– Прости, госпожа, мою наглость, – начал он, – но, полагаю, мы оба профессионалы. Потому перейду к конкретике, поскольку мы наверняка ее любим и ценим…

– Спросишь ведь, что вы здесь делаете, а?

– Да. И что делаешь тут ты, госпожа.

– Никакая я не госпожа, не с той поры, как овдовела благодаря собственной вооруженной ножом руки! Я Ловчая, как ты – ведьмак. Нас определяет наша профессия. А что до причин, из-за которых вы тут пребываете… Присутствующий тут Казмер – человек рассудительный. Не наказал вас за устроенный скандал, да к тому же заметил, что вы можете помочь в решении нашей… проблемы.

Говорила она быстро, говорила громко и небрежно, но из-за фасада простоты проступали знаки благородного происхождения: акцент, слова, поза того, кому по факту рождения принадлежат честь и слава.

– Мы не устраивали скандалов специально, – сказал Геральт. – Я попросил группку милсдарей, чтобы те успокоились и опамятовались. Они не послушались. Это была самооборона.

– Ведьмачья самооборона – это почти нападение, – заметила Ловчая. – Но не бойтесь! Этот жрец и мне был немил. Не слишком-то он приязнен к женам, от коих требовал покорности да скромности. Казмер как страж закона может говорить иначе, но жрецу головомойка и десяток-другой горячих прописаны были, как карлику ходули. Однако ж прежде, чем мы перейдем к делам, можешь ли ты, Казмер, организовать какой еды? Для нас и моих людей. Умираем от голода. День был длинным.

Распорядились насчет еды, слуги забегали вокруг стола, и между Ловчей и Геральтом с Лютиком мигом вырос редут мисок и строй кувшинов.

– Если речь не о наказании, – продолжил терпеливо Геральт, – остается лишь проблема замка и ночных огней.

– Казмер, ты им показал?

– Так точно. Они видели.

– Вы видели. А я, ведьмак, знаешь ли, только-только оттуда возвратилась. Из целый день тянувшейся попытки добраться на вершину, к замку. Жестокое фиаско. Бродить по кустам и обрывам, по грязи и зарослям, да еще та птичья зараза.

– Казмер не вспоминал о том, что уже дойти до замка – граничит с невозможностью.

– Потому что не граничило. Пока не появился в нем огонь. Прежде чем птицы во всей долине не начали впадать в амок.

Геральт заколебался. Он не любил неизвестности, особенно в делах, где он сам был экспертом. А как ни посмотри, он до сих пор не видел общего элемента для всех этих событий, их связующего звена.

– Ты – Ловчая, – сказал он. – Значит, ловишь. И говоришь с ведьмаком. А значит, хочешь за чем-то поохотиться. За чем-то, что напугало всех птиц в окрестности. За чем-то, что плюется огнем в небо, как усевшийся на хребте драконище.

– Не дракон, но близко. Меня начинает веселить твоя осторожность в суждениях, ведьмак. Вроде бы ты и знаком с постконъюнкционной фауной, но, похоже, не знаешь, что таится в старой крепости?

– Не знаю. Действительно не знаю.

Ловчая отсалютовала ему кружкой так резко, что пролила на стол.

– Рарог, – сказала она.

Лютик приподнял бровь, но продолжил сидеть тихо. Скорее из-за незнания, чем нежелания говорить.

– Рарог – это миф, – решительно сказал Геральт. Он утомился, весь этот ералаш ему надоел. – Как раз один из тех, у которых нет реального соответствия и которым нет объяснения. Потому что рарогов не существует.

– Золотые драконы, – фыркнула Ловчая, – тоже якобы не существуют. А я такого видела.

– Правда? – вмешался Лютик. – И где это?

– Да на зерриканских границах, в землях драконопоклонников, где расцветают их культы.

– Поверю, когда сам увижу, – отрезал Геральт. – Да боги с ними, с драконами, не о них речь. Рарогов, повторюсь, нет.

– И с чего бы ты настолько непоколебимо уверен, а, ведьмак?

– С того, что ни один ведьмак ни разу не встречал рарога.

– Так сильно доверяешь рапортам своих собратьев? Погоди-погоди. Поскольку с ведьмаками меня единит миссия убийства чудовищ, я вполне неплохо ориентируюсь в вашей непростой истории. И знаю, что некогда ведьмачьи школы не ладили друг с другом. Ты, например, волк, а значит – Каэр Морхен. Я угадала?

– Да.

– Видишь! Мы довольно много друг о друге узнали! Еще чуток – и станем сравнивать шрамы, а, поверь, у меня их найдется пара-другая, тут и там, эх! Возвращаясь к теме… Ведьмаки из Каэр Морхена могли никогда не встречать рарога. Но уж ведьмаки из Повисса, из школы Кота, имели побольше счастья.

– Есть какие-то задокументированные случаи?

– Есть слова очевидца.

– Я бы не доверял Котам. Многие из них закончили на тропе наемных убийц. А у многих помутилось в башке. Если бы я сам поговорил с тем свидетелем, с глазу на глаз, как один ведьмак с другим ведьмаком…

– Такого сделать не получится, – скривилась Ловчая. – Бедолага скопытился в какой-то дешевой корчемной поножовщине. Но его словам я доверяю. Рароги существуют. По крайней мере существовали. Некогда. И снова станут существовать. Скоро. Это вовсе не пустая мечта, что истает, как осколок льда в ладони. Один как раз проклевывается на вершине горы.

– Мифы, сказки, чудеса на палочке.

– Чудеса, чудеса, и жестокие чудеса. Но поверь, Геральт, чудеса случаются. Обычно как раз тогда, когда их не ждешь. Теперь у нас есть преимущество, используем же его. Придушим чудо в зародыше, прежде чем оно явится людям.

– Рарог! – не выдержал Лютик. – Помню, вспоминаю! А чтоб меня, вот это история! Чудеса, мать его, истинные чудеса! Ведь рарог – не что иное, как жар-птица!

– Жар-птица, верно, – подтвердила Ловчая. – Вот так энтузиазм! Вот так запал! Но по ведьмакам, холодным профессионалам, чудеса стекают, как вода с гуся…

– Гуся? – фыркнул Лютик. – Да они и сами как эти гуси. Только и гогочут одну и ту же песню: это чудовище такое, то – сякое, этого не трону, то вымирающее, это – неопасное, а вон то – и вовсе не существует. Не удивляйся Геральту, госпожа. Он всегда такой. Не поверит, пока не пощупает. Но если не хочет говорить, то я с удовольствием заполню лакуну! Итак, вообразите себе, что я знаю то, чего не знают ведьмаки! Я готов помочь в охоте…

– Лютик, – прошипел Геральт.

– …потому что я, как заслуженно гласит слава обо мне, являюсь специалистом по легендам и мифам.

– Лютик!

– Спокойно, Геральт, – прервал его с достоинством бард. – Выкажи же немного жертвенности.

– Я на это рассчитывала, – призналась Ловчая. – Калики перехожие, старые няньки и виршеплеты – это неисчерпаемая сокровищница легенд и быличек о любых чудесах. И в каждой из них может скрываться истина.

– Лютик, ты минуту назад и понятия не имел, о чем речь…

– Сбило меня название «рарог». Зато о жар-птице – о, о ней я слышал. Всякий бард знает балладу о жар-птице и драконице, о Баал-Зебуте в теле гада, который сражался с рарогом за владение миром. О ветре южном и северном, о возникновении пустыни Корат… Хм, дай-ка покопаюсь в памяти… Жар-птицы рождаются из драконьего яйца, закаленного в вечном огне подземелий и текучих скал… Сперва подбрасываешь его в птичье гнездо во время новолуния, потом приносишь жертву всесожжения, а на гари сам берешься за высиживание яйца. Пока на девятый день не откроются Девятые Врата Бездны, и тогда в мир приходит жар-птица. Владычица небес, страх птиц, госпожа огня…

– Перестань, Лютик, – кисло сказал Геральт. – Ты сейчас кажешься даже не виршеплетом, а старой нянькой.

– Я правду говорю! Ну, чуть приукрашенную!

– Да ерунда.

– Правду балладную, уж извини.

– Я и говорю. Да ты сам подумай, о чем болтаешь. Удивительно, чтобы такой вид вообще мог выжить и развиться.

– Ха, думаешь, подсек меня? А вот и нет. Потому что, видишь ли, этого вида, собственно, и нету. Но он был. Наверняка был!

Их обмен фразами Ловчая выслушивала с явным удовольствием.

– И что же еще умеет эта жар-птица, согласно певцам, а? – спросила она.

– Она – владычица любых птиц, суверен широкого неба, конкурировать с которой может лишь трубадур, успокаивающий птиц песнью…

– Да хватит уже, – оборвал его Геральт. – Мы что, собрались сказки рассказывать?

– Нет, – Ловчая моментально посерьезнела. – Мы собрались сказку убить.

– Господин Казмер, – отозвался ведьмак. – Ты внимательно прислушиваешься. Не считаешь все это несмешным фарсом?

Стражник покачал головой.

– Хотел бы, господин ведьмак, и должен бы. Но видывал я, что видывал. Не токмо огонь. Как госпожа Хеврот сперва сказанула, что оно там – рарог, то я себе подумал: «рарог-шмарог, посказушки одни да дурость дурная». А потом отправился с первой экспедицией на гору. Как проводник. Боги, что там было! Мало того, что столп огненный да тьма переливчатая, так еще и птицы нас атаковали.

– Хотите сказать, что птицы не дали вам добраться до замка?

– Точно так оно и есть, – кивнул Казмер. – Обезумевшие птахи. Ровно так же обезумевшие, как и в клетках Птичника. Целыми стаями пикируют с небес – клювы, когти и визг. А там идти непросто, потому как единственная дорога-то – тропка узенькая и открытая, – по-над пропастью ведет.

– Стало быть, никто не видел этого… рарога.

– Нет, – ответила Ловчая.

– Лютик. Уходим. Это не вопрос цены. Мы тут просто ни к чему. Поблагодари за ужин и…

– Сидеть!

Ловчая подтвердила свои слова ударом кружки в стол.

– Сидеть! – повторила, чуть ли не взрыкивая.

Геральт не сел. Лютика же это вылезшее вдруг из мешка шило так удивило, что он онемел.

– Значит, вот оно как, – кивнул ведьмак. – Значит, не дружеская беседа, предложение либо просьба. А просто угроза.

– Я пока ничем вам не угрожала. Видите ли, я настолько не рассердилась.

– Взаимно.

– Спрячь-ка свою гордость во вьюки, ведьмак, и сядь, если я приказываю! Смотри, чтобы не оказалось это твоим последним желанием.

– Господин Казмер. Как понимаю, уважаемая госпожа Ловчая не может приказывать другим постояльцам Чудовенки…

Стражник откашлялся, опустил на мгновение взгляд.

– Не может, конечно. Но действует она для блага нашего закутка. Потому-то – лучше вам ее послушать, господа. Для собственного блага.

Геральт осмотрел затененные углы. Разбойники Ловчей подпирали стены. Все неподвижные – до времени. Ждали только приказа действовать. Потом ведьмак заглянул в глаза Ловчей: прищуренные, пронзительные, выжидающие.

Под их взором Геральт сел.

– Я должен вам помочь.

– Да. Вы оба.

– Лютика мы в это мешать не станем.

– Он только что доказал, что обладает важными сведениями об интересующем нас… явлении. А также – определенной компетенцией, необходимой, чтобы взобраться на вершину. Учитывая же его репутацию, он наверняка отправится с тобой, ведьмак, в логово чудовища. Верно, господин виршеплет?

– В-верно, – выдавил из себя Лютик.

– Мы отведем вас на гору. Первым твоим заданием, Геральт из Ривии, будет найти дорогу.

– И отчего же мне это удастся лучше, чем предшественникам? Почему не магу?

– Магу? Ха! Я – Ловчая. Это моя добыча! Не отдам ничего магам!

– Они наверняка заметили огонь и зарево.

– А как же, заметили. К счастью, в этом году тут нет важных персон. Пока нет. А прочие решили уступить моим уговорам и авторитету здешней власти. На гору не суются. Но скоро начнут, а потому я требую поспешности.

– Маги имеют свой интерес, так пусть будет ведьмак, у которого интереса нету, да? Я не всесилен. Не сумею справиться с чудом.

– У ведьмаков свои методы. Эти ваши Знаки, нет? Ваши эликсиры. А кроме того, у тебя есть певец. А певец, как гласит та самая легенда о жар-птице и драконихе, может отогнать направляемых волей рарога птиц.

– Я не верю в волю рарога. И не верю в легенды.

– Тихо! Твое второе задание – нейтрализация угрозы.

– В рарога я тоже не верю, а потому…

– Мне нет дела до твоей веры или неверия, потому что я-то знаю, что он там – есть! И не рарога ты должен убивать, но того, кто желает его напустить на наш мир.

– Человека.

– Верно.

– Птичника.

Геральт угадал точно. Впрочем, и загадка-то не была слишком сложной.

– Птичник! – вскинулся Лютик. – Ну да! Те, на ярмарке, болтали о нем, что… Один из торговцев готовит миру жар-птицу?..

Ловчая сплюнула, и выражение лица при этом было у нее мерзким.

– Торговец, – фыркнула. – Дурак. Одержимец! Не знает, с чем связался. Стал хозяином проклятого яйца, которое я выслеживала через половину Зеррикании и в полях Хакланда. Оно из храма Баал-Зебута, украла его банда отчаянных парняг, а потом яйцо добралось аж сюда. Сюда, где чудесам приходит конец, где они станут оценены и проданы.

– Благородная миссия, – без особой иронии заявил Геральт. – Однако есть немало «но». Особенно одно: я-то ведьмак, не наемный убийца.

– Чудовище, тварь, человек… Для тебя и правда есть разница? Мы оба номинально убийцы неестественных тварей. Охотимся на них, но есть на нашей совести и люди. Разве не так, Мясник из Блавикена?

Ведьмак не покраснел; бледнеть ему тоже было не с руки: бледным Геральт был всегда. Но она все равно заметила изменение на его лице.

– Не переживай, ведьмак, – фыркнула Ловчая. – У многих из нас на совести грешок человекоубийства найдется. Так, очередной аргумент для того, чтобы вы рассудительно и осознанно выбрали сотрудничество со мной. Вы когда-нибудь слыхали это имя: Висельница? Ха, по лицам вижу, что слыхали. Так представьте себе, что эта попавшая под инфамию^[6] Лесничая, преследовательница духобаб и беглых эльфов, замирительница нелюдей – это именно я. Так как оно будет? Поможете мне в охоте или предпочтете стать на ней зверем?

– Зверь, – внезапно отозвался Лютик, удивительно гордо, – может и укусить, когда его загоняют в угол.

Говоря, поэт поглядывал на Геральта, ища поддержки. Не нашел. Ведьмак просчитывал шансы. Вспомнил, что говорили о Висельнице. Были это рассказы, наполненные криками и плачами, пожарами и кровью.

IV

«…как тебе наверняка известно, мой Читатель, несмотря на то, что я принимал участие во всем том вертепе с жар-птицей в главной роли, никогда не сложил я балладу, прославляющую ту страду. Причина была прозаичной и простой, хотя и не простецкой – виной всему оказалась травма, серьезная болесть и дурные мысли, что окружили меня после нашего восхождения на гору подле Чудовенки. Мысли эти связаны были с моим искусством, поскольку я, как поэт и бард, сыграл ключевую роль в тех чреватых последствиями событиях. Но, не опережая факты, начну с того, что предшествовало форсированному маршу.

Посоветовавшись с Геральтом, мы согласно решили, что нет у нас выхода – надлежит поступить согласно завуалированным приказам Великой Ловчей, которую мысленно принялся я тогда называть Великой же, однако не Ловчей, а самкой пса. И вот, решили мы как можно быстрее отправиться к подножью горы.

Перед тем как покинули мы Чудовенку, повстречались мы с девицей из лотка сего таинственного Птичника; хотя все еще встопорщенная и довольно неловкая, благодаря моему и ведьмаковому заступничеству она немало похорошела. Более того, имела для нас и ответную благодарность, а именно, двухзвездный амулет, якобы символ Баал-Зебута, мрачного божества с Востока. И как после оказалось, она тоже знала легенду о рароге и о том, как одолел его дракон – манифестация того божка.

Геральт, как обычно, подарка принимать не хотел. Я же выказал куда больше такта и заставил его взять медальон, горячо поблагодарив и заметив, что жрец по имени Карась, поймай он девушку на обладании такими-то аксессуарами, точно приказал бы дать ей батогов. Она, молодка решительная, ответила, что нам стоило бы не нарекать, а поблагодарить, да и что Карася уже нету. Исчез, как и ее хлебодатель, сиречь Птичник.

О нем же могла она нам рассказать немногое: как он нанял ее с неделю тому, сразу после того, как сам-один въехал в Чудовенку вместе с крылатой своей свитой. Был это интроверт, любящий свою интровертность и на каждом шагу защищающийся от попыток влезть в его безопасный кокон; иными словами – одиночка, грубиян, ворчун и хам. Плохой он был человек – так она нам сказала. И пожелала нам, уходящим, удачи.

Увы, как видно, пожелание ее не помогло, поскольку удачи-то нам не хватало.