Сомнобулия

Алабама, Отектвуд 4:50 a.m.

Кори проснулся от холода. Грудь и шея болела. Каждый вдох царапал горло. Кори заснул прямо на крыльце. На кофте осела роса. Кори встал. Потянулся. Запахнулся. Его окружал густой влажный туман. Кори открыл дверь, схватил рюкзак и выбежал за калитку. Видимость – вытянутая рука. Подсвечивая телефоном Кори, пошел по узкой тропинке.

Туман сгущался. Кори смотрел себе под ноги, пока не наткнулся на деревянный низкий забор. Это странно, ведь больница окружена высоким металлическим. Протерев конденсат на очках, Кори увидел, что пришел совсем не туда. Перед ним стояли ряды аккуратных крестов. Кладбище.

– Черт! – выругался Кори и посмотрел на часы. Пять десять утра. Он мог еще спать. Мог почитать.

Кори уже было развернулся обратно, но кладбище манило его. Приключения, неизвестность, адреналин. В десять лет, любая новая улица – это исследования и загадки. В двадцать пять, это духота подземных переходов, пробки и опоздания на лекции. Приоткрыв скрипучую калитку Кори, вошел. Кладбища его не пугали. Это место памяти, скорби и успокоения. Это история. Кори был на кладбище два раза. Первый он был еще ребенком. Умер кто-то из дальних родственников. Второй раз в школе. Его сокурсник погиб в аварии. Оба раза падре читал речь. Женщины плакали, мужчины раздували ноздри.

Здесь туман был гуще. Как в вату, в него можно погрузить руку по локоть.

Дугарт Смит. Любящий отец и почетный шахтер. Тысяча девятьсот шестьдесят девятый – две тысячи первый. Клинтон Эдисон. Отец, муж, солдат. Навсегда. Тысяча девятьсот сорок второй – две тысячи пятый. У могилы лежали увядшие, но не засохшие цветы. Томас Розенталь. Любимый сын. Тысяча девятьсот девяносто четвертый – две тысячи второй. У креста сгнившие плюшевые игрушки, солдатики, машинки. Могила ребенка нагнала на Кори печаль. Он отключил фонарик и поспешил прочь. Кресты располагались все плотнее и плотнее, Кори спешил. Пальцы больно ударились о корягу. От боли Кори потерял равновесие и упал.

Вот теперь он точно проснулся. Его окружала сырая земля. Наверху густой туман.

– Помогите! – завопил Кори, но его никто не слышал.

Восемь футов вверх. Голова у Лоусона закружилась. Он упал на дно ничком, хоть сейчас землей засыпай. Ему захотелось плакать. Зачем он сюда вообще пришел?

Паника нарастала. Кори кричал, рвал землю руками, прыгал. Животный страх зверя, попавшего в охотничью яму.

Звонок вернул Кори в реальность. Незнакомый номер.

– Да! – крикнул Кори.

– Кори, это Алана Колбан. Шварц срочно вызывает тебя к себе.

– Алана, Я на кладбище. Я не могу выбраться.

– Кори, ты заикаешься. Ничего не слышу. Зайди к Шварцу.

Шварц вызывает Кори. После этой фразы вся паника и весь страх отошли на задний план. Общество побеждает природу. Кори уцепился за мокрую землю и выбрался наверх. Он упал рядом с крестом. В бога он не верил, но кому-то говорил: «Спасибо, спасибо, спасибо».

Кори поднял голову. Свежая гравировка на свежем кресте. Верный друг, любящий муж Роберт Харрис. Тысяча девяносто первый – две тысячи девятнадцатый.

Роб. Охранник Роб, от которого осталось лишь пятно на стене в корпусе Д.. Его ждала домой жена. Он, наверное, хотел после смены встретиться с друзьями. Но один удар Моргана Смита перечеркнул все.

Кори прижал к себе рюкзак и побежал.

Он явился в лечебницу весь в земле. Алана обеспокоенно крикнула ему что-то вслед. Мириам отчитала за грязные следы на только что вымытом полу.

– Доктор Шварц, вы хотели меня видеть?

– Да, доктор Лоусон. Есть разговор. Вы в порядке? Вы весь в земле! – доктор Шварц проявил беспокойство и в тоже время брезгливость. Ведь Кори запачкает его кресла.

– Это из-за Моргана Смита? Я виноват. Я не проявил должного контроля.

– Нет. Смит здесь не причем. Он забота дежурного доктора. На вас жалуются сестры и санитары. Вы слишком грубы с ними.

Кори замер, вспоминая, когда это он был груб? Никогда. Он обращался на вы. Говорил пожалуйста.

– У нас мало персонала и много работы.

– Я не требовал от них ничего, чтобы не входило в их обязанности. И если я кого-то обидел, то я не хотел.

– Не нервничай, Кори. Ты новый работник. Конфликтов не избежать. Но я вызвал тебя не поэтому. Доктор Фарелл разрешал тебе вносить свои назначения?

– Да. Нет. Не знаю. Доктор Фарелл заболел. Я взял на себя его работу, я что-то сделал не так?

– Твои назначение подразумевают превышения стандарта койко-дней. И выходят из перечня услуг медицинской страховки. А это деньги. Мои деньги, твои деньги. Зарплаты всех работников зависят от этого. А у всех семьи, дети. В школе тебе говорили совсем другое.

– В школе мне говорили, как лечить. Как выводить из психотических состояний. Как вернуть пациента в общество. Как избежать инвалидизации. Ваши сестры не соблюдают ни одно из правил асептики и антисептики. Ваши санитары оскорбляют пациентов.

– Доктор Лоусон, вы слишком много на себя берете! – Шварц вмиг стер свою напускную заботу. – Пока вы в Отектвуде, будьте добры соблюдать правила и не указывать мне на недостатки, о которых мне и так известно. Если вы не хотите проходить практику, это ваше право.

– Извините, доктор Шварц. Мне стоит написать отказ от практики.

Злоба на лице Шварца, вновь сменилась деревенской добротой.

– Не надо, Кори. Я не буду подписывать твое заявление. Ты не мальчик. Ты будущий врач. Ты должен понимать все нюансы. Медицина тонкая наука. Подумай хорошенько, прежде чем принимать решение. Я надеюсь, завтра увидеть тебя на обходе. Твои назначения верны. И будь я твоим преподавателем ты бы ушел с пятеркой. Но я не твой преподаватель.

– Да, доктор Шварц. Я вас понял. – выдавил из себя Кори. Ему хотелось вернуться в Нью-Йорк и рассказать обо всем в школе. Ему хотелось закрыться, никого не слышать и никого не видеть. Бросить медицину и устроится в Макдональдс. Зачем он четыре года учил фармакологию, если все его назначения противоречат стандартам. Зачем быть доктором, если можно быть менеджером. Зачем лечить, если больные кормят чьи-то семьи.

– До завтра, доктор Лоусон.

– До завтра, доктор Шварц.

Кори вышел из кабинета. Грязная кофта все еще была на нем. И кабинет Шварца, был хуже могилы, в которую он упал утром.

Кори хотелось убежать, спрятаться в туалете и заныть, как это случилось во втором классе из-за первой и единственной двойки.

Но двадцатипятилетнему мужику не престало плакать по туалетам, поэтому Кори просто закрылся в кабинке и закурил. Если кто-то войдет, например, Мириам, то новость, что плохой доктор не только портит им план, но еще и дымит в служебных туалетах, разнесется по больнице.

Лоусон набрал номер сестры. Голос у нее был относительно бодрый, значит недавно встала.

– Привет.

– Рей, у меня проблемы.

– Ты переспал с кем-то из пациентов? – не раздумывая спросила Рейчел и Кори застыл с сигаретой на унитазе.

– Что?! Рейчел, это первое что пришло тебе в голову? Нет! Господи! Нет!

– Разве же это проблема? Семьдесят процентов врачей вступали в интимную связь со своими больными. А отец всея психоанализа дядюшка Фрейд делал это регулярно.

– Причем даже со своей дочерью. Рей! Ни с кем я не спал! – тем не менее от этого разговора Кори повеселел. Вот это было бы действительно проблемой. – Мой куратор ушел в запой вроде как. Я поменял его больным лечение, а главный врач сказал, что они так не лечат. Что видите у них режим койко-дней и им нужен постоянный оборот пациентов, а не здоровые люди. Выставил меня монстром, который отбирает хлеб прямо изо рта детей докторов. Я не для этого учился.

– Спокойно коллега. Вы попали в систему и испытываете диссонанс. Принимайте все как есть утром и вечером. Жить будете до глубокой старости. Именно поэтому я выбираю частную практику и узкую специализацию. Стационары – это большие конгломераты, как эппл или сименс, убивающие индивидуальность и превращающие людей в роботов с нервным тиком и язвой желудка.

– Слишком утопично.

– Я надеюсь, ты не откажешься от практики из-за такого пустяка?

– Минут пять назад хотел. Спасибо.

– Держись там. Пока.

Кори побрызгал дезодорантом следы своего преступления, смыл окурок несколько раз и отправился в кабинет.

Доктор Фарелла он там совершенно не ожидал увидеть.

– Выздоровели?

Без единого слова Фарелл достал вторую кружку с надписью «доктор №1». Разлил остатки скотча, который видимо он пил с утра и доктора молча выпили.

– Почему я делал все правильно, но в итоге остался идиотом?

– Это называется самоанализ.

Кори повеселел. Скотч развязал ему язык. В мокрой кофте стало жарко.

– Ты по земле валялся что ли? – Фарелл заметил грязные руки. Кори и остатки земли на вязанной кофте. – Нашел из-за чего! Мне вот ему на глаза лучше неделю не попадаться.

– На меня даже в детстве мать не кричала.

– У тебя много ассоциаций с детством. Это признак инфантилизма. Ну да ладно. Будем разделять и властвовать! Я буду заниматься корпусом Б. А ты корпусом Д. Делай с ними, что хочешь. Выписывать их не надо, большая часть из них в Отектвуде навсегда. Полисов у них нет. Только барокамеру не назначай. Это платная услуга.

– Я хочу лечить людей. Я не хочу быть надзирателем!

– А я хочу ехать в одной телеге с Джозефом Уилером где-то под Мурфрисборо и слушать как оркестр играет синий флаг Бонни! Но, к сожалению, мне нужно идти на обход и делать кучу выписок. В атаку мой друг!

Атака закончилась так же быстро, как и началась. Пациентов позвали на обед.

Алекс сам взял порцию, сам вставил трубочку в коробку сока. Но Кори не мог его похвалить. Кори шел в корпус Д.

– Здесь занято, – Мириам отодвинула стул почти из-под Кори. – Это место сестры Эдисон.

– А здесь я воду разлил. – сказал санитар Ли.

Кори молча уселся на диван. В столовую вошла сестра Эдисон. Он о ней слышал, но не видел ее. Это была пожилая женщина, худощавая, улыбчивая.

– Приятного аппетита. Ты же Кори? Практикант? Чего сидишь там?

– Места нет.

– А мы сейчас подвинемся. – Ирен быстро организовала место для Кори. Пододвинула ему чашку с конфетами.

– Ты не местный?

– Я из Нью-Йорка.

– Ой я была там в молодости с мужем. Красивый город. Большой. Женат? Детишки есть?

– Нет. Я еще медицинскую школу то не закончил.

– Ну это дело поправимое. У нас тут много девчонок молодых.

– Да я видел.

– Проститутки они все! – сказал Ли.

– Ну ка не выражаться.

– Доктора к нам сослали, он накосячил. – Мейсон гадко улыбался и Кори не мог понять почему. Он ведь ни сделал ему ничего плохого. Они нормально общались и у них не возникло ни одного конфликта.

– Ну и хорошо, что сослали. У нас тут спокойнее и порядка больше.

Кори не слушал, что болтает Ирен. Он пытался найти для Мейсона колкий ответ. И он нашелся. На шее у Ли была дешевая цепочка, от которой на коже оставались зеленые разводы.

– Я тоже был в Нью-Йорке. И в Вашингтоне был. И в Майами. Ничего интересного.

– Ты бы сэкономил на следующем путешествии и купил нормальную цепочку. А то этой у тебя на шее плесень.

– За собой следите! Какая вам разница! – из язвительного шутника, Ли вмиг превратился в фурию. Он швырнул свою кружку на стол и выбежал из столовой.

– Опять выделывается. Не обращай на него внимания. Он человек настроения.

После обеда Лоусон понял, что за развлечение «злить Ли». Он стучал шваброй по решеткам. Оскорблял больных, посылал к чертовой матери сестер, с просьбами сходить на склад или отнести анализы. Под его визг было невозможно работать.

– Как зовут твою маму?

– Деби. Дебра.

Кори смахнул пот со лба.

– Чем ты любил заниматься в детстве? Мне нравился конструктор.

– Алан Дастин. Армия США. Личный номер сто два ноль девяносто два….

Кори хотелось биться головой об решетку. Два слова. Два, за полтора часа. Кори выдохнул.

– Сержант Алан Дастин!

– Я. – немедленно отрегировал Алан.

Лоусон чуть не прыгнул от радости.

– Где вы находитесь, сержант?

–В Алеппо, сэр.

– Черт. Нет. Вы находитесь в США. Отектвуд, штат Алабама.

– Повторяю, я нахожусь в США. Отектвуд. Штат Алабама.

– Можешь отдыхать сегодня, сынок. – разрешил Кори.

Лоусон выдохся, будто весь день таскал мешки с картошкой. На часах было почти три дня, а он осмотрел только одного пациента.

– Давай! Поднимай свою черную задницу и дай мне помыть. – раздался воплю Ли из пятой палаты.

Кори немедленно пересек коридор. Ли стоял возле миссис Бригс. Она замешкалась, и он пнул ведро ей под ноги. Женщина поскользнулась и упала.

– Что ты только что сказал?

– А ты глухой?

– Повтори еще раз, как ты обратился к больной Бригс.

– Не нравится, сам мой! —Ли бросил швабру под ноги Кори и ушел.

– Миссис Бригс, разрешите вам помочь.

Женщина не испугалась в этот раз. Она отмахнулась и поднялась с пола сама, отряхивая пижамные штаны.

– Мейсон всегда называет вас так?

– Черной задницей? Бывает и хуже.

Кори опустил глаза. Он не знал, что делать в такой ситуации. В Нью-йорке, за подобное поведение можно было вмиг вылететь с работы и даже получить арест и штраф. Кори заметил на плече Латаши несколько неглубоких ссадин. Спрашивать он не стал. Латаша и так сделала огромный шаг. Не закричала и не испугалась его.

– Знаете, что мы с вами сделаем с Мейсоном?

– Убьем его. – воодушевленно сказала Латаша.

Кори бы с ней согласился. Но доктор Лоусон достал из папки чистый белый лист.

– Мы напишем на него жалобу. Оскорбление личности, расизм.

– Они не поверят мне.

– Я вам верю. Я все слышал и видел своими глазами. Я вам верю, Латаша. – Кори протянул листок с ручкой и Бригс осторожно забрала их.

Помогать Кори не стал. А то еще подумает, что доктор считает ее неграмотной.

Палата Моргана Смита была пуста.

– А где Смит? – спросил Кори в пустоту. Кто-нибудь да ответит.

– Сдох! – недовольно ответил Мейсон и Кори решил подойти к сестре Эдисон.

– Морган в палате интенсивной терапии.

– Переведите его обратно в отделение.

– Доктор Фарелл ничего не говорил мне об этом.

– Мы с доктором Фареллом распределили обязанности. Он занят корпусом Б. А я работаю здесь. – строго сказал доктор Лоусон. – Заберите больного и историю, когда будете свободны сестра. – добавил Кори.

– Я пошлю санитара с охраной.

– Спасибо, сестра.

– Только нужно забрать его вещи со склада. Я не могу оставить отделение, а Мейсон сегодня не в духе. Заберете его вещи.

«Еще бы я чужие трусы догонял по больнице!» – чуть не сказал Кори, но тут же осекся.

– Договорились, сестра.

Половина третьего. Склад закрывался в четыре и Кори отправился в корпус Ц.

На улице стояла жара. Кори пожалел, что оделся тепло с утра. Эндрю косил траву, распространяя по территории ее прелый свежий запах. Кори вспомнил ферму дедушки и бабушки в Пенсильвании. Там так же пахло.

На складе было прохладно, но пахло отвратительно. Грязные личные вещи просто сваливались в пакеты, подписывались и сдавались на склад. Это Кори знал.

За деревянным столом сидела нескладная брюнетка и листала журнал.

– Добрый день, я доктор Лоусон. Могу я получить вещи Моргана Смита. Сданы были четвертого августа.

– Добрый день, доктор, – кладовщица выпучила на него глаза. – Разумеется.

Кори думал, что она пойдет искать и ему долго придется стоять и дышать этой вонью, но девушка вытащила пакет из-под стола и протянула Кори.

– Распишитесь вот здесь, доктор, – подвинула она к нему толстую тетрадь. – Вы недавно работаете, да? Меня зовут Диана.

– А меня Кори. Очень приятно.

– Я работаю до четырех.

– А я пока все не сделаю. – Кори растерялся.

– Мама сегодня дежурит, а брат будет пропадать в баре. Не хотите сходить ко мне в гости?

Кори хотел провалиться под пол, а не в гости. Его пугали подобные разговоры, пугала настойчивость и пугала Диана.

– Простите, Диана, но боюсь моя девушка не одобрит, мой поход в гости к вам.

– А как зовут вашу девушку?

Этот разговор не шел уже не в какие рамки. Но Кори и так обвинили в грубости. Да и не хотелось обижать эту глупую дамочку.

– Эйприл. Ее зовут Эйприл.

– Она работает в Билле?

– Мне пора. Меня ждут больные, до свиданья, Диана. – прижав к себе мешок, Кори чуть ли не бегом покинул склад.

Моргана еще не перевели. И Кори был этому рад. Видеть его, последнее, что он хотел.

У пациентов настало время прогулки перед ужином.

Прогулка в корпусе Д, отличалась от прогулки в корпусе Б. Там пациенты могли гулять в любое время с одиннадцати до часу и с четырех до шести. Они сидели на лавочках, читали книги на свежем воздухе, прогуливались, встречались с родными, собирали траву и цветы для поделок на творческих терапиях.

Прогулки в корпусе Д выглядели иначе. Брат Гаррисон, два санитара и два охранника выстраивались вдоль коридора. Поочередно они открывали двери палат, надевали на больных наручники, а потом выводили колонной в отгороженный двор. Там они встали по периметру и наблюдали. Долго сидеть нельзя. Долго ходить по кругу тоже. Прогулка продолжалась час. Можно было поиграть в мяч и шахматы, если охрана в настроении, но подобное мало кого из больных интересовало.

– Джо! – Кори подошел к брату Гаррисону. Он стоял смирно. Больных выпускали из палат.

–Джо, могу я присутствовать на прогулке?

– Конечно, док. Только не нервируй их. На улице мы можем не успеть среагировать вовремя, если на тебя опять нападут.

Кори насупился. Видимо нападение Моргана ему будут припоминать все оставшуюся практику. Они вышли на улицу, Лоусон присел на скамейку. Пациенты сделали первый круг. Кори наблюдал за Крашером. Он бодро шел в середине и вдруг начал петь на весь двор:

– По кладбищу гуляю я,

Лежат тут все мои друзья!

Я пришел на кладбище,

Здравствуйте товарищи.

Пациенты оживились. Кто-то подпевал. Тут Чарльз притормозил и выставил подножку одному из больных. Он упал в грязь, чем вызвал всеобщую панику. Охранник засвистел в свисток. Брат Гаррисон принялся разгонять столпотворение вокруг упавшего. А Крашер быстро отошел и сел рядом с Кори.

– Привет, Виски.

– Хорошо поешь.

– Мейсон тебя невзлюбил.

– Мне все равно.