Цитаты из книг автора «Арина Цимеринг»

Когда люди сталкиваются со сверхъестественным, они чувствуют опасность — но не могут ее объяснить. Дети не могут рас­сказать о том, что их напугало. Взрослые, пытающиеся рационализировать страх перед вещами, которых не должны бояться.

Лес был виден из любого места в этой деревне, из каждого окна, с любой улицы. Словно все здесь с умыслом построено так, чтобы не давать никому забыть, кто на этой земле главный.

Норман обвел улочку взмахом руки. — Знаешь, Кейтлин, мы тут гуляли по вашей деревне и всё не могли понять: а где тыквы? Неужели пастор Бирн запрещает вам и дома украшать тоже? Это привело ее в недоумение: — Простите? Тыквы?.. Норман тут же спохватился: — О, прости. Это мой американский империализм. Тыквы — это у нас, в Америке… Изначально это была репа, верно? — История про пьяницу Джека! — обрадованно улыбнулась Кейтлин, наконец поняв, о чем он говорит. — Вы про День Всех Святых? У Нормана всегда очень легко получалось завязывать знакомства. Люди по большей части ему нравились, и у него никогда не было проблемы разговориться с незнакомцем в баре, на улице или в автобусе: как оказалось позже, это сильно помогало в его работе. — Самайн, — согласился Норман. — Да, я про него. Кейтлин вздохнула: — Пастору не нравится это название. И он не разрешает нам проводить празднества. Жечь костры, даже на Белтейн. В этот день мы отмечаем… — Праздник святого Иосифа, — подхватил Норман. — Вы и это знаете? Вы католик? — сначала оживилась она, но затем осеклась и с опаской спросила: — Не протестант? — Все верно, я католик, — успокоил ее Норман. — Думаю, у нас и здесь, у вас, много общих праздников. Рождество? Пасха? — Кейтлин кивнула. — День святого Патрика? Его и в Америке отмечают. — Правда? — Это обрадовало Кейтлин. — Пастор Бирн очень любит День святого Патрика. Правда, он не одобряет, что мужчины уходят пить в амбар, но — она, явно забавляясь, пожала плечами, — все делают вид, что не замечают. А на следующий день просто устраивают выходной.

Всё, что мы здесь видим, не то, чем кажется. Лицо Купера было сосредоточенным, хотя внутри у него плескался испуг. «Он боялся того, что делает, — поняла Джемма. — Он словно… Пытался кого-то обмануть». Мы все собрались здесь, запечатлены здесь, остались здесь, ждем здесь, заключены здесь. Джемма протянула руку, и Купер схватился за нее, стиснул холодными пальцами. Ей казалось, что мысли должны зазвучать громче, отчетливее, но они стали тише. Превратились в испуганный шепот. Мы будем заходить в этот лес снова и снова. Будем искать ответы. Искать выход. Искать тебя. Потом — возвращаться сюда, в ночь на этом утесе, в сгоревший дом. Видеть твои сны. Впускать тебя в свои. Раз за разом. Взгляд Купера остекленел. Просыпаясь по утрам, мы будем видеть то, чего не должны. Слышать вещи, которых не может быть. Ощущать то, чего не существует. Мысли стали сбивчивыми, прыгали, вырываясь из стройного ряда, и Джемма силилась сохранить концентрацию, чтобы они продолжали звучать в ее голове. Мы встретим мертвое, притворяющееся живым, и живое, притворяющееся мертвым. Джемма зажмурилась. Мы отдадим первенцев и возьмем золото. Мы станем камнем, по одному за каждое деление круга. Мы будем ключом, поворачивающимся наоборот. Мы — молот, разрушающий статую. Он не контролирует их, — поняла она, сжимая руку Купера. Это не мысли, это… Мы вой­дем в лабиринт и будем идти против хода солнца, спускаясь всё глубже и глубже, пока пути назад не останется. …и вправду предсказание. И, пока мы будем блуждать в потемках, зима вступит в свои права. Джемма распахнула глаза. А начавшись… Купера перед ней больше не было. …она уже никогда не закончится.

— Разбираешься в кельтской истории, мальчик? — Совсем немного. — Голос Нормана звучал с неподдельным энтузиазмом. — Я не специализировался на кельтской культуре в университете, но кое-что знаю. Самайн, Имболк, Белтейн и Лугнасад, — перечислил он, а затем, отпив из кружки, невзначай спросил: — Две недели назад как раз прошел Самайн, верно? — Прошел Самайн, — повторила старуха. По ее тону не было понятно, согласилась ли она с Норманом, или это показалось ей чушью. Она покачала головой, а потом схватила клюку и поднялась со стула. — Самайн. Имболк. Белтейн. Лугнасад. Это ты верно назвал. Она будто рассердилась на Нормана за что-то: может быть, он задел ее языческие чувства? Любопытно. Джемма бросила на Кэла я-же-говорила взгляд. Вот видишь! — Но это не праздники, Норман Эшли, историк по образованию, — отрезала она. — Это четверти года. Тебе нужно было лучше учиться.

— Новый год уместнее было бы начинать не в середине зимы, а в ее конце. В кельтской традиции это Белтейн, верно?

— Мы католики, — неловко улыбнулся ей Брадан. — Мы празднуем Рождество. Пастор Бирн не одобряет светских праздников. — Конечно, — отозвалась бабка. — Бирн не одобряет. Новый год, говорит он, наступает тогда, когда рождается этот мальчишка, Йошуа. — Она резко фыркнула. — А законы природы для него пустой звук!

Очеловечивать монстров опасно — и он уже понял, что по этому пункту провалился. Но еще более опасно испытывать к ним расположение.

Долина Гила, Нью-Мексико. Руины Бангарам, Индия. Святилище Тофет, Тунис. Холатчахль (гора Мертвецов), Россия. Аокигахара, Япония. Хэйчжу (долина Черного Бамбука), Китай… Такие места известны по всему миру с древности. Жуткая слава некоторых шла впереди них, а о каких-то почти никто не слышал — но каждое из этих мест обладало рядом характерных особенностей, и все они входили в совершенно особый класс объектов. Зоны критической аномалии.

— Житницу сдают врагам, когда охранять уже нечего.