– А кто ты? – тихо подал голос мальчик. – И зачем меня схватил? Вспыхнули тут перед ним глаза болотными огоньками.

– Леший я, – назвался ему дух. – Хозяин я здесь.

– Ну раз ты хозяин, – осмелел немного Антошка, – то, стало быть, все лесные тропинки ведаешь?

Рассмеялся над ним Леший – словно листва зашумела в лесу.

– Ведаю, чего же мне не ведать. Это же владения мои.

– Так не подскажешь мне, как пройти к Марьяне-Барсучихе? Я всё брожу-брожу, а найти ее дом не могу. Словно заплутал, но дорогу знаю верно…

Фыркнул в ответ Леший.

– Эй, малец, малец… Ночь ведь наступила. Ночью всё не так, как днем.

Духи разные по лесу бродят, может, кто потешается над тобой, с пути верного сбивает.

– Так и что же мне делать?

– А ты возьми с собой клубочек, возьмись за нить. Он себе покатится, а ты за ним следуй. Нить у него путеводная – куда надо, туда и выведет.

– Спасибо тебе, Леший, – поклонился ему Антошка. – Стало быть, неправду про тебя люди сказывают, мол, злой ты и вредный.

– Нынче времена такие, – вздохнул хозяин леса. – Кто что хочет, то и говорит…

Помог Леший Антошке выбраться из оврага, пожелал ему удачи, а сам побрел дальше лес охранять.

Долго ли, коротко ли, шел себе Антошка, покуда до избушки колдуньи не добрался.

– Ну, берегись, Марьяна-Барсучиха! – крикнул он, храбрости набираясь. – Ужо встретишься ты мне! Найду вот я зелье твое, ворочу Мастеру облик его истинный да и путника, что встретился мне на пути, расколдую! А затем и с тобою расправлюсь!

Шагнул он к избушке, а тут дверь сама и отворилась. Подивился Антошка, испугался даже. Но затем всё же зашел в избушку. Тотчас дверь за ним затворилась – ахнуть не успел!

– Ах, Марьяна-Барсучиха! – воскликнул мальчик. – Ай да колдовка! Испугать меня порешила? А не бывать посему!

Побрел по горницам искать хозяйку дома, да только не нашел ее нигде. Пустою избушка оказалась.

Стал Антошка тогда вновь по горницам бродить да внимательно смотреть, примечать – как бы не проглядеть заветное зелье.

Наконец увидел он на полочке бутылочку махонькую. Да только взять ее не успел – отворилась дверь. Антошка глядь – на пороге стоит не старуха страшная, а девушка молодая. Коса русая ее лентой украшена, за ухом ромашка заткнута, а сама она в руках ворох трав держит.

– Гой-еси, добрый молодец! Ты почто без спроса в дом мой вошел?

– Здравствуй, Марьяна, – пробормотал пристыженный мальчик. – Я к тебе пришел по делу. Ночью темной некто в дом моего Мастера пробрался да его самого похитил. Наутро обыскал всё вокруг я, да только пташку малую, воробья, приметил. А по лесу пока шел, мне белый голубь встретился. Рассказал он мне, что ранее человеком он был, да токмо ты его заклятьем в птицу обратила. И решил я, что зелье у тебя есть, что обратно в людей превращает.

Выслушала его Марьяна и головой покачала.

– Коли по-доброму поступить ты хотел, то попросил бы зелье. Но ты через порог мой без разрешения перешагнул, а значит, дело злое задумывал.

– Дело злое? – переспросил ее ученик свечника. – Да что плохого в том, что хочу я людей расколдовать?

– Ничего плохого в том нет, – улыбнулась колдунья, – да только уж больно ты люто смотришь на меня. Того и гляди укусишь.

Насупился Антошка, руки в кулаки сжал.

– Ты, мальчик, не думай, что это я твоего Мастера закляла, – только и молвила Марьяна. – Да и того путника, что тебе встретился, тоже не я превратила.

– А кто же тогда?

– А то сестра моя младшая, Даромила Змееустица, она это любит. Кличут ее так, потому что со змеями она говорить обучена. Дела недобрые она замышляет, страшные.

Призадумался тут Антошка, пригорюнился. Никак добрую ведьму оклеветали злые языки? А вот про сестру ее никто не слыхивал…

– Ты прости меня, Марьяна-Барсучиха, за речи дерзкие, – сказал тут Антошка. – Думал я, что ты колдунья злая, а на деле тебя еще и обвиноватили…

Улыбнулась только ему Марьяна, что-то шепнула она на языке неведомом. Тотчас перед нею возникли воробей да голубь. Пошептала она, поколдовала, да обратились они обратно в людей.

Мастер как возник перед Антошкой, так и обнял его.

– Молодец, ученик. Хвалю! – молвил он. – До правды самой добрался. Голубь белоснежный, что юношей обратился, смутился сразу же.

– Марьяна, неужто не ты это закляла нас? Уж прости…

Покачала головой Марьяна и в горнице скрылась. Вернулась она с зеркальцем волшебным.

– Посмотрите в зеркало и увидите того, что на вас заклинание наслал. Глянули Мастер Свечных Дел с юношей, да никого и не увидели. В зеркале только туман возник, скрыл недруга.

– Этой ночью я ощутил странный холод, – тихо молвил Антошка. – Но никого в доме не нашел.

– То темная сила приходила, нечистая, – кивнула Марьяна. – Стало быть, либо Даромилы рук это дело, либо пакость какая-то пошкодничать решила…

Так и не узнал никто правды.

Как только воротились Антошка с Мастером домой, так сразу же за работу принялись. Учился Антошка исправно, премудрости старца запоминая.

Прошло десять лет, подрос мальчик, стал уже юношей статным. Стали на него девицы заглядываться. Был он светел душою и сердцем чист, и каждая девушка мечтала о таком суженом. Но только юный подмастерье лишь о работе своей думал.

Понимал он, что вскоре его черед настанет: больно уж часто стал прихварывать старый Мастер. Переживал за него ученик сильно и надеялся всем сердцем, что нескоро еще смерть к нему явится.

– Чую я, что боишься ты, Антошка, – как-то сказал ему старик и светло улыбнулся. – Не нужно, ученик мой. Прошли уже те времена, когда ты был еще совсем ребенком. Ныне возмужал ты и узнал многие секреты Мастеров Свечных Дел. Лишь в последнюю тайну осталось мне тебя посвятить, и на том дело мое славное будет окончено.

– Не говорите так, Мастер, – взмолился юноша. – Мне свет белый опостылеет, ежели вы уйдете…

Улыбнулся только Мастер да по плечу его похлопал слегка. Тем же вечером собрал он побольше воска, растопил и стал сказывать.

– Дело, Антошка, не в воске и не в пчелах. Форма тоже значения не имеет… Главное, что на сердце у тебя, свечник. Грустно – и свеча выйдет тоненькая, слабая. Весело – сразу же зажжется с первой лучины и не сразу погаснет. А если ты поистине рад и счастлив, то не будет цены такой свече! Но помни: не продаем мы свечи, не ради богатства живем, а чтобы людям нести Свет и темные силы прогонять. И потому никогда – заклинаю тебя – никогда не бери денег за искусство свое!

– А что произойдет? – тихо спросил юноша, размешивая ложкой кипящий воск.

– Обесценится Свечное Дело, – ответил старый Мастер.

Достал он форму древнюю, что ранее хранил в шкатулке резной, и, поставив на стол ее, осторожно перелил воск. Смотрел Антошка как завороженный на то, как растекается воск, принимая формы причудливой витой свечи-розы.

– Эту свечу береги как зеницу ока, – закончив работу, молвил старец. – В ней большая Сила. Но и свои свечи лей отныне смело. Благословляю тебя на дело благородное!

Обнял он крепко ученика своего да и простился с ним. Котомку дорожную уже собрать успел да в путь отправился. Проводил его ученик до порога, как было положено, и долго стоял у двери, смотря на то, как исчезает вдали фигура старца…

Долго еще не мог юный Мастер свыкнуться с мыслью о том, что отныне живет он один. Всё по привычке хотелось ему учителя окликнуть, да только каждый раз себя он одергивал. Корпел он над воском, плавил его, делал Свечи и отдавал их добрым людям. Не мог он себя заставить деньги за свечи свои брать, и потому отдавали ему люди фрукты да овощи. На это прожить можно, да и хозяйство было у Мастера ладное.

И жизнь шла своим чередом, покуда однажды не пришла к нему девица красная. Волосы черные, цвета крыла вороньего, глаза зеленые, яркие, как изумруды. Как глянет на кого – сердце себе покоя найти не может.

– Здравствуй, Свечных Дел Мастер, – так начала она сладко, едва только порог переступила. – Слыхивала я, что Свечи твои особенные.

В ту пору о Мастере Антоне много ходило толков да слухов. Поговаривали, будто его Свечи чудодейственные могли даже хворь прогнать.

– Что люд толкует, того мне неведомо, – осторожно молвил Антон, на гостью глядя с опаской. Что-то было в ее очах странное, не людское.

– А не сделаешь ли ты мне Свечу особую? – поинтересовалась девица и улыбнулась.

– Какую Свечу тебе отлить?

Показал ей Мастер все формы, какие только были у него, кроме одной, той самой, из которой его учитель Свечу в последний раз отлил.

– Много у тебя форм, – похвалила его таинственная девица, – да только не все ты мне показал. Есть у тебя особая, из которой ты никому Свечи еще не отливал. Вот из нее мне и отлей.

Повернулась да пошла к двери, а затем бросила через плечо слова:

– Три дня сроку даю тебе. Как Свечу сделаешь – поставь на ночь на подоконник. Придется мне по душе твоя Свеча – награжу тебя щедро. Не понравится – не сносить тебе головы.

Усмехнулась напоследок да из дому и вышла. Только глядит Антон: вместо тени человечьей тянется за девицей змеиная.

– Даромила Змееустица? – удивленно прошептал он, затем кинулся вдогонку, да только девицы и след простыл.

Испугался сперва Мастер. Похолодело сердце его от страха.

Молился он неистово, успокаивал себя. После взял обычную форму и стал Свечу изготавливать. Весь день возился: воск топил, в форму заливал, студил. Под вечер умаялся так, что чуть не забыл оставить свечу на подоконнике.

Всю ночь заснуть не мог: всё шорохи слышал да скрежет. Под утро сном тяжелым забылся.

С первыми петухами встал, на кухню сразу же побрел, а там на подоконнике свеча лежит – разломанная на мелкие части, с фитилем вырванным.

Не понравилась Даромиле первая свеча.

Мастер покормил скот и второй свечой занялся. Отлил он ее из своей любимой формы, так лелеял свечу, пока отливал, что засветилась она нежным приятным светом.

Прошлая вторая ночь, как первая. И эту свечу сломала колдунья.

Долго раздумывал Мастер, прежде чем всё же достать заветную форму, из которой Мастер его последнюю свою свечу отлил. Бережно держал он ее в руках, осторожно с ней работал, да только при воспоминании о Мастере дрогнула его рука. Упала форма да разбилась.

Испугался Мастер. Что же делать теперь? Не собрать ему форму, не отлить свечу.

Но тут вспомнил он о прощальном подарке старого Мастера. Достал из шкафа Свечу его, что тут же ярко засияла.

Поставил он ее на подоконник да зажег фитиль, а сам, как ни старался, заснуть не сумел.

Прилег он на печку, а сам на подоконник поглядывает.

Как полночь наступила, за окном мелькнула тень, а затем ставни открылись. Проскользнула тень на подоконник, упала на пол и стала колдуньей.

Хотела Даромила взять в руки свечу – да обожглась, закричала дурным голосом.

– Обманул ты меня, обманул! Не свою свечу сделал – чужую поставил! Лютовала колдунья, бесилась. Когти острые выпустила да кинулась Мастера искать, чтобы глаза ему выцарапать. Но свет Свечной ослеплял ее. Натыкалась она на стены и падала.

Ни живой ни мертвый замер на печке Антон, дыхание затаив. Наконец устала колдунья. На ощупь нашла она дверь, снесла ее плечом да прочь выбежала. Еще долго в ночи раздавался ее злобный вой…

Долго Мастер думал да гадал, зачем Даромиле свеча понадобилась. Вся нечисть Света чудесного боится, хоронится подальше от него. А ведьме отчего-то захотелось его свечу заполучить, да не абы какую – из той формы отлитую. Но на счастье же или на горе себе разбил ее Антон.

Не было у него теперь формы. Зато остался прощальный подарок старого Мастера – красивая свеча в форме розы, что горела ярко, стоило ее только зажечь. Не пугали свечу ни порывы ветра, ни сквозняки.

По-прежнему Мастер Антон изготавливал новые свечи и отдавал их людям. И ничего не менялось в его жизни, покуда в очередной раз не столкнулся он с Даромилой.

Эта встреча произошла случайно: отправился Мастер за воском к пасечнику да на обратной дороге притомился. Постелил он на землю плащ и прилег вздремнуть. А покуда спал он, подползла к нему змея и ужалила за ногу.

Вздрогнул Мастер, проснулся тут же от боли. Осмотрел свою ногу, увидел укус да понял, что до деревни не сумеет добраться – кровью изойдет. Стал он тогда на помощь звать.

Эхо разнесло его крик по лесу, распугало зверей да птиц. Услышала его травница юная, бросила корзинку с травами и побежала на выручку.

Антон уже сознание терял, как вдруг перед ним девица возникла. Волосы светлые-светлые, словно рожь зрелая, глаза синие-синие, словно васильки. Улыбнулся он ей и очи сомкнул, голова закружилась…

Очнулся Антон наутро, по сторонам оглянулся. Понял он, что находится в избе чужой. Всё прибрано, аккуратно в доме, на столе щи стоят, его поджидают.

Из горницы хозяйка вышла, кивнула ему.

– Ну, как ты себя чувствуешь? – спрашивает.

– Спасибо тебе, добрая девица, хорошо, – отвечал ей Антон. – Это ты меня из лесу в дом свой принесла?

Рассмеялась девушка, зарделась.

– Да как же мне такого богатыря до дому-то донести? Позвала я на помощь батюшку да брата старшего, подсобили они мне.

Улыбнулся в ответ Мастер.

– Стало быть, мне и их поблагодарить надобно. А как зовут тебя?

– Настасья, – назвалась ему девушка. – Травница я, собирала коренья целебные да твой крик услыхала. Как прибежала я, гляжу – бледный ты весь, а лоб огнем так и горит. Тут-то и приметила, что змея тебя ужалила. Хорошо, что вовремя спохватилась, рану твою залечила.

Посмотрел Мастер на ногу свою, а там повязка наложена. Поблагодарил он травницу от всей души, а та за стол его позвала. Сел он, стал щи хлебать да хозяйку нахваливать, а как закончил трапезу, пришли с покоса отец Настасьи да брат ее, Добромир. Стали толковать о том, о сем, и рассказал им Антон, как дело было.

– Вон оно как, – присвистнул Добромир. – Так то, думаешь, Даромила тебя ужалила, змеею обернувшись?

Пожал только плечами Мастер Свечных Дел.

– Не знаю я того, не ведаю. Много загадок осталось неразгаданных.

Десять лет назад в дом она мой приходила да Мастера моего околдовала. Давеча приходила она за свечою моей, а на что ей свеча, если всё злое и темное света дневного боится, а уж волшебного сторонится да хоронится от него?

Призадумалась тут Настасья, затем посмотрела на отца нерешительно и молвила:

– Батюшка, дозволь Антона до Верескового Холма проводить. Там, глядишь, и обретет ответы на вопросы свои.

Нахмурился тут мужчина, кулак сжал.

– Настасья! Знаешь ты, что это место гиблое. Ни к чему тебе жизнью рисковать да гостя нашего на верную смерть посылать! Запрещаю я тебе ходить туда.

И для пущей верности велел он Добромиру проследить за тем, чтобы сестрица его глупостей не наделала. Да только Настасья всё равно исхитрилась брата провести: в питье ему подсыпала порошок сонный, а как брат заснул у себя в горнице, с печки спрыгнула, в сени прошмыгнула да Антона за собой поманила.

Шли они крадучись, а как на улице оказались, побежали что есть сил, покуда до леса не добрались. Водила его Настасья тропами, известными только ей, и вывела к Холму одинокому, вереском поросшему.

– Здесь, говорят, колдуньи собираются по ночам, – тихо прошептала девица Мастеру. – Здесь дела свои тайные обсуждают да зелья варят. Но только про то немногие люди ведают: лишь отец мой да его праотцы знали, ибо мы сами рода колдовского…

Нахмурился тут Антон.

– Что, так и вы колдовством промышляете?

Испугалась Настасья. Лицо руками закрыла, отступила от него, расплакалась. – То мой прапрадед согрешил, с ведьмою одной спутался. Обещала она ему власть над кладами тайными, учить колдовству взялась, а взамен должен был он в жены взять ее… Так и род наш повелся, да только не все мы силу свою приняли. Отец мой да брат отреклись от нее, я же не сумела. До сих пор порой во мне ведовство пробуждается: то глаза горят огнем, то сны вещие вижу я. Но не бойся, Антон, не хочу я твоей погибели. Привела я тебя для того, чтобы правду узнал ты…

Улыбнулся в ответ его Антон и свечу достал из-за пазухи. Красивую свечу в форме розы. Он носил ее с собой после ночи давней, когда Даромила из избы его вон выбежала с криками.

Он зажег свечу, и пламя ее ровно стояло. Не зажмурилась Настасья, не отступила прочь. Смотрела она спокойно на огонь, и так же спокойно было на душе Антона.

– Пусть колдунья ты, – молвил он ей весело, – а сердце у тебя доброе. Не успела ничего ответить Настасья: вдруг раздались крики да хохот.

Спрятались они с Мастером за Холмом Вересковым, дыхание затаили.

А на Холм спустились ведьмы да спорить стали.

– Говорю я тебе, Даромила, не умер он! – громко кричала одна. – Жив твой Мастер Свечной и еще долго жить будет! Спасла его девчонка от смерти верной, яд твой высосала да сплюнула!

– Чтоб ей пропасть, проклятущей! – взвыла Даромила да ногой топнула так, что комья земли скатились вниз и по макушке стукнули Настасью.

Та обмерла – ни жива ни мертва от страха. Мастер лишь успокаивающе сжал ее ладонь.

– А на что он тебе сдался, Мастер тот?