Глава 10

«После поединка, – говорил Леман Алю, – ты сразу отправишься в Белый замок Харума к избранным. Нигде не задерживайся, на улицах не мелькай. Если тебя кто узнает, слух пронесется сразу. Сейчас охотников за твоей головой в городе, как гнилых зубов в ведре у зубодерга. Они знают все места, где ты можешь появиться. Так что и не думай возвращаться к себе в Красный замок, забудь про меня, и про Астаера, и к отцу во дворец один не суйся. Вечером и я подтянусь к старику, там и решим, как быть дальше. Ты все понял? Я ведь не сделал ошибку, когда решил взять тебя с собой, правда?»

«Если бы ты не взял меня, – отвечал на это Аль, – я бы пришел сюда сам».

В сопровождение Алю эрл выделил троих своих бородачей. Их задача повсюду следовать за ним; находясь, не очень близко, чтоб не выдать, и, вместе с тем, не очень далеко, чтобы в нужный момент прийти на помощь.

Как и томена, охранников облачили в просторные, песочного цвета плащи, с глубокими капюшонами. В таких часто ходили заезжие на рынок фермеры и рыбаки. Теперь в толпе их было не различить. Кольчуги, мечи и топоры были надежно укрыты от чужих глаз.

За боем Аль наблюдал с нижних трибун. Все закипало внутри от злости и обиды, когда профессиональные поединщики Ротриков без особых усилий, и с невероятной жестокостью расправились с гвардейцам Басилов. Он видел, как Леман спорил на балконе с отцом, а потом сбежал с лестницы, отнял у последнего гвардейца меч и вошел в круг, вместо него. Леман для Аля всегда был воплощение бесстрашия, ловкости и силы. В глазах Аля, он непобедим, почти бессмертен, и он никогда не понимал отца, Харума, или того же Астаера, которые всегда пытались оградить эрла от любой возможной опасности. «Леман созидательная сила, – в один голос твердили они. – Это в нем главное. Леман должен придумывать, создавать и строить; растрачивать его живой ум, и интуицию на что-то еще, все равно, что древней арпийской вазой бить мух на стене». Но Аль так не считал. «Трудяг в Харпе всегда хватало, – думал он. – А справиться с поединщиком, с двумя, с тремя сразу – вот особый талант. Быть лучше, сильнее других. Снова и снова побеждать. Доказывать свое превосходство в каждом бою – рискованно, смело, и по-настоящему важно».

Все, кто вышли против Лемана в этот день, расстались с жизнями. И это еще раз убедило Аля, что он прав. «Если бы Леман дрался первым, четверо наших гвардейцев остались бы живы» – с сожалением думал он.

Победы Лемана вдохнули в парня новую уверенность. Поддавшись общему настроению, как и все, он выкрикивал имя своего отца, когда тот спускался к арене. Аль предвкушал скорую победу, но в походке и движениях Эмистана, что-то показалось ему странным. Что-то вдруг насторожило и даже испугало томена. Он больше не кричал как все, подпрыгивая и вскидывая вверх руки. С последним глотком воздуха, внутрь пробралось скребущее болезненное ощущение неизбежного несчастья. Желудок сжался в камень, и режущими нитями потянул на себя остальные органы.

Вцепившись в перила Аль наблюдал за каждым шагом владыки, и когда Эмистан обронил меч, все нити натянулись до предела и сдавили горло.

Владыка вошел в Круг смерти. Трибуны начали стихать, пронесся шепот, повисло молчание, и вдруг, в один миг, вся вселенная взорвалась оглушительным криком отчаяния и боли.

«Убит!» – молнией сверкнуло в голове Аля. «Измена! Предательство!» – толпа заволновалась, колыхнулась вниз, прижимая нижние ряды к солдатам оцепления.

Аль дрожал от злости, кулаки побелели, а лицо стало багровым, будто обдали кипятком. Он еще не понял, что произошло, и точно ли погиб отец, и кто виноват, но где-то там за оцеплением точно было предательство, и надо было срочно туда прорваться, и отомстить, и наказать всех врагов, которые убивают их, хохочут, плюют в душу и думают, что все это им сойдет с рук.

Оцепление прорвали в нескольких шагах от Аля. Его оттеснили, толпа хлынула вниз, и те, кто оказались первыми, наткнулись на мордейские штыки. Здесь, у самой арены своих владык защищали больше тысячи охранников со всех Миров Пятигорья. Ловко орудуя копьями и мечами, мордейцы расправлялись с толпой; они медленно организованно отступали, возводя перед собой баррикады из человеческих тел. Стратегия их была проста и эффективна. Первый ряд воинов сдерживал натиск щитами, а из-за их спин, имея достаточно места, чтоб размахнуться, наносили свои смертоносные удары копейщики.

Верхние трибуны напирали. Толпа вынесла Аля прямо на штыки, и скоро он оказался прижатым к к щиту. Над головой сверкали стальные жала копий. Аль уперся в щит локтями, в надежде выиграть хоть какое-то пространство для маневра. Несколько раз это спасло ему жизнь. Как только копейщик делал очередной выпад, Алю удавалось уклоняться, и копье вонзалось в того, кто оказывался позади. Натиск был таким, что убитые не падали, а продолжали двигаться вместе с толпой.

В какой-то момент у Аля потемнело в глазах, грудь будто сдавило тисками и продолжало сжимать, но к счастью мордейцы не выдержали напора, и отступили, потеряв строй. Аль вовремя смог вытащить свой короткий клинок, и скользящим ударом успел отвести в сторону нацеленное в живот острие чужого меча. Ответным ударом в бок, он убил нападавшего. Щиты снова сомкнулись, но Аль смог подпрыгнуть, и проткнуть шею держащему щит мордейцу. Солдат упал, потянул на себя, и томен вдруг оказался среди врагов. Больше он не контратаковал, только отбивался, но вражеских копий и мечей было так много, что отразить их всех, или увернуться, получалось не всегда. Аль дрался, но мысли были не здесь. Он думал об отце, думал о Стахе, который еще не успел уйти из Круга смерти. И он еще тешил себя надеждой, что сможет вырваться отсюда, догнать его и убить.

В пылу схватки, томен почти не чувствовал боли. Ему сильно рассекли кожу на голове, и теперь кровь заливала правую половину лица, широкий мордейский меч ударил в грудь, и если б ни кольчуга, разрубил бы до позвоночника, а так сломал несколько ребер и рассек плечо. Для одного врагов здесь было слишком много, еще чуть-чуть и Аля порубили бы на кусочки, как тушу теленка на рынке. Но телохранители бородачи подоспели вовремя. Для мечей здесь тесно – не размахнешься, и они пустили в дело свои короткие крепкие горские топоры. Аля оттеснили, и это дало, какое-то время для передышки. Только сейчас он заметил, что харпийская стража уже не сдерживает толпу, солдаты оцепления вместе со всеми атакуют разрозненную пеструю армию девяти Миров.

Нижние трибуны были завалены мертвыми телами, но бой не прекращался, схватка в самом разгаре. Толкаясь локтями и запинаясь об покойников Аль смог пробиться к краю арены. Охранники отстали и потеряли его, но он не собирался никого ждать. Томен двигался наперерез течению, поэтому смог заметить продирающегося следом одетого в черную рясу старообрядца. «Что-то с ним не так, – подумал Аль. Еще раз оглянулся, и понял что с эти божьим человеком все не так. Перебитый нос, исполосованное шрамами лицо, и выбитые зубы. – Этот не из тех, кто всю свою жизнь день и ночь молится Тому который знает, – заметил про себя Аль. – Охотник за головами. Золотой ромб, отточенный нож и дешевое кабацкое пойло – единственные боги, которых он признает».

От стены, до огненного рва дрались только солдаты. Толпа оставалась на трибунах. На противоположной стороне чернели три входа ведущих в подземные залы Арены воинской доблести. Ромульцы, Отийцы, воины Адломы и прочие, уводили туда своих перепуганных владык, одного за другим.

Аль наконец увидел того, кто был ему нужен. Стах уже перебрался через горящий ров, но второпях оступился и подвернул ногу; солдаты личной охраны окатили его ведром холодной воды, и, подхватив под руки, поволокли в укрытие, как дымящееся полено. Эртукийский клинок Лемана, с которым вышел на поединок отец, Стах забрал собой. Аль узнал его яркие неповторимые переливы и особый блеск стали, закаленной самими богами.

– Барахольщик, – процедил сквозь зубы томен. – Красивые цацки любишь. Ты не уйдешь от меня, Стах! – крикнул он. – Я все равно найду тебя! Найду, где бы ты не спрятался, а потом!.. – Аль выхватил из ножен меч, не глядя, с разворота ударил наотмашь, и рассек горло фальшивому старообрядцу, который застыл в трех шагах, с занесенным над головой ножом.

Схватившись за горло, наемник рухнул на колени. Аль удостоил его лишь скользящим взглядом, быстро спрятал меч в ножнах под плащом, и, перепрыгнув через перила, оказался на песке арены. Солдаты сражались повсюду, но для них он был всего лишь горожанин, который оказался не в том месте не в то время. Внимания на него почти никто не обращал, и, больше не впутываясь в драку, уклоняясь от случайных мечей, он помчался на другую сторону арены, надеясь пробиться к коридорам за которыми скрылись владыки, до того как стальные решетки перекроют вход.

Редкое везение сопутствовало Алю в этом не простом предприятии. Солдаты, которые оказывались на его пути, уходили в сторону, падали, сраженные чьим-то копьем, или пробегали мимо, торопясь на помощь кому-то из своих. Когда он вновь вскарабкался на перила, перекувыркнулся и стрелой влетел в черный коридор, никто его не заметил, а уже через секунду дюжина отийцев толпилась у входа, и кто-то запыхавшимся боязливым голосом вскрикнул: – Опускайте решетки!

Аль несся по темному коридору, освещенному редкими факелами, когда решетка позади него звонко стукнулась о каменный пол. Долго она бы не выдержала, небольшое усилие, и люди Лемана, смяли бы ее как разъяренный бык плетеный забор. Но этому не было суждено случиться. Аль не знал, но Харум уже вводил на арену штурмовиков, чтобы остановить бессмысленное кровопролитие.