Спуская курок, целясь в упор, ближайший ко мне парень зажмурился, когда его лицо забрызгало кровью товарища. Массивное тело рухнуло на спину, оставив предо мной еще две мишени. Уголки губ невольно дрогнули, меня темное наслаждение убийства захлестывало меня. В отдаленном уголке моего сознания забилась тревога от жажды крови ради забавы.

Я убила всех, что стояли на расстоянии чуть больше вытянутой руки, без сожаления и раскаяния. Количество убитых людей пополнилось в моем невидимом списке.

В эту же минуту набежало немало народу на звуки выстрела. Мужчины разных возрастов целились в меня, окружая. Марко появился, вальяжно приближаясь, засунув руки в карманы темных джинсов.

Уставившись на второй этаж особняка, где Бернардо и Мартина наблюдали за мной с балкона. Его серьезное выражение лица вперемешку с негодованием заставило меня ухмыльнуться. Направляя пистолет вверх, целясь точно в его фигуру, закрывая один глаз для точности, спуская курок не раздумывая. Выстрела не произошло, я знала, что все пули израсходованы, но то, как напряглись окружающие и моя цель, отозвалось радостью моей жестокой личности, жаждущей крови.

Прикоснувшись дулом пистолета к губам, сдувая невидимый дым, будто это было историческое оружие. Тем самым насмехаясь над главой Каморры.

– Бернардо, в вашем доме гость, но вы так недоброжелательны, – закричала я, чтобы его люди тоже могли слышать. – В моей комнате нет уборной и колокольчика, чтобы вызвать экономку. Пришлось импровизировать, – посмотрев на три трупа, что лежали на газоне, пачкая зелень кровью. – Как думаете, если я буду убивать по несколько ваших солдат, через сколько вы разоритесь?

Ветер снова подул, мочевой пузырь застонал, причиняя боль.

– Витэлия, уже поздно, прекрати хулиганить, нас могут услышать соседи, – негромко ответил Бернардо, разворачиваясь, собираясь уходить.

Кажется, на него это происшествие никак не повлияло.

– Сядьте со мной за стол переговоров, побудьте мужчиной хоть раз в жизни!

– С женщиной? Никогда! – отмахнувшись, он ушел.

В каком веке он жил, этот надменный старик? Кем он себя возомнил? Женщины для него – лишь докучливые блохи, вечно путающиеся под ногами, существа без права голоса.

Мое возмущение было настолько велико, что я не заметила, как Марко приблизился ко мне почти вплотную.

– Хочешь фору, чтобы побегать по участку, пока один из них не выстрелит в тебя?

Прищурившись, разглядывая его довольное лицо. Он представлял меня, залитую кровью, и, кажется, его это возбуждало.

– Мне нужно в туалет, Марко.

– Это все?

Положив руку на больное плечо, с силой сжав, направляя в сторону дома. Застонав, закусив щеку, пытаясь игнорировать боль.

– Предаться ласкам своего мужа и обнять дочь.

– Второе желание не такое призрачное, как тебе кажется, vendetta. Наши парни с радостью исполнят его.

Развернув меня к двери, я закатила глаза от услышанного. Говоря о парнях, скорее всего, ночью ему снились мокрые сны, в которых он страстно желал нашего соития. Всем мужчинам нравятся гордые сучки. Такой меня видел Марко, для Кристиано я всегда была гордой королевой. Его королевой.

Ничего не ответив, проходя внутрь, поднимая крышку унитаза.

– Можешь почистить зубы, пусть это будет мой подарок на новоселье, – подмигивая, закрывая дверь.

Прошло ещё два дня, меня водили в туалет два раза в день. Из еды мне приносили бутылку воды и подгоревшую яичницу, единственный прием пищи за сутки. Солдаты, заходившие ко мне, были тщательно обезоружены во избежание еще нескольких смертей. Бернардо не явился на переговоры, Марко тоже пропал. Дни тянулись мучительно долго. Плечо ныло, превращая ночи в пытку; малейшее неловкое движение во сне отзывалось жгучей болью, отнимает сон. Приходилось фиксировать руку старой кофтой, той самой, что была на мне в день перелета. Она же служила мне и одеялом, и подушкой – слабым утешением в этом мрачном заточении.

Ночи были прохладные, меня била дрожь от пронизывающей сырости. Обнимая себя, я пыталась согреться в полузабытьи, утопая в воспоминаниях о тёплом доме в России, о маме в уютном шерстяном свитере и о влюбленном взгляде отца. Раньше я не могла распознать этот взгляд, но сейчас понимала, что такое любовь.

Мой тринадцатый день рождения мы отмечали уже в Италии. Патриция привезла меня из Мексики за несколько дней до праздника. Тетушка Франческа выглядела раздраженной, увидев главу семьи не одну и с кучей чемоданов. С первого дня нашего знакомства она была неприветлива со мной и всегда настраивала старшую дочь против меня, Элена была больше всего подвержена давлению матери, считая себя любимым ребенком. Теодоро был мальчиком, вся ответственность за его воспитание лежала на плечах Валерио, а Розабелла была очень маленькой.

В день, когда нужно было спускаться к ужину, Элена прошла ко мне в комнату и изрезала моё праздничное платье, которое подарила Патриция.

– Зачем ты сделала это? – закричав на кузину, держа испорченное платье в руках.

– В таком виде тебе оно пойдёт больше, – показав мне язык, поправляя волосы. – Мама говорит, что бродягам нет разницы, в чём выходить, всё равно выглядят жалко.

Сжав руки в кулаки, насупившись, подошла к столу и взяла ножницы со стола.

– Тогда для тебя не будет разницы, если я укорочу твою стрижку!

Схватив Элену за хвост, успев отрезать половину до того, как она начала визжать, царапаться и кричать, взывая к помощи родителей.

Франческа вбежала в комнату вместе с Валерио с разницей в пару секунд.

– Что тут происходит? – отталкивая меня с кровати Элены, на которой я кромсала её волосы. – Милая, ты не ранена? Что она сделала?

Элена театрально всхлипнула, а потом громко заплакала.

– Мама, мои волосы, Витэлия испортила мои волосы.

– Безмозглая девка! Разве ножницы – игрушка?! Ты могла покалечить моего ребёнка!

– Элена заслужила это, она испортила моё платье, которое подарила бабушка, – обернувшись к дяде, указывая на кусок ткани, валявшейся на полу.

– Витэлия, о чём мы говорили? – Он выхватил ножницы из моих рук, разочарованно покачав головой. – Франческа права! Ты могла поранить себя и Элену, твои действия были жестоки по отношению к сестре. Извинись перед ней и ступай в комнату.

– Но… – едва я успела открыть рот, Валерио поднял руку в грозящем жесте, что не собирается слушать глупые отговорки подростка.

– Сейчас же!

Стиснув зубы, в комнате витала несправедливость, застилая мои глаза слезами, извинившись, подбирая лоскуты ткани, убежав в свою комнату.

Я плакала, уткнувшись в подушку, всё ещё держа в руках платье, точнее, то, что осталось от него. Ведь Патриция подарила его для меня, оно было не просто вещью, а тем, что осталось бы в памяти моего дня. Напоминая мне о том, что в мире ещё есть человек, который любит меня и заботится обо мне.

Теплые руки обвили меня сзади, в нос ударил цветочный аромат.

– Почему моя милая девочка плачет? – Услышав её голос, я вздрогнула, сев на кровать, стирая с лица влагу.

Бабушка не любила слёзы, к Теодоро она была строже остальных, пугая его тем, что плачущих мальчиков не берут в солдаты.

– Оно испорчено.

– Нет ничего, что нельзя исправить, моя смелая девочка, – коснувшись моего подбородка. – Всё можно исправить, кроме смерти.

Её накрашенные помадой алые губы растянулись в тонкую полоску, она улыбнулась мне, погладив большим пальцем по щеке. Слова подействовали на меня, нагоняя больше грусти, возвращая к воспоминаниям о родителях.

Горло жгло от нахлынувших эмоций, которые мне приходилось сдерживать, чтобы не разорвать от тоски, но я всё же проронила несколько слез.

– Бабушка… Если я потеряюсь… Или умру… Никто не расстроится, не так ли? – Патриция притянула меня к своей груди, крепко обнимая. – Никто не будет меня любить и вспоминать, верно?

Поцеловав в макушку, покачивая наши тела из стороны в сторону, давая мне выплакать все слёзы, без осуждения и упреков. Она позволяла мне стать слабой, маленькой девочкой, не ожидая и не прося быть сильной. Бабушка принимала и понимала меня. Единственная, на кого я могла положиться, ощущая поддержку и любовь. Мне показалось, что в тот момент она тоже дала волю чувствам, которые глубоко похоронила в себе.

Шаги у двери прозвучали настойчиво, вырывая из омута воспоминаний. Смахнув тыльной стороной ладони предательские слезы, я распахнула глаза. Бернардо в окружении своих людей вошёл внутрь, мне пришлось поприветствовать гостя и встать на ноги. Марко тенью следовал за отцом. Идеальный итальянский костюм, скроенный на заказ, галстук дерзко выглядывал из-под пиджака, поблескивали запонки, и, конечно же, шляпа – неизменный атрибут уважающего себя мафиози.

– Решились на переговоры, Бернардо?

– Мои мысли полны грандиозных идей, но эта ужасно бестолковая, – сморщившись, словно перед ним не девушка, а слизень. – Кристиано обезумел от расставания с тобой и совершил очередную ошибку. Мой дорогой друг Гаэтано пострадал. Как думаешь, девчонка Ринальди слишком легкая жертва?

Уверена, Кристиано и Алдо должны были укрепить охрану возле дома и тем более у границ, но, кажется, эти ублюдки оставили несколько шпионов в Канаде, которым ещё по силам причинить вред семье.

– Ты не посмеешь причинить никому другому вред. Ни тогда, когда я здесь, – огрызнувшись на его вопрос, внутри меня всё дрожало от страха за Джину.

Что, если это всего лишь уловка, чтобы напугать меня? А может, Джина уже похищена? У меня закружилась голова от вариантов, которые могли быть.

– Значит, ты всё ещё готова играть?

Не раздумывая ни секунды, я кивнула соглашаясь. Передо мной возникла миска, до краев наполненная влажной, отдающей химозой кормовой массой для животных. Запах был далёк от аппетитного, но могло быть и хуже – гораздо хуже.

– Я должна это съесть? – уточнила я у Бернардо.

– Подожди, еще не все декорации готовы. Марко, организуешь съёмку? – Повернув голову на сына, тот молча достал телефон.

Мужчина извлек из кармана ошейник, холодно блеснувший в полумраке, и затянул его на моей шее. Удовлетворив свою извращённую эстетику, съёмка началась. Стоя на коленях, я не решалась приступить к трапезе. Зажмурившись, лишь кончиком языка коснулась отвратительной массы. Пришлось задержать дыхание, чтобы протолкнуть её в себя. Поедая корм, я прожигала Марко взглядом, полным презрения и ненависти.

– Руки за спину, Витэлия! – Отдавая приказы, говорил Бернардо, и я выполняла. – Будет здорово, если мы услышим, как кошечка издаёт звуки для своего хозяина.

Застыв, сжимая челюсть, испепеляя главу клана взглядом. В ответ получая лишь насмешливый блеск в глазах. На вкус еда была не такой противной, как на запах, но от принудительного унижения куски застревали в горле. Ближе к концу мой желудок готов был вытошнить всё обратно. Марко наблюдал теперь не через равнодушный экран смартфона, а вживую, с неподдельным интересом. Заметив это, я неторопливо провела языком по краю миски, издав притворный стон удовлетворения. Кадык на его шее дрогнул, оживляя набитого паука. Значит, мои догадки верны.

– Отличное видео вышло, – Поворачиваясь на пятках, направляясь к выходу, сказал Бернардо. – Мне не терпится показать его Кристиано.

– Надеюсь, уговор в силе, – Бросила я вслед. – Не трогай мою семью.

Ответом мне был хлопок закрывающейся двери. Ночной фонарь, пробивающийся в щель, освещал тонкую полосу, ускользая в угол. На языке был горьковатый привкус еды, а миска все еще наполовину полная. Спустя какое-то время ночные жители пришли на запах. Я никогда не боялась грызунов, наоборот, животные казались мне милыми.

Зверек осторожно выжидал, когда я перемещусь в отдаленное место, чтобы полакомиться.

– Прости, но у меня нет сил двигаться, – вздохнув, я просто пододвинула миску дальше от себя. – Жизнь такая непредсказуемая, но мне нравится твое общество, маленький друг.

Пока маленький зверек лакомился едой, я проваливалась в сон, забывая про тяготы наяву.