Цитаты из книги «Замок Броуди»

Мэри подняла глаза и обомлела: Ренвик отклонился в сторону от большой дороги и, не подозревая об этом, вез ее теперь по той самой тропе через еловую рощу, где она заблудилась в ночь грозы. С застывшим лицом смотрела она на деревья, снова окружавшие ее. Теперь они не качались под натиском урагана, не падали с оглушительным треском, вырванные с корнем, а стояли тихо, мирно, в ясном спокойствии. Лучи яркого солнца пробивались меж темных ветвей угрюмых елей, делая их менее угрюмыми, инкрустируя золотом колючие ветви, рисуя на прямых сухих стволах нарядный узор из мерцающего света и тени. Проезжая через этот лес теперь, в безопасности, в удобном экипаже, Мэри содрогнулась, вспоминая, как, истерзанная, беременная, пробиралась здесь ощупью во мраке, спотыкаясь, падая, как проколола руку острым суком, как ее преследовали бредовые видения и голоса – и никто не видел ее, не слышал ее зова. Слеза задрожала на ее реснице, но, крепко вонзив пальцы в длинный рубец на ладони, словно для того, чтобы это напоминание о ее мужестве в ту ночь придало ей силы, она не позволила слезе скатиться и обратила взгляд на долину, открывшуюся внизу, когда они выехали из леса. А вот и ферма, куда она добралась тогда. На ярко-зеленом фоне сочного луга виднелся дом, а неподалеку от него – низенький сарай, приютивший ее измученное тело. Белые стены прикрыты сверху желтой соломенной крышей, из единственной трубы поднимается дым и длинной, тонкой голубой лентой тянется к небу. Мэри с усилием отвела глаза и, пытаясь овладеть собой, сидела очень прямо, в напряженной позе, глядя вперед, а уши Тима качались и расплывались перед ее помутившимся взором. Ренвик, вероятно, инстинктивно почувствовал, что молчание Мэри вызвано каким-то внезапным приливом печали, и долго не говорил ничего. Только когда они перебрались через вершину Мэркинчского холма и перед ними внизу открылась спокойная, сверкающая гладь Лоха, он сказал тихо: – Смотрите, какая красота и покой!

из головы у нее не выходил неожиданный взрыв гнева со стороны Несси, лишнее доказательство той душевной неуравновешенности, которая тревожила ее в сестре с самого дня приезда.

Мэри с новым беспокойством поглядела на сестру. Уж очень не похожа была эта притворная самоуверенность и раздражительный тон на обычную простодушную кротость и ласковость Несси.

– Ты знаешь, что я ничего ему не скажу, – ответила Мэри, растерянно глядя на сестру, с некоторым удивлением наблюдая эту внезапную перемену настроения. Действительно ли Несси верила в свой успех, или она только старалась скрыть тайный страх провала?

Как сегодня идет работа? – Великолепно, – ответила Несси несколько сдержанно, с натянутым видом, странно противоречившим ее словам. – На всех парах! Не знаю, что это на меня нашло только что.

– Ничего он тебе не сделает, Несси, – возразила Мэри твердо. – Теперь я здесь, и тебе бояться нечего. Я буду подле тебя, когда мы узнаем результат, и, если он попробует хоть пальцем тебя тронуть, тем хуже для него. – А что ты можешь сделать? – сказала Несси сквозь слезы. – Ты говоришь так, как будто тебе важнее дать отпор отцу, чем мне получить «Лэтта».

Но Несси была так взвинчена, что никакие уговоры на нее не действовали, и она разразилась слезами. – Тебе все равно! – истерически всхлипывала она. –

– Хотелось бы делать гораздо больше. Если бы я могла помешать тебе экзаменоваться на стипендию! Но это невозможно. – Не говори так! – торопливо перебила Несси. – Ты знаешь, что я должна непременно ее получить. Я только об этом и думаю вот уже полгода, и, если бы мне пришлось теперь отказаться от нее, у меня бы разбилось сердце. Я должна ее получить. – А тебе в самом деле хочется продолжать учение в университете? – спросила Мэри с сомнением. – Ты только подумай, сколько я занималась, – ответила Несси с волнением. – Как меня заставляли работать! Неужели же все это пропадет напрасно? Надеюсь, что нет. Я так теперь втянулась, что, если бы и захотела, не могу остановиться. Иногда у меня такое чувство, как будто что-то меня держит крепко и тащит вперед. Мэри, видя нервное состояние сестры и пытаясь ее успокоить, сказала ласково: – Ну, теперь уже все скоро кончится, Несси, не думай об этом. Передохни денек-другой, не переутомляйся. – Как ты можешь говорить такие вещи! – с раздражением воскликнула Несси. – Ты знаешь, что мне все нужно повторить, знаешь, как это важно. Эта третья книга еще плохо укладывается у меня в голове. Я должна… надо вколотить ее туда, как гвоздь, чтобы она там осталась и не выскочила. Меня ведь могут на экзамене спросить как раз из этой книги, а ты говоришь, чтобы я не занималась! – Тише, тише, родная, не волнуйся! – умоляла Мэри. – Как тут не волноваться! – горячилась Несси. – Я сижу и выматываю себе мозги над книгами, а ты воображаешь, что мне достаточно прогуляться в университет и попросить, чтобы мне дали «Лэтта», а потом принести ее домой в кулаке, как шоколадку. Нет, это не так просто, уверяю тебя! – Да полно же, Несси, деточка, успокойся! – уговаривала ее Мэри. – Не сердись, я ничего подобного не думала. – Нет, думала! Все так думают! Думают, что если я способная, так мне все легко дается. Они не знают, сколько труда я потратила на эту подготовку. Сколько меня заставляли работать. Это может с ума свести!

Неужели же все это пропадет напрасно? Надеюсь, что нет. Я так теперь втянулась, что, если бы и захотела, не могу остановиться. Иногда у меня такое чувство, как будто что-то меня держит крепко и тащит вперед.

Отцу нравилось, когда она так говорила, он потирал руки и одобрительно улыбался ей, а ей было приятно, что она угодила ему. Она будет скрывать от него свои сомнения так старательно и ловко, что он никогда их не заметит. Она знает, как надо поступать, она ведь умница. Так Несси разбиралась в собственной душе, восторгаясь собой, поздравляя сама себя, и ей казалось, что она видит, как текут ее мысли с чудесной плавностью, как они несутся подобно сверкающим, шумящим волнам ослепительного света.