не как будто. Все попытки поговорить откровенно каждый раз заканчивались тем, что Андрей замыкался в себе и вообще переставал разговаривать с отцом.

Родители Светы развелись, и мать привела в дом отчима. Первое время все вроде бы было неплохо, хотя этот лысеющий мужчина с заметным брюшком с первого взгляда не понравился девочке. Не то, чтобы она так уж любила своего родного отца, которого перестала звать отцом с того дня, когда он однажды избил ее и мать, но от отчима Свету порой почти физически тошнило. Тошнило от его манеры разговаривать с ней приторно – ласковым голосом, хотя в его глазах в это время читалась плохо скрываемая неприязнь и чуть ли не ненависть к «прицепу», который пришлось взять вместе с новой женой и квартирой. Тошнило от его привычки потирать руки прежде, чем что-то сказать или сделать. И вообще, он напоминал ей огромного противного слизня, какие в изобилии ползают по гнилушкам и сырым камням, собирая с них плесень и микроскопические грибы. Кроме того, в последнее время у отчима с матерью что-то не ладилось. Что именно – она не знала, да и знать особо не хотела. Гораздо больше ее волновало то, что каждый раз после скандала с отчимом, мать искала любой повод, чтобы сорвать злость на ней, и все чаще в материнских глазах Света видела то же, что и в глазах отчима.

Мать и отец Максима жили вместе, и разводиться, вроде бы, не собирались. На первый взгляд вполне обычная нормальная семья. Но это только на первый взгляд. На самом деле этих мужчину и женщину уже давно ничего не связывало. Каждый из них жил своей жизнью и мало интересовался жизнью другого. Жизнью самого Максима они, по сути дела, тоже не особенно интересовались, но были искренне уверены, что продолжая жить вместе, они делают ребенку лучше, давая ему, возможность вырасти в полной семье. Нравится ли ребенку жить в такой, с позволения сказать, семье, естественно, никого не волновало. Счастье Максиму вместо любящих родителей призваны были обеспечивать регулярно выдаваемые карманные деньги и периодические подарки, большая часть из которых была ему абсолютно не нужна. Например, на последний День рождения он получил спиннинг, хотя никогда в жизни не увлекался рыбалкой. Порой парень думал, что уж лучше бы родители развелись и даже несколько раз пытался сказать им об этом. Но те делали вид, что не понимают о чем идет речь и, пожелав сыну спокойной ночи, уходили спать.

– Ну, как вам наш новенький? – нарушил молчание Андрей.

Максим как-то неопределенно скривился и отрицательно помотал головой:

– Мне он что-то не нравится. Какой-то прилизанный весь, и костюмчик пижонский.

– Вот и я про то. Мажор какой-то. А видали, как наши девки на него пялились. Чуть слюни не пускали, – Андрей поднял уголок рта, что, видимо, должно было означать улыбку.

– Да что вы к нему привязались? Может, он нормальный парень, откуда вы знаете? – Света по очереди вопросительно поглядела на обоих своих друзей.

– Ну, может и нормальный, но мне он все-таки не нравится, – Андрей откинулся на скамейке, вытянул ноги и запрокинул голову назад, давая понять, что разговор окончен, и мнения своего он менять не собирается.

– Что, боишься, что Смирнову уведет? – Света скорчила язвительную гримаску и, подмигнув Максиму, успокаивающе погладила Андрея по плечу, – не переживай, Андрюша, никуда она не денется. Никому кроме тебя эта змея не нужна.

– Пффф, да далась мне твоя Смирнова. Тоже мне, счастье, – небрежно фыркнул тот.

– Ну-ну, – саркастически процедил Максим, перехватив идею Светы, – чего ж ты тогда целыми днями глаз с нее не сводишь? Дырку скоро в ней протрешь такими темпами. И возле ее подъезда я на прошлой неделе видел какого-то парня очень похожего на тебя. Постой-ка, – Максим сделал вид, что пристально разглядывает Андрея, – так это ж ты и был!

– Нигде я не был! Что вы ко мне пристали?! – от расслабленной позы не осталось и следа.

– Да ладно тебе. Признайся – она приходит к тебе во снах, – мечтательно закатив глаза, протянула Света.

– Ладно, Свет, не трогай ты его, – кивнул на приятеля Максим, – а то его сейчас удар хватит. Вон аж покраснел весь, что твой огнетушитель.

Света смерила друга взглядом, словно оценивая степень его покраснения и, видимо, оставшись довольна результатом, ни к кому конкретно не обращаясь, спросила:

– Ну что будем дальше делать?

Андрей, снова откинувшись на спинку скамейки, все еще обиженным голосом напомнил:

– Сочинение на дом задали. «Ваша характеристика главного героя одной из прочитанных за лето книг». Сдавать завтра. А бабуля шутить не любит, сами знаете.

– Делов то, – небрежно махнул рукой Максим, – интернет – великая вещь. Хочешь – тебе сочинение, хочешь – тебе изложение.

– Ага, один ты такой умный, – Света сморщилась и покивала головой, – бабуля у нас, конечно, антиквариат, но не до такой, же степени. Да и вообще, она слишком хорошо знает кто и на что способен, так что сразу поймет, если ты откуда-то сдерешь.

– Ну, тогда пошли сочинять.

И троица, разом снявшись с места и подхватив рюкзаки, неспешно двинулась по домам.

Вслед им из школьного окна, что приходилось на лестничную клетку второго этажа, задумчиво смотрел тот самый новенький, о котором шла речь на скамейке за спортзалом. Сегодняшний день был его вторым днем в этой школе, но он уже заметил тех, кто был ему интересен. Ими как раз и были те трое, что уходили сейчас со двора школы. Было в них что-то такое, что отличало их ото всех прочих. Нет, дело было не во внешности. Внешность была самым последним, чему он придавал значение. Эта девушка, кажется, ее имя Света и два ее друга, одного из которых точно звали Максим, а второго, вроде бы, Андрей, были какими-то другими. В чем была тому причина, он пока не знал, но надеялся скоро выяснить.

– Молодой человек, – услышал он сзади женский голос, – занятия уже закончились, почему бы Вам не отправиться домой?