Вскоре вышел сам хозяин из ворот, покрытых золотой фольгой, видимо, взятой из каких-нибудь специфических шоколадок Чарли Вонки. Он был низенького роста, с выпирающим животом и напоминал неказистого беременного гоблина с редкими волосами, слабо золотистого, словно выгоревшего на солнце цвета колосьев. Вышел в одних грязных трусах со следами мочи и в майке со следами кофе; майка обтягивала его отвратительное тело, а хитрый щур смотрел из-под лобья с одной лишь мыслью – пресмыкаться или угрожать. Брутто смотрел на него с не прикрываемым презрением – в его голове новостной лентой бегала фраза «раскроить череп», читая насквозь эту несуразную фигурку. Олег сразу подметил, что из небольшого оконца на них смотрел маленький сын Гуруспийского; он был худощавый, с впалыми глазами. Ленни пытался смастерить из своего лица выражение сожаления, жадно посматривая на ворота цвета золота, а Корнелиус вежливо смотрел в небо, делая вид что не пялится на карманы Гуруспийского.

– Ну и что так долго? – сказал он нарочито заниженным голосом, что получалось у него крайне несуразно, и на двух ударениях он дал петуха.

– Извините, мы тут в первый раз и не смогли быстро отыскать дорогу, – начал было оправдываться Ленни, но как только взгляд этого человека столкнулся с Брутто, он как будто обомлел

– Да ладно, господа! Простите, друзья, я не хотел быть строг с вами. Ничего страшного, товарищи, дурная моя башка, плохо объяснил я вам. Граждане, заходите, заходите, я Гуруспийский.

– Я Ленни, это Олег, Брутто и Корнелиус.

Гуруспийский широко размахивал длинными руками, одна из которых была короче другой, и показывал свои чудаковатые хотелки Ленни. В этом доме было всё, кроме души – того, что делает дом живым. Здесь была башня из диснеевского замка, огромный пластиковый фонтан на участке и всё в таком же стиле, из подручных дешёвых материалов. И самое забавное в этом, что Гуруспийский был совсем не бедным человеком; напротив, он успел в своё время своровать столько денег, что мог бы построить тут настоящий Капитолий и при этом не сильно опустошить свой кошелёк. Но алчность не знает границ, и поэтому он экономил на всём подряд.

Пока Гуруспийский вместе с Ленни обсуждали строительство самой высокой башни в деревне, Брутто и остальные мерно распаковывали рабочие инструменты. Брутто, конечно, ничего особо не умел, поэтому его роль сокращалась до грузчика и подносчика, принеси-подайкина. Олег и Корнелиус были более опытными строителями. Когда к ним подошёл Ленни, они все начали гулко спорить о строительстве сегодня невиданного ранее сооружения. Солнце было высоко, и работа начиналась. Брутто на первых порах, конечно, особо в деле не участвовал, бегал муравьём вокруг более умелых товарищей, подносил инструменты, что-то держал и таскал. Тщетно, но старательно стараясь запоминать азы строительного ремесла.

– Ну, сначала сделаем башню из кирпичей, и на кронштейнах закрепим винтовую лестницу снаружи.

– Да не, так не получится, дружище! Нужно сделать усиление внутри башни – столбы, и на них крепить снаружи, иначе всё это рухнет.

– Да ну, прикалываешься? Мы тут ещё сутки будем впаривать, и так нормально, вот он, мелкий, такой, ничего не рухнет!

Башня была необычным объектом. Строить её было сложно, ребята всё чаще ругались между собой, обсуждая техническую специфику. Обычно загородное строительство попроще – заборы, крыши, бани, да простенькие каркасные дома.

– Нельзя просто приварить целую лестницу на прикрученный железный штакетник. Башня кирпичная, она не выдержит веса человека.

– Ну а что ты тогда хочешь? Как ты хочешь? Эта идея зацепить её сверху, чтобы она не опиралась на бока, а на всю конструкцию… Ты дебил, что ли? – рассеянно ответил Ленни.

– Ты сам дебил, следи за языком!

– А что?

– Так ты баран, бо! – вдруг выдал Олег.

– Пайшоў ты ведаеш куды, хахол! – неожиданно ответил Корнелиус.

– Та з ким так розмовляєш, бульбаш? – вмешался в разговор Ленни.

– Мужики, да вы оба дебилы, честно говоря.

– А ти взагалі не лізь, хто тебе питає? Постійно лізеш, просять тебе чи ні!

– Я, вядома, не супраць, що ти залазиш, але права, ми б самі розібралися, Лэні.

Олег не выдержал и первым оттолкнул Корнелиуса, уже собираясь ударить Ленни.

Но Брутто не дал ему этого сделать, он влез посередине между троицей и мирно, спокойно произнёс, останавливая всех ладонями:

– Гайс, гайс, релакс! Нам не нужно ругаться из-за этой ерунды. Давайте просто обсудим это в самом деле. Сейчас разберёмся с этой башней. Я, конечно, не строитель, но чего ругаться из-за мелочей?

Брутто удачно стоял спиной к окну и не видел того, что видели другие ребята. Гуруспийский, видимо, на что-то разозлился и смачно бил своего сына по лицу, совсем не в качестве воспитания или наказания. Он бил его так, как бьют врагов, с жесткостью и наслаждением. Слушая речи Брутто, они смотрели за его спину, прямо в мутные стекла оконцев, которые не мешали им видеть искры, вылетающие из глаз ребенка при каждом увесистом ударе кулаком. Делал он это весел, насвистывая про себя: «Удар, удар… Ещё удар… Опять удар – и вот Борис Буткеев (Краснодар) Проводит апперкот.» Никто не становится строителем по собственной воле, все они прошли через многое, но даже им стало неприятно и мерзко, от такой неоправданной жестокости. В конце концов, каждый из них подумал: «Да хрен бы с ним, пусть она рухнет даже. Если что, ругаться из-за этого – последнее дело».

– Ладно, давайте доделаем это уже поскорее!

Заключил Брутто, под вздохи окружающих.

Пока ребята обсуждали план, приехала газелька с необходимыми стройматериалами. Олег и Брутто пошли разгружать её.

– Ну как ты, воин, успокоился?

– Ха-ха, да не без этого, да он сам виноват.

Всё-таки они пришли к техническому консенсусу, решили использовать все схемы вместе, и, договорившись об этом, дело пошло на лад. Пока Ленни вставлял балки внутри башни, Олег и Корнелиус прикручивали лестницу сверху и устанавливали кронштейны, Брутто бегал внизу, подавая материалы и инструменты, иногда помогая Ленни внутри. Уже ближе к вечеру стало понятно, что сегодня они должны успеть закончить самую высокую башню, и им ничего не было страшно. Колокол церкви вдалеке зловеще отрубил вечерний звон. В этот момент появился Гуруспийский.

– Эко, вы быстро, конечно, ребята!

На его кулаке ещё осталась кровь, а с лица не сходила блаженная улыбка. Брутто удивился, а у Ленни сжались губы. Олег лишь неудовлетворённо покачал головой.

– Ну да, сегодня уже закончим.

– Это да, явно успеете. Даже не рассчитывал, что так быстро. Легко это дело оказалось, я смотрю.

Задумчиво произнес он и продолжил

– Как насчёт скидки всё-таки?

Гуруспийский нарочито смотрел только на Ленни. По-своему он был интересным человеком: вот смотришь на него и думаешь: «Чмо-чмом». По всему списку, как же он дожил до своих лет и был ли чуть ли не самым богатым в деревне?

А дьявол кроется в деталях. Гуруспийский сразу вычислил Брутто и в разговоре стоял так, чтобы полностью исключить его вид из пространства вокруг. А на Ленни он начал наседать, тут же определив его как жертву. На дьявола он, конечно, не тянул, а вот за сына его вполне мог сойти.

– Эй, так не пойдет, у нас же договор, всё-таки! – выступил Ленни, несмотря на свой простецкий характер.

– Да вы и опоздали с утра, просто, знаете ли, – грубовато произнёс Гуруспийский.

– Нам платят за сделанную работу, а не по суточно! – вступился агрессивный Олег.

Гуруспийский загадочно развёл руками и вновь ушёл, а ребята изрядно напряглись, перестав строить башню и объявив бессрочный перекур до выяснения обстоятельств. Словно ежи, они сидели вокруг своего скраба и курили одну за другой, мрачные и опечаленные.

– Кинет, сука! – дёргано произнёс Ленни.

– Кинет, сожжём дом! – зловеще произнёс Олег.

Брутто молчал, ему было обидно, и он пал духом. Первый же заказ и настоящее кидалово. Живот подло урчал, напоминая хозяину о своём существовании, а золото забора завистливо мозолило глаза. Он уже думал украдкой что-то вынести из этого чахлого царства. Корнелиус же с явными намерениями бродил по участку, а Ленни сидел подавленным.

Гуруспийский, при всех своих недостатках, не был дураком и понимал, что такие вертлявые движения с его стороны в этом случае не останутся безнаказанными. Видимо, поэтому вскоре вышла молодая жена Гуруспийского загорать в сад в одном тонком прозрачном халатике. Она щеголяла прямо на глазах у рабочих, которые украдкой переглядывались. Наконец, она распахнула халат, полностью голая, легла на шезлонг, поглядывая и улыбаясь на рабочих. Дух перехватило у всех, Брутто замешкался вместе с ними: в голове его быстро проигралась грязная сцена, а потом её перебила неприятная пятизначная цифра. После этого он недовольно усмехнулся и в его голове пронеслось «Мерзко».

– Это я так полагаю вместо денег, – недовольно произнёс он.

– О, вот ж, а я-то думал, чёрт! – смущённо почти шепотом проговорил Ленни.

– Ну и ублюдок, конечно! – гневно вторил Олег.

– Да ладно, мужики, не самая плохая идея. Всё-таки мы и вправду опоздали, – разочарованно произнёс Корнелиус.

– Шлюхи дешевле стоят, – подытожил Ленни.

– И что делать теперь? – возник риторический вопрос.

– Момент.

Брутто, испытав все возможные эмоции одновременно, просто налился праведным гневом и резкими шагами подошёл к жене Гуруспийского. Она, извиваясь и улыбаясь, смотрела на него. Развалившись, она валялась на шезлонге, таком же причудливо вычурном, как и всё вокруг, украшенном псевдозолотыми головами то ли львов, то ли драконов. По одному на каждый подлокотник, по одному на каждую из четырёх ножек, и ещё один над её головой. В руках у неё был пластиковый жёлтый стакан.

– Привет, красавчик! Погожий денёк, – улыбнулась она своими гнилыми зубами.

Брутто схватил её за запястье и со злостью выдернул, заставив силой встать, жадно кидая взгляд на её грудь, но больше смотря с ненавистью в её глаза.

– Ты сейчас идёшь к своему мужу и говоришь, чтобы он вынес деньги. Мы доделываем башню и уезжаем. Если он не выйдет через 5 минут, то скажи ему, что я лично сожгу его дом вместе с тобой и с ним заживо. Поняла?

Он ещё сильнее сжал её руку. Гнев и ярость охватили его, и он сам чувствовал себя словно пламя. На её руке остался след, словно ожог.

– Да, – кратко и безмолвно произнесла она. Но совсем без страха: она спокойно отошла от него в сторону дома, а Брутто увидел на её голых бедрах синяки. Он чувствовал, как теряет контроль, что-то прищёлкнуло в нём. Он никогда не был сильно смелым или шибко дерзким, но сейчас он чувствовал, что да, он сделает это и многое другое. Он ещё раз ощутил это чувство: ему нечего терять, у него никого нет, он один в заброшенной глуши, которой и на картах нет. Что ему? Если он погибнет, его посадят или ещё что-то, никто не будет горевать о нём или вспоминать. От этой мысли ему стало легче дышать.

Жена забежала в дом, было слышно, как Гуруспийский возмущённо вскрикнул. Потом он выглянул в окно, а на него сквозь мутное стекло, смотрел тяжёлый и холодный взгляд Брутто, подсвеченный тлением сигареты. Гуруспийский спокойно вышел с деньгами и молча с опущенными глазами передал их Брутто. Ошарашенные ребята молча уставились на эту драматическую сцену. Брутто, получив деньги, медленными шагами с высоко поднятой головой вернулся к своим, усмехаясь уголками губ и размахивая наличностью.

– Давайте уже доделаем всё и валим отсюда нахрен!

Наступила могильная тишина, ничего не было слышно, лишь изредка из дома доносились тихие всхлипы – то ли женские, то ли детские. Работа была доделана молча и без разговоров. Работать с теми, кого ты ненавидишь неприятно, но работа это же просто работа, только бизнес и ничего – так наверно думали, и те ангелы что строили ад, «надо значит надо», «приказ есть приказ». Бабилевская Башня Гаруспийского вскоре была готова, и она действительно возвышалась над всем в округе. Ленни отошёл на минуту, Гуруспийский выбежал, глянул на башню, сказал «хорошо» и убежал обратно в дом, несуразной перебежкой, пошмыгивая и дергая носом. Они также молча сели в машину, которая от этого слегка просела.