Что сказать о том, как прошли эти дни его, когда он ходил устраиваться на работу? С самого начала его выбор пал на самые распространённые вакансии для студентов. В трёх точках фастфуда на него смотрели жалостливыми глазами, извинялись за то, что не убрали свои объявления с сайта и уходили, пожимая плечами. Какой-то паренёк, увидав Гордеева на выходе из очередного ресторана быстрого питания, предложил ему привлекать посетителей в его магазин. Но это бы заняло уйму времени, а так и за лето не управишься отдать долг. Должность бариста и вовсе посчитали сложной для него!

– Мы не уверены, что вы справитесь с этой должностью с отсутствием какого-либо опыта доныне, поэтому в наших силах предложить вам неоплачиваемый испытательный срок, определяющий, место ли вам здесь, – сказал мужчина деловитым тоном в дешёвом пиджаке. Он – администратор небольшого старого кафе на окраине города, но, по-видимому, состояние помещения не мешало ему говорить нарочито важно. В его вежливом предложении слышалась беспомощность, казалось, проблема была очевидна: кафе также имело проблемы с финансами. Из-за этого Макс, не уступая в формальностях, отказался. Тот очень расстроился, что было видно по его глазам и, как можно резвее, удалился.

«Нет, нужно отсеивать сомнительные предложения» – думал он. – «Отдать долг как можно быстрее – вот что важно, да и подзаработать на жизнь не помешало бы»

В попытке устроиться консультантом магазина на него накричали две зрелые женщины:

– Итак, работы никому нет, ещё и студенты лезут под ногами! Выучись сначала, и только потом – расстраивайся из-за отсутствия вакансий!

Его тщедушные попытки куда-то себя деть не увенчались успехом. Если сказать проще, это был полный провал наряду с унижением.

Но вот в четверг в шесть часов вечера в дверь Макса и Эдика, спокойно ужинавшим на балконе, нервно звонили. В квартиру ворвалась Наталья Алексеевна, настороженная хозяйка этого жилья. Женщина, далеко уже даже не бальзаковского возраста, с выступающей сединой на висках, которую та отчаянно закрашивала в дикий рыжий цвет, отчего её волосы одуванчиком приобретали неуклюжий вид. Вошла она с горшком в руках, стуча своими внушительными туфлями.

– Что же у вас замок сломался? – недоумевала она, внося огромное растение, и поставила это не то дерево, не то куст, на стол. – Я полчаса пыталась открыть своими ключами дверь, да не смогла.

– Это я ключ в замке оставил, – признался Эдик. – А вы могли бы предупредить нас, что собираетесь навестить.

– Когда же предупреждать-то? Ведь я в спешке сюда приехала.

Она вымылила руки под краном, и, видимо по привычке, схватилась за губку рядом и начала протирать ею стол.

– Порядок бы у вас навести, – верещала она.

– Куда же вы спешите? – спросил Макс, чтобы та отвлеклась и не вошла во вкус, а то на Наталью Алексеевну пагубно действовала её эта неконтролируемая никем привычка – постоянно хвататься за что-то прежде, чем подумать, и не мочь остановиться.

– На новоселье, – она закончила протирать стол, и, наконец, уселась. – Дочка у меня с зятем на квартиру новую заезжают. Вот я и спешила, цветок этот купить, пока магазины не позакрывались.

– Подарок на новоселье? – поинтересовался Макс.

– Да что ты! Не знаете, что ли? – она вскинула руки и совершенно изумилась подобному неведению двух студентов-недоучек. – Когда в новый дом заезжаешь, непременно какое-нибудь растение необходимо. С пустыми руками нельзя. А принесённый цветок притянет энергию солнца и возрождения.

– Что же вы с этим магнитом к нам пришли? – поинтересовался Эдик.

– Да вот диван хочу старый забрать, что в комнате у тебя пылится, на первое время им в квартире сгодится, а потом уже новый купим.

– Что так срочно? – допытывался Эдик.

– Конечно, – возмутилась она. – Нужно именно сегодня, да побыстрее, а завтра никак нельзя. Пятница – день неблагоприятный для переезда. Все дела в такой день пятятся, – наставляла их она с видом опытного знатока.

– Неужели? – засомневался Гордеев, – Какая-то бессмыслица.

– Глупый человек, – показывал на Гордеева Эдик, обращаясь к Наталье Алексеевне, – Ничего не понимает. А между тем, всякий русский человек знает, что не происходит ничего просто так, на любую фигню найдётся примета.

– Вот! – одобрила с довольным видом Наталья Алексеевна, а затем набросилась на Эдика:

– Ну что ты несёшь? Лучше бы пошли да вынесли этот диван на улицу, сейчас мой зять приедет да заберёт.

Этот диван Наталья Алексеевна покупала ещё во времена своей молодости, то есть очень и очень давно, хотя она бы сказала на это, что лет пятнадцать назад, не позже. Старый, потрёпанный он действительно стоял в комнате Эдика без надобности, лишь мешал да становился предметом ругани всякий раз, когда тот об него спотыкался. Диван средних размеров с обивкой из флока и большими подлокотниками цвета тёмного ореха. Что было совершенно удивительного в нём, так это нелепый орнамент – огромные тёмные цветы. Весь диван был усыпан ими да листьями. Здесь невольно вспоминается всё та же привычка Натальи Алексеевны – хватать без разбору. Видимо, в один из таких моментов очередного своего припадка она и купила сей диван, но относилась к нему, как и ко всем вещам, принадлежащим ей, чрезвычайно трепетно.

– Осторожней! Не поцарапайте мне мебель! – кричала она в то время, пока Макс с Эдиком тряслись и изнывали под тяжестью дивана, стараясь пронести его через проём. Спустя семь рек их пота, они добрались до лифта, а там дело оставалось за малым.

Уже на улице, пока они дожидались опаздывавшего зятя Натальи Алексеевны, она завела свой разговор:

– Вот спасибо, что помогли, а то бы сама не справилась. Между тем предупреждаю: за арендной платой зайду в двадцатых числах месяца, постарайтесь быть дома.

– Конечно, будем, – говорил Эдик, – Нам некуда деваться, сходить даже куда-нибудь не можем, – намекал он на их жалкое финансовое положение.

– А что так? – заинтересовалась она. – В вашем возрасте много гулять требуется. Мы в своё время много гуляли.

Тут она предалась воспоминаниям своей юности, тем самым, которые кружат голову всем людям преклонных лет. Лицо, уже успевшее утомиться жизнью, оживает в эти моменты, взгляд устремляется вдаль – в прошлое. Ностальгия – чувство, неотступно преследующее людей после пятидесяти лет. Его можно было бы сравнить с очками. Они – наш накопившийся опыт, который мы надеваем на нос при ностальгии и смотрим на окружающий мир сквозь линзы сравнения. Причём чувство это невозможно замалчивать. Вот и сейчас губы Натальи Алексеевны любовно выговаривали:

– С первым мужем моим помню, гуляли до утра, так много, что уставали, и он меня потом на руках до дома носил. Вот вы сейчас так можете? Диван этот еле вытащили.

– Ну, Наталья Алексеевна, простите уж, но вы – не диван, – заметил Эдик, – Максимум кресло.

– Вот и отец заметил нас тогда… – не обратила она никакого внимания на слова Эдика и продолжала упиваться своими воспоминаниями, но тут во двор из соседнего подъезда вышла женщина лет сорока с маленьким померанцем на поводке с ватной, белоснежной шерстью и заинтересовалась их небольшим столпотворением.

– Что это вы делаете? – спрашивала она в то время, как её шпиц успел схватить в зубы совсем уж непонятный предмет.

– Диван перевозим, – отвечала Наталья Алексеевна, – В новую квартиру временно хотим поставить.

– Хороший диван, – испытывающим взглядом оценила она мебель. – Переезжаете что ли? Квартирка у вас освобождается здесь?

– Да, но не мы переезжаем. Дочка с зятем новоселье устраивают, – входила во вкус Наталья Алексеевна. – Купили вот недавно квартирку в центре города рядом с собором.

Она бы и дальше разворачивала эту беседу, но неугомонный шпиц, давно, видимо, не бывавший на улице, тащил свою хозяйку в сторону, на площадку. И в этот момент во двор въехал серебристый Киа Рио с прицепом.

– Наконец-то! – воскликнула Наталья Алексеевна.

Машина подъехала прямо к подъезду, у которого стояли двое парней с женщиной и молчаливый диван. Из автомобиля вышел высокий рослый мужчина с удивительными для Макса чертами лица, которые тот видел, кажется, не впервой. Гордеев также казался длинному приезжему до боли знакомым.

– Что же так долго, – спрашивала бывшего длинного провожатого Макса Наталья Алексеевна.

– Задержали сегодня, – отвечал тот спокойным своим тоном, недолго покосившись на Гордеева.

– Ничего, вот диван уже готов, мальчики, квартиранты мои, вынесли, – говорила она, – Справились. Осталось только погрузить его.

Спустя несколько минут совместных усилий диван был погружен в прицеп со всеми условиями безопасности. После проделанной работы Наталья Алексеевна с удовольствием сказала:

– Ну, вот и всё хорошо. Пора нам, Витя, ехать. Заждались нас, наверное.

Она попрощалась с Максом и Эдиком и села в машину. Длинный Витя тоже при расставании оказал вежливость, подавая руку им двоим, благодаря за помощь, и Гордеев не мог её при этом не пожать.

Наталья Алексеевна при всей её откровенности не была такой уж простой. Да, торговала она на рынке своими цветами, но только от того, что порой ей становилось скучно. А так это не являлось источником её основного дохода. А была она типичная рантье. Муж у неё – военный, до того, как его не стало, успел за свою жизнь квартиру получить, пока не скончался по состоянию здоровья, отчего жильё и дали. Спустя некоторое время, Наталья Алексеевна вышла замуж второй раз, да и поселилась у нового своего мужа. А квартиру ту, да ещё одну, какая ей по наследству от собственных родителей досталась, сдавать стала, причём, весьма неплохо. В одной из них и сидели сейчас Макс с Эдиком.

Гордеев при этом сидел на том же балконе и, по словам Эдика, уменьшал время своей жизни медленными затяжками.

«Как смешно получается» – думал он о сегодняшней встрече со своим провожатым. Мысли его не были направлены на тему до крайности тесного мира, скорее восхищали и поражали его контраст и неоднозначность. Странная череда обстоятельств вскрыла иронию этой жизни: «Недавно только он меня дубинкой на земле бил и за решётку увлёк, а сегодня я диван помог погрузить для его нового дома и руку ему жал». Но сделался ли Гордеев от этого лицемером?

Во двор въехал чёрный громкий автомобиль, динамики которого извергали шумные звуки на все ближайшие окрестности и путали мысли. Окно балкона было закрыто, но этого оказалось недостаточно, пришлось зайти в душную от невыносимой жары последних дней квартиру.

«Ужасно!» – думалось Гордееву, пока он мерил шагами комнату, – «Не только меня одного ведь усадили за решётку. И Дениса, и Алису тоже. Нет, всё-таки ужасно! Последствия ощутили на себе мы, кто не нарушил ни один закон. А тот, кто совершил настоящее преступление в сторону человека…Нет, не только человека, в сторону разума, тот сейчас, скорее всего, заносит цветок в свой новый дом для возрождения и собственного спокойствия, кое у него непременно будет, и готовится праздновать грядущее новоселье. Несправедливо. И нет, не привык!»

Раздумья неотвратимого долга также не покидали его в последние дни. Деньги были нужны. Вот новость! Деньги всегда нужны, беден ты или богат, со средним достатком или совсем уж неимущий, даже мёртвым теперь деньги нужны! Да что тут мёртвым, самому Богу сейчас деньги подавай, и в церковь просто так не придёшь, и не получится легко уйти оттуда. А как же! То подаяние, то свечки, то иконки всё дороже становятся. Видать, Бог в последнее время совсем обнищал. Что же тут говорить о Гордееве? Неудачи здесь сыпались друг за другом, а о фортуне не могло быть и речи. Ни она, глупая, ни семь других счастливых помочь не могли. Даже они, всемогущие, уверен кто-то, сами сейчас молили о помощи. И кто их осудит?

Но не столько волновала это приевшаяся уже всем проблема недостатка средств, сколько занята была голова Гордеева, который лежал теперь навзничь, другим: «Верну вот я долг, допустим этому Игорю. Обязательно верну. А как потом быть? Кто же объяснит за произошедшее? Ведь суть дела в этом, в справедливости и правде. А где они? И что мне до этого Вити и долга проклятого? Вот как теперь я мучаюсь, а каково другим? Где сейчас Алиса? Денис?»

Внезапные мысли, было б им пусто, после ещё более внезапных обстоятельств привели Гордеева на следующий день под вечер на другой конец города. Однако сначала они подсказали ему фамилии, какими назвались его бывшие сокамерники. Гордеев быстро нашёл их в небезызвестной нам всем социальной сети. И сейчас он стоял здесь, у церкви на красной улице. «Как иронично» – подумал он. Палитра цветов, в общем, не была слишком разнообразна: блошиные сооружения, серые здания, мозаика коричневых, зелёных красок составляла пейзаж.

Но белокаменная церковь была красива. К чему таить её это чуть ли не единственное достоинство? Золотой крест на золотом куполе будто рассекал возникшую на небе тучу. Барабан был украшен аркатурой, и портал с ведущей к нему лестницей того же белоснежного цвета выглядели солидно. Весь фасад сооружения намекал на торжественность, возвышенность здания, что непременно ощущали приходившие сюда. Чистота и одухотворённость места вперемешку с романтическими ритуалами оказывают на разум магическое несуразное воздействие. Даже сидящий у стен попрошайка дополнял какую-то поистине христианскую картину.

Недалеко от моста над малой рекою прозвенел благовест. Площадь вокруг церкви не была пустынна: мало-помалу приходили и уходили люди. Гордеев отошёл дальше по улице к возникшему из ниоткуда похоронному бюро. Но и здесь не пришлось задержаться, возникла необходимость завернуть во дворы, где, усевшись на скамейку, он стал ждать. Уже через минуту дверь подъезда открылась.

– Давно сидишь? – спросила Алиса.

При ярком свете солнца её волосы сделались ещё светлее, и карие глаза, которые та теперь уставила на него, как будто выцвели и приобрели янтарный оттенок.

– Нет, недавно…, – начал он и за спиной послышался голос Дениса.

– Как рад увидеть вас на свободе! – сходу продекларировал он.

Ну, он нисколько не изменился. Тёмная косая чёлка всё так же время от времени закрывала его правый глаз. Густые брови лишь, может быть, сделались ещё гуще.

За стеной, в тёмной гуще подъезда послышались неторопливые шаги, которые звучали громче и громче, затем скоропостижно пропела открывающаяся дверь. Из дома вышла худощавого телосложения женщина зрелого возраста с заполненными пакетами в каждой руке. Направляясь, очевидно, по назначению пустяковому, она заострила внимание на трёх молодых людях у лавочки.

– Что за собрание у молодёжи, а, Алиска? – посмотрела она вопросительно на девушку с незначительной улыбкой и принялась рассматривать вплоть до каждой нитки парней.

– Свежим воздухом дышим, Вера Николаевна, – ответила та.

– Правильно! – поддержала женщина и сделала ошеломительное умозаключение, – Воздухом дышать надо. Сразу с двумя парнями даже можно, верно, Алис?

После отсутствия какого-либо ответа она, ещё немного постояла, высматривая что-то, а затем произнесла, уходя:

– Ну ладно, ладно, дышите, – дала она своё благословение, – Не буду вам мешать, – и скрылась за аркой.

– Быть может, сходим куда-нибудь отметить воссоединение? Недалеко отсюда я приметил один бар, – предложил Денис.

– Замечательная идея! – поддержала Алиса.

Эта небольшая пивная, взаправду, находилась относительно недалеко. Подвальное помещение было немного тесновато, однако сумело вместить то множество людей, что выпивали здесь. За небольшой тёмной стойкой сидело как минимум пятеро. Остальные разместились за деревянными столиками, стоящими вдоль двух свободных стен. Они сели за один из них. Единственный свободный стоял в углу и отличался от других, квадратных, своей формой, напоминающей полукруг. Стены помещения были выложены коричневыми кирпичами, огромное количество дешёвых ламп, характерных для подвальных помещений, находилось повсюду.

Рядом с их столиком по одну сторону выпивала компания, состоящая, в основном, из мужчин, и зашедшая сюда, скорее всего, после рабочего дня. А по другую руку сидела пара в возрасте.

– Не заказать ли нам немного пива? – воодушевился Денис.

– Я буду безалкогольное, – смущенно проговорила Алиса, и парень, кивнув, направился к стойке, у которой неумелый бариста, предоставивший всем выпивку, успокоился этим и протирал запыленные стаканы, отчего они не переставали быть менее запыленными.

– Не думала, тебя снова увидеть. – проговорила Алиса.

– Я и сам не знаю, зачем вам написал… – начал оправдываться Гордеев.

– Ну и хорошо, что увидела! – быстро пресекла его слова Алиса и улыбнулась.

Денис вернулся очень скоро с тремя большими стаканами и тоже решил заметить тот факт, как интересно всё совпало:

– Прекрасно, что мы опять собрались все вместе и даже не за решёткой! – с этим согласились все и решили провозгласить произнесенное первым тостом.

– Как скоро вы выбрались после меня? – задал вопрос Макс.

– Мы недолго просидели там после твоего ухода, – рассказывал Денис, а Алиса кивнула в знак согласия, – Но, честно говоря, дольше, чем я ожидал. Второй покинула тот ужас Алиса, а через полчаса только я. На такой исход события я никак не ставил.

– Ну а суд?

– Похоже, нам всем дали штраф, – говорила Алиса. – Говорят, это еще нам повезло, некоторым – заключение на пятнадцать суток.

Над столом повисло недолгое молчание.

– Извините за тот случай у подъезда. Это Вера Николаевна, моя соседка, у нее такой характер.

– Как и у многих наших родственников, – сказал Денис, – Не волнуйся, ничего такого, чего не было бы знакомо каждому русскому человеку.

– Согласен, – поддержал Макс. – Вот и оно, хваленое старшее поколение. Вот они, русские люди, все время лезут, куда не надо, а куда надо, ни за что не полезут, не им понимать, видите ли, не им решать.

Второй тост был поднят со смехом. Зазвучала всем знакомая ныне песня, связанная с известными цветами, из динамиков, висящих не стене. Это кто-то у бара попросил включить музыку. Даже в таком тесном помещении, в подвале маленького здания возникает неутомимое желание пуститься в танец. И зависит оно от настроения, твоего мироощущения и количества выпивки, которое ты употребил. Как только заиграла песня, сразу несколько пар и одиночек вышли из-за столиков и начинали двигаться там, где было для этого место.

– И всё-таки в удивительное время живём! – с восхищением сказал Денис. – Недавно нас за решёткой лишь видели, куда упрятали так, что стыд берёт за них. Казалось бы, тяжёлые времена, но когда они лёгкими-то были? Глядишь, слушаешь других, книжки читаешь и думаешь: всегда так и было, и сейчас есть. Но всем известно, что изменилось, что мы испытываем на себе прогресс. Информация и знание сейчас власть, случается сдвиг интересов, который, я верю, принесёт изменения. Замечательное, повторяю, время.

Он с неимоверным удовольствием сделал большой глоток из своего стакана после последних своих сказанных слов.

– Разве всё зависит исключительно от времени? – задал вопрос Гордеев.

– Не от самого всеобъятного времени, а лишь средств, используемых для достижения цели, в нём. И с этим в нашем веке проблем не имеется, всё вокруг – информация, которая нам доступна, а как много можно сделать с помощью неё!

– Да уж, действительно когда-то немногие располагали такой огромной информацией, – соглашался Гордеев, – Взять хотя бы время два века тому назад, но что тогда было! Может век и не бунташный, но пробудившиеся, переродившиеся, воскресшие люди тогда жили! Я уже не говорю про тот период, что был столетие тому назад. Не век информации, но и без неё век изменений. Почему сейчас? А тогда что? Не от времени это зависит, а от самого существа справедливости и правды!