Он не назвал своего имени.
Высокий, сутулый, в куртке с капюшоном, который не снимал даже в жару, он шагал уверенно, не оборачиваясь. За его спиной – четверо. Их шаги звучали по-разному: лёгкие, глухие, сдержанные. Но все – настороженные.
Они прошли мимо стоянки, свернули за здание с блеклой вывеской, где даже кондиционеры не работали, и остановились у старого тёмного фургона. Он открыл заднюю дверь и кивнул. Словно спрашивал не: «Готовы?», а: «Понимаете ли вы, что делаете?»
Они молча зашли внутрь. Без слов. Без лишних взглядов. Дверь закрылась. Защёлкнулся замок.
Мотор загудел. Тьма за окнами казалась густой, как жидкость. Фургон тронулся.
Внутри ни света. Ни музыки. Только низкое урчание двигателя и слабое вибрирование пола.
Вика сжимала лямку рюкзака и смотрела в одну точку – на белый след на стенке фургона. Саша проверял, работает ли планшет – сеть отсутствовала. Артём сидел, уперевшись лбом в ладони. Антон думал о том, как странно: страх уходит не в момент опасности, а тогда, когда принимаешь её как данность.
Через полчаса они поняли: дороги больше не существует. Окна – полностью чёрные. За ними не мелькало света, фар, вывесок. Ни одного фонаря, ни одной машины. Лишь пустота.
Фургон будто плыл в ином пространстве.
– У меня сбился компас, – тихо произнёс Саша, смотря на экран.
Антон достал свой навигатор. Он медленно вращал стрелку, будто в панике. Север исчез. Координаты не обновлялись.
– Это уже началось, – пробормотал Артём. – Пространственный сдвиг.
– Что ты имеешь в виду? – Вика попыталась сохранить спокойствие.
– Когда системы отказываются верить, что вы всё ещё в этом мире.
Впереди загорелся тусклый красный огонёк. Проводник дал сигнал – тишиной, не поворачивая головы.
Фургон остановился.
Дверь открылась. Холод ударил в лицо, несмотря на жару. Это не был ветер. Это было отсутствие температуры. Воздух – без запаха, без вкуса, без цвета.
Они вышли.
Перед ними стояло здание – квадратное, бетонное, обветшалое. Ни табличек, ни окон. Только дверь из чёрного металла.
Проводник вытащил из кармана маленький ключ, вставил в замок и медленно открыл дверь. За ней – узкий коридор с лампами под потолком. Стены облезлые. Пахло сыростью, пылью и чем-то… древним.
– Здесь мы ждём, – наконец сказал он. Голос – хриплый, будто давно не пользовался речью.
– Ждём чего? – спросила Вика.
Он не ответил. Просто сел на железный стул у стены.
Комната напоминала бункер. На стене – старый экран с радаром, неработающий. На полу – пыль, но не обычная: она не поднималась в воздух, даже когда по ней шли. Столы с закреплёнными крюками. Блокнот, исписанный странными формулами. Язык – неизвестный.
Антон нашёл схему. Похожа на карту. Отметка – красная точка. И рядом – надпись от руки: "Точка 0. Стена – 3 км."
– Завтра утром, – сказал проводник. – Идти будем пешком.
– Почему не сейчас? – спросил Саша.
– Ночью она слышит лучше, – ответил он. – А днём… может закрыть глаза.
Он не объяснял, кто она. Никто не стал спрашивать.
Они легли спать прямо на полу, под головы – рюкзаки. Но никто не спал по-настоящему. Каждый лежал с открытыми глазами и ощущал: завтра – момент истины.
Точка 0 уже близко.
Утро выдалось странно серым. Небо не было ни пасмурным, ни ясным. Воздух – тёплый, но будто выжатый из запахов и ветра. Всё напоминало ту зыбкую паузу между вдохом и выдохом, когда всё ещё может измениться.
Проводник стоял у выхода из бетонного убежища. Его лицо почти исчезло в тени капюшона. Он не сказал «пора» – просто открыл дверь и шагнул в пыльную равнину.
Они пошли за ним.
Местность была плоской, сухой, будто из неё ушли все цвета. Земля – белёсая, потрескавшаяся. В траве не стрекотало, не пело, не шевелилось. Даже собственные шаги звучали приглушённо, словно под подошвами не пыль, а сукно.
Антон первым заметил это:
– Слышите?
– Ничего, – ответил Саша, но взгляд у него стал настороженным.
– Вот именно.
Тишина здесь была не природной. Не той, что бывает в лесу или в пустыне. Это была тишина, где что-то исчезло. Как будто звук был отключён.
Спустя двадцать минут Вика резко остановилась:
– Там.
Все подняли глаза.
На горизонте, в мутной дымке, появилась линия. Абсолютно прямая. Горизонтальная. Как будто чья-то рука провела идеально ровную черту по небу. Ни возвышений, ни изломов. И – никакой перспективы. Она не приближалась. Но была.
– Это она? – спросил Артём.
Проводник не ответил.
Они продолжили путь.
GPS-маршруты давно замолчали. Компасы вращались. Фотоаппараты не включались. У Вики дрожали руки. У Саши – лицо побледнело, он остановился, вглядываясь в горизонт.
– Она двигается?
– Нет. Это мы.
С каждым шагом всё менялось. Воздух становился гуще, будто на глубине. Появился едва уловимый гул – низкий, ритмичный. Он не шёл извне. Он бился внутри черепа, как ток по костям.
Антон почувствовал, что сжимает кулаки. Ногти вонзились в ладони. Это не страх. Это древнее чувство: порог.
Когда до Стены осталось не больше трёхсот метров, они остановились. Не сговариваясь. Просто – ноги больше не шли.
Она выросла перед ними: гладкая, как зеркало, но не отражала ничего. Цвет – серый, но не как камень или металл. Скорее – как забвение. Высота – без конца. Грани – без краёв.
Она не была построена. Она присутствовала.
– Она не похожа ни на что, – прошептала Вика. – Я… будто уже была здесь.
Саша шагнул ближе. Протянул руку. И остановился.
Проводник наконец заговорил:
– Руки к ней не прикасать. Это будет… переход.
– Переход чего? – спросил Артём.
Проводник посмотрел на него. Лицо его было серым, выжженным временем.
– Себя.
И тогда Стена издала звук.
Не громкий. Не гул. Не звон.
Скорее – воспоминание о звуке.
Каждый из них услышал в этом нечто личное:
– Вика – голос матери, зовущий из-за дверей.
– Артём – шорох листов плана, который не дали ему завершить.
– Саша – как отец хлопнул дверью в день, когда ушёл навсегда.
– Антон – биение сердца в пустой квартире.
Они отшатнулись. Проводник не шелохнулся.
– Она знает вас, – сказал он. – Всех. Она была здесь до того, как вы родились. И будет после.
– Тогда почему нас пустили? – спросил Саша.
– Потому что вы – трещина в границе. И вы выбрали шагнуть.
Перед ними – прямая гладь Стены. Словно не барьер, а гладь воды, на которую нужно наступить, чтобы узнать: несёт ли она тебя… или поглотит.
Солнце медленно клонилось к горизонту. Тени вытягивались. Тишина сгущалась.
– Завтра, – сказал проводник. – Откроется дверь. Если вы захотите.
И ушёл – вглубь равнины, не оборачиваясь.
Они остались у Стены.
На пороге.
Ночь пришла быстро, как будто кто-то выключил свет. Без заката, без полутонов – просто мгновенное погружение во тьму.
Они разложили вещи у подножия Стены. Никаких палаток. Только покрывала, термос с водой, и странная решимость в каждом из них. Проводник исчез, не оставив ни следа, ни обещания.
В небе – ни звёзд. Воздух – без движения. Земля – молчаливая. Весь мир казался подвешенным, как сон между снами.
Антон сидел, прислонившись к рюкзаку, и смотрел на Стену. Бесконечную. Она больше не пугала. Она смотрела на него – да, смотрела, хотя у неё не было глаз. Антон почувствовал, как внутри поднимается вопрос, и он даже не знал, кому он адресован:
«Ты помнишь, кто ты был до того, как стал взрослым?»
И тогда перед ним вспыхнула сцена – он, мальчик, лет семи, стоит в квартире родителей, один. Тишина. Время остановилось. И в этой тишине – обещание, что за стенами что-то есть. Что пустота – не пуста.
Он не помнил этого. До этой ночи.
Вика сидела на земле, ноги поджаты, руки прижаты к груди. Рядом лежал её блокнот. Она открыла его – и увидела, что на одной из страниц, где был пустой лист, теперь появился рисунок.
Её мать. В точности, как она выглядела в последний день. Стоит спиной. Уходит… внутрь стены.
Вика не рисовала это.
Линии были чужие. Тонкие. Угловатые. Но безошибочно узнаваемые.
Она закрыла глаза – и увидела движение. Внутри Стены. Кто-то там есть.
Она почувствовала: завтра будет выбор. Не пройти сквозь неё, а войти внутрь себя. Если хватит сил.
Артём сел немного в стороне, будто боялся быть частью общего круга. Он пытался отвлечься – перебирать вещи, проверять приборы, считать до ста. Но гул в голове не утихал.
Он смотрел на Стену, и та, кажется, менялась.
На её поверхности возникли контуры зданий, которых не было. Всплыли силуэты людей – искажающиеся, прозрачные. Один из них – очень высокий – подошёл вплотную… и исчез.
– Это не камень, – прошептал Артём. – Это память. Она живёт.
В ту секунду он понял: если пройти внутрь, он встретит не мир, а то, что он когда-то забыл. И, возможно, не хочет помнить.
Саша лежал на спине, сложив руки под головой, и смотрел в небо, где не было ни одной звезды.
– Красиво, да? – сказал он, как бы ни к кому.
– Пугающе, – отозвался Антон.
– Это одно и то же, – ответил Саша. – По-настоящему красивое всегда чуть-чуть страшно.
Он вспомнил разговор с отцом, тот последний, о котором молчал всю жизнь. Тогда отец сказал:
«Когда подойдёшь к Стене – не стучи. Слушай.»
Он прислушался. И услышал.
Гул. Нет, голос. Внутренний. В нём были все: мать, отец, друзья, сам он. И этот голос говорил не словами, а чувством:
Ты готов. Но не уверен. Это нормально. Стена не требует смелости. Она требует правды.
Под утро почти не спали. Лишь закрывали глаза и видели… внутренние миры.
Кто-то плакал. Кто-то говорил во сне. У Саши было кровотечение из носа. Вике казалось, что к ней кто-то прикасался.
Антон сидел до самого рассвета, пока линия горизонта не окрасилась в тёмно-розовый, и вдруг понял:
В Стене кто-то дышит.
Медленно, тяжело, но живо.
И когда небо посветлело, произошло нечто.
На гладкой поверхности Стены, прямо перед ними, распахнулась дверь. Без шума. Без вспышки. Просто появилась. Не открылась. Существовала.
Тьма внутри была плотной. Но… не пустой.
Проводника нигде не было.
Они посмотрели друг на друга.
Настал момент, когда каждому нужно было сказать себе:
Да. Или нет.
Дверь.
Она не сияла, не звала, не угрожала. Просто была.
Не металлическая, не деревянная, не сделанная из материи этого мира. Её поверхность – тьма, в которой угадывались движения, похожие на дыхание, или волну, или мысль. Каждый из них почувствовал: Стена теперь смотрит внутрь них.
Они переглянулись. Антон шагнул первым.
Когда он переступил порог, его не встретила темнота. Наоборот – ослепляющий белый свет, но не резкий, а гладкий, как поверхность воды, отражающей солнце. Он стоял… в комнате, похожей на ту, где прошёл его первый день жизни. Не та, что запомнилась – та, что была забыта.
На полу – мягкий коврик. В воздухе – запах мыла и молока. Он слышал голоса – мамы и отца. Они разговаривали о нём, как о ком-то далёком.
Он не мог пошевелиться. Не мог дышать глубоко.
– Что ты здесь забыл? – спросил голос, словно изнутри.
Антон хотел сказать: путь, смысл, истину. Но понял: он ищет разрешение жить, а не объяснение.
Комната исчезла. Он стоял на серой платформе – и в каждой её клетке была его жизнь. Одна клетка мигнула. Другая – погасла.
Он пошёл дальше.
Вика вошла – и оказалась в лесу.
Но это не был обычный лес. Все деревья были сделаны из листов бумаги. Их стволы – страницы. Ветви – строчки. Листва – обрывки писем и рисунков.
На одном дереве – её детские каракули. На другом – дневник матери. Дальше – письма, которые она никогда не писала, но думала.
Из-за деревьев вышла женщина. Неясная, словно вырезанная из тумана.
– Ты всё ещё зовёшь меня? – спросила она.
Вика хотела броситься к ней, но ноги вросли в землю.
– Или ты уже поняла, что зовёшь себя?
И лес начал рассыпаться. Листья полетели вверх, страницы – вниз. Вика закрыла глаза, и когда открыла – стояла на вершине серой лестницы, ведущей в пустоту.
Она пошла вниз.
Внутри Стены не было ничего. Пустота. Но не тишина – а эхо шагов, которых Артём не делал. Он оглянулся – и увидел себя.
О проекте
О подписке
Другие проекты