Цитаты из книги «Ларс фон Триер. Контрольные работы»

Быть больным значительно выгоднее: в этом амплуа человек творческой профессии может позволить себе немало безнаказанных немотивированных действий.

Желавший как лучше идеалист своей непримиримостью несет миру разрушение и боль

В фильме «Рассекая волны» идеалистов двое. Один из них тоже врач, доктор Ричардсон, единственный интеллигент в фильме, наблюдающий за больным Яном и влюбленный в его жену Бесс. Он желает блага обоим, но со временем, получив отказ от желанной женщины и познакомившись с маниями Яна, становится инициатором перевода Бесс в Эдинбург – там ее должны навсегда изолировать от мужа, поставив на учет у психиатра. Таким образом, желающий добра идеалист толкает героиню на последний решающий шаг в ее мученическом пути к искуплению и смерти. Ян, первоначально кажущийся сильным телом, но не духом, оказавшись привязанным к больничной койке, тоже начинает проявлять себя как идеалист. Желая счастья молодой безутешной жене, он искренне толкает ее в объятия других и тем самым лишь указывает ей путь на плаху. В этом фильме Триер исследует добро, так часто ведущее ко злу, а лучшего воплощения этого вектора, чем идеалист, не существует.

по Триеру, идеалист не верит в Добро и Зло. Он старается быть терпимым ко всем, объяснять все происходящее объективными причинами и не принимать ничью сторону. Но, по мнению режиссера – и эту позицию в крайне радикальной форме обосновывает Катарина Хартман в «Европе», – наихудшими негодяями становятся именно те, кто перестал отличать Хорошее от Плохого. Идеализм и гуманизм в фильмах Триера ведут к катастрофе; Зло находит возможность использовать это смещение ценностей. Большее сочувствие у режиссера вызывают те, кто борется за свои убеждения, пусть даже ложные, считая свое дело правым, а противника – исчадием ада.

Грейс не может сознательно творить свою судьбу, как это делают Бесс, Сельма и Карен; она неизменна и призвана выявить склонности остальных. Таким образом, модель персонажа функционирует схоже с «золотым сердцем», однако есть и принципиальное отличие: у Грейс нет иного мотива, кроме концептуального противостояния отсутствующему на сцене отцу, а жители Догвилля интересуют ее лишь как «люди вообще».

Все трое кажутся слабыми – одна придурковата, другая слишком тиха и скромна, третья бесправна и слепа, – но на поверку оказываются чрезвычайно сильны. Все трое приносят себя в жертву. Триер вновь спорит с христианской этикой: «Золотым сердцем» движет не принцип, а конкретный мотив – благо близкого человека.

«Золотое сердце» действует как лакмусовая бумажка – ее бескомпромиссность проявляет истинную суть окружающих, не способных столь радикально обнаруживать свои чувства и отдавать себя. «Золотым сердцем» никогда не движет логика или идея – только эмоции. Так, Бесс противоречит себе, отдаваясь малопривлекательным прохожим, но отказывая в любви симпатичному доктору, а Сельма отказывается рассказывать об истинной подоплеке своего преступления, чтобы держать сына в неведении и не вызвать у него шок, что ухудшит его зрение. Интуитивное осознание правильного пути – главная тайна «золотого сердца», двигающая интригу всех фильмов трилогии.

Ведь он не только жесток, но и не в меру высокомерен и зол. Лишь он один держит других животных на цепи и низводит до животного состояния себе подобных, что и происходит с Грейс, посаженной на цепь и сравниваемой жителями Догвилля с домашним скотом.

Творить настоящее добро возможно одним-единственным образом: бескорыстно, не думая о себе. Так поступает Бесс, спасающая Яна, так поступают и Сельма, мечтающая вылечить своего сына Джина, и влюбленный в нее Джефф, и ее подруга Кэти. Что же касается Грейс, то ее доброта приносит вред всем, поскольку в основе этой доброты – не чувства, но концепция.

Герой «Антихриста» и Селигман из «Нимфоманки» совершают один и тот же просчет: апеллируя к доводам разума, они пытаются убедить женщин в том, что их природа не может стремиться к злу. И в каждом случае реальность опровергает их логические выводы.