«Иного не знаю достойней богатства…»

 
Иного не знаю достойней богатства —
Сквозь беды мечтами в зарю прорываться,
И споря с собою, решая сомненья,
Эпохи и сердца в ней слышать биенье.
 
 
Любовь и надежды записывать в святцы
И с верою в счастье душой не расстаться.
В слезинках галактик растаять молитвой,
Обратно вернуться рассветом разлитым…
 
 
Без зависти в сердце, в душе без злорадства,
На облаке белом землей наслаждаться,
Пусть трудно, но вместе с любовью и верой
Жить в светлом… Но только не в черном и сером!
 

«Мы – каждый себе – выбираем дорогу…»

 
Мы – каждый себе – выбираем дорогу,
По ней и шагаем… И в небе кружим…
И выбор, оставленный Господом Богом,
Потом назовется дорогой души.
 
 
…Гуляют ветра в ширине небосвода,
И душам дорогой к свободе они…
Нам Богом чрез души дается свобода…
И нам выбирать, как прожить свои дни.
 

На паперти
Нина Есипенко. Украина, г. Черкассы

От автора:

Родилась в 1947 году на руднике Бутугычаг Тенькинского района Магаданской области. Филолог. Музыкант. Играю в бисер.

© Есипенко Нина, 2016

«На паперти синеющего неба…»

 
На паперти синеющего неба
пустынный Свет, мерцающий в тиши:
о, светлый Бог! единственная треба
взыскующей приятия души.
 
 
Мой путь земной прозреньем изначальным
отмечен был, сомненью вопреки:
на паперти, пред куполом венчальным
коснусь Твоей протянутой руки.
 
 
О светлый Миг! Земное упованье
томительно и суетно душе:
предвечное, сердечное избранье
меня коснулось памятью уже.
 

Соната Снег

Из лирики бригАнтов.

Мона Лета, Март Чекан

 
Занавеской пурги убаюкана снежная память,
одинокость мечты превозносит непрожитый миг.
В нежном городе снов расстоянье измерить шагами
невозможно-легко, словно пламя расплавит шаги.
 
 
Снова ночь переходит границы земного уклада,
снова снег за окном воскрешает любви голоса.
В нежном пламени губ поцелуйная зреет соната
невозможно-легко, словно время парит на весах.
 
 
Я скажу тебе слово, которому нет назначенья,
кроме нежного-нежного-нежного-нежного сна,
бесконечного сна, бесконечного снега свеченья
невозможно-легко, словно первая в жизни весна.
 

«Звенела ночь… В ушах метался шар…»

 
Звенела ночь… В ушах метался шар,
на стенки черепа пугливо натыкаясь…
По комнатам, рассеянно шатаясь,
бродил кошмар.
 
 
Маячил бред… Не накреняя губ,
оцепленных метельной лихорадкой,
он чью-то тень высвечивал украдкой
и гнул дугу.
 
 
Потерян ключ… Настройщик удручен,
он слышит, что рояль звучит нечисто…
Но не в ответе за режим артиста
ничей поклон.
 

«Боль моя!..»

 
Боль моя!
Капризный ветер
гасит чувственные свечи
дружбы и тепла…
 
 
Свет не вечен,
снега плечи
окрыляет каждый вечер
боль моя…
…Пришла?
 

«Она пришла – и я воскрес, не помня пытки…»

 
Она пришла – и я воскрес, не помня пытки
ее волос, ее небес, ее улыбки…
 
 
Она вошла – и я забыл, откуда родом
моя печаль, моя тоска, моя невзгода…
 
 
Она искала – и нашла, и ей не нужно
земного дня, земного сна, земного мужа…
 
 
Я все учел и все пойму, но только дайте
в полночный час при свете глаз сказать «Прощайте…»
 

«Она не хочет уходить…»

 
Она не хочет уходить,
моя зима, моя находка…
Я как утопленная лодка
у снежной бури на груди!
 
 
И бесконечной чередой
взмывают волны – и стекают…
Но памяти не окликают
и не грозят уже бедой.
 
 
Как будто жизнь – уже прошла,
а смерть – еще не наступила:
пришла, погладила, спросила —
и усомнившись – отошла.
 

«Не забегай, не убегай, не слушай ветра!..»

 
Не забегай, не убегай, не слушай ветра!
последним снегом дышит май, последним снегом…
 
 
Я не хочу, я не хотел такой свободы!
пуржит, пуржит над перекрестком непогода…
 
 
Ты поглотил мой срок, мой путь, апрельский ветер!
твоим порывом задохнусь, как первой встречей…
 
 
Не дай мне сдохнуть от тоски, погода мая!
я так желал ее руки, и так желаю…
 
 
Пойми, ветрюга, я не зверь, я весь из глины!
я не хочу таких потерь, бесполовинных…
 

«Много…»

 
Много
дней
и ночей
шел я
к тебе
навстречу —
не узнавая
прохожих,
не ведая
чисел
и лет.
Теперь
из моих
шагов
можно
сложить
к
о
л
о
к
о
л
ь
н
ю
—
и слушать,
как ты играешь
путь мой
без нот, наизусть.
 
 
что говоришь ты, Мона?
что поют твои руки?
твой неотступный взгляд
всегда в мою сторону светит,
где б ни стоял я молча,
картину твоей улыбки
в душе воскрешая…
 

«Я томилась негаданной встречей…»

 
Я томилась негаданной встречей,
озарившей миражную даль.
О мой путь – между снегом и вечностью
на поющих любви проводах…
 
 
Но туманным дождем, не нарочно
намокает полетность крыла.
То ли связь между нами нарушена,
то ли просто любовь умерла.
 

Соната Памяти
(венок сонетов)

Эпистола и балет!

Трое кратно Окно

Остекленил плен;

Нервно и налегке

Единоверцу всех…

Часть I

 
Этюд
полночный
изобильно
светел
тревожным
откровеньем муки
лика:
ах,
или
богом дан?
ах, или
ливень
еще не смолк,
танцуя на ветру?
 

1

 
Горит Октябрь любви воспоминаньем…
листочки, словно флаги на ветвях,
разбросаны с уходом второпях, —
любовью ль это? или любованьем?
Каким-то свежим вновь очарованьем
дохнул закат в березовых лучах —
так значит, праздник Солнца не зачах!
неистощимо леса дарованье…
Примолкли птицы, только крик сорок
пророчит теплым дням недолгий срок,
вещает снегопада приближенье;
растет запас моих цветных свечей,
готовится иное наважденье
в тумане дней и шорохе ночей.
 

2

 
В тумане дней и шорохе ночей
приходит к нам нежданная тревога
и словно пес, садится у порога,
скулит и воет – слезы из очей.
Я призову к тебе моих врачей,
пускай подлечат старенького дога,
а если будешь плакать слишком долго —
я приглашу знакомых палачей.
Мой верный пес, печаль моя земная,
не надо выть, твои невзгоды знаю,
взгляни: какая полная луна!
ни звука… Спит медведь, уснул ручей;
лишь тишина – пронзительно слышна
и чистый Голос, явственно Ничей.
 

3

 
И чистый Голос, явственно ничей,
Поет невыразимые красоты,
берет недостижимые высоты —
нет, не Алябьев! Нет, не Соловей!
Не надо мне спасительных огней,
оставьте в ульях восковые соты —
не в первый раз, не в пятый и не в сотый
проглянет тьма из-за святых дверей.
Душа моя не в храме обрела,
а в суете – два праведных крыла;
но этот г о л о с… Тайный и греховный…
непостижимый, чистый и верховный,
поющий об угаданном желанье,
манит меня последним упованьем.
 

4

 
Манит меня последним упованьем
нелепая и дерзкая мечта:
твой путь пересечет моя верста
и с ног собьет негаданным свиданьем.
Я знаю – время правит расстояньем,
а временем разлука иль рассвет;
давно утрачен мной иммунитет
в стремленье духа слиться с мирозданьем;
Давно истлевших ликов ликованьем,
бессонных лет тревожным начинаньем
мне грезилось виденье наяву:
скулит метель… с тоскливым подвывньем…
и ждет, когда отчаясь – позову
я именем Тебя или названьем.
 

Часть II

 
Туман плывет,
ревниво
огибая
еще горючий
куст
рябины пленной…
ах, в городе
твоем
навеки
осень,
оранжевые
кудри
новой стыни
о гиблых снах…
 

5

 
Я именем тебя или названьем
не потревожу, память бередя —
пускай другие на слезах дождя
о встречах забавляются гаданьем.
Меня ж почтило лето назиданьем
искать свои приметы загодя —
в стихах и письмах строки находя,
звучащие далеким предсказаньем.
Но в чем последний искус, в чем испуг?
на символе каком сомкнется круг?
мелькают предо мной в потоке дней
машины, шины… Горные вершины…
а может, просто – веточку крушины
запечатлею в памяти моей.
 

6

 
Запечатлею в памяти моей,
как будто в амбразуре сновиденья —
пальбу войны в зеленом отдаленье
и взмыленные крупы лошадей.
А сердца стук больней-больней-больней,
предчувствую последнее сраженье,
и вот он, взрыв!.. Немое пробужденье,
и лица озаренные друзей.
В который раз – смертельное рожденье!
но вслед за тем я слышу мертвых пенье:
о сколько их погибло в миг борьбы!
когда тебя на копьях пронесут,
не предрешит, мой Стих, твоей судьбы
ни суд друзей моих, ни высший суд.
 

7

 
Ни высший суд, грядущий от веков,
ни суд мирской, творящий преткновенья,
не усмирят неясного волненья
под парусом вдали от берегов.
Земля пылает в Зареве Снегов,
занявшихся от ветра дуновенья —
Стихия дня! Приливом вдохновенья!
рисует Риск! – расплавленных оков…
Рискованны пути в моря наитий,
и между окровеньем и отплытьем
алеет кровь в уключине ладьи;
Но не страшусь! Упиться притязаньем, —
и пусть его усердие судьи
заведомо не освятит признаньем.
 

8

 
Заведомо не освятит признаньем
мои права, неясные, как сон,
моих сомнений разноцветный сонм —
твой резкий взгляд, отточенный вниманьем.
Но гаммой вздохов, в унисон ворчанью —
два тона, полутон и снова тон —
до времени смирить свой вещий стон
соната и сонет верны призванью.
Что может быть естественней в роду,
чем пребывать со временем в ладу?
пока мои скворцы не прилетели —
я буду грезить прошлому вослед;
ты скажешь: непростительно без цели —
но что мне в том, простишь ты или нет.
 

Часть III

 
О гиблых снах, о
сумрачной
теснине прошедших вдоль
еще не отворенных
кровавых кладовых
лепнины старой;
еще?
навесы вечных
истин
ЛАГ’а,
пылающая
лестница Зари;
еще? – ах, в городе твоем —
не я ли?
 

9

 
Но что мне в том, простишь ты или нет
осенним дням туманное горенье,
и музыки тревожное паренье,
и памяти неистовый балет?
Вот в вихре улиц мчит кабриолет —
наперерез ветрам и треволненьям
и осенен невидимым знаменьем
игрок, чей козырь – пиковый валет!
О, пиковая масть! О, вороная
четверка! Осень – без конца и края!
червонным золотом обрызган пируэт
дождя на площади, и под туманной сенью
кружится в торжестве освобожденья
Огонь Летящий Через Бездны Лет!
 

10

 
Огонь, летящий через бездны лет
на эти опустевшие поляны,
окутанные маревом туманным,
тебе – мое родство и мой привет!
Не мной столь вдохновенно был воспет
ваш нежный лик, сомнительный и странный,
ваш томный стан, пришелец чужестранный —
иных времен романтик и поэт!
Но облик тот хранит хмельная Осень
в златых кудрях берез, с очами в просинь
и в тонких, гибких линиях ветвей;
как вдруг, не помышляя о преграде,
луч Солнца вспыхнул! – прямо у корней,
сжигающий и листья, и тетради.
 

11

 
Сжигающий и листья, и тетради —
повремени сводить концы на нет,
перелистни страницы дальних лет,
мелькающих, как лица на параде.
Еще и запах вихрем не украден,
еще звучит под Солнцем Неба цвет,
еще струится первозданный свет
поэзии в неконченной балладе.
О живопись и звукопись времен,
истекших кровью боевых знамен
ловлю твои звучанья и значенья;
Бушует ветер на пустом юру,
и охраняя Памяти свеченья,
я разложу костер мой на ветру.