За весь день Ника съела одно-единственное овсяное печенье, так что домашняя еда была очень кстати. До пандемии они с Кириллом частенько придумывали что-нибудь интересное: то лепили пельмени, то жарили стейки, то делали роллы, – но, оставшись в квартире наедине с собой, Ника забросила готовку. Кулинарный процесс увлекательнее, когда делишь его с любимыми, поэтому она с таким удовольствием помогала сейчас родителям.
– У нас сегодня, кстати, ожидаются и другие гости. Где-то через час придет Наталья Семашко, адвокат Альбины. – Папа заговорщически подмигнул, знал, что Нику эта новость заинтересует.
В голове сразу вспыхнули сотни вопросов, но Ника не успела выбрать, с какого начать, ее опередила мама:
– Начинается! Мало того, что ты шастаешь по судам, так теперь и к нам будут ходить все, кто ни попадя. Имей в виду: без маски никого не пущу.
Совесть от души врезала Нике в область грудной клетки, мама глянула на нее и поспешно добавила:
– Солнышко, к тебе это не относится! Тебе мы всегда рады!
Однако это не отменяло того, что папа рисковал здоровьем, взявшись защищать Сергея.
– Извини, мотаешься по судам из-за меня. Не надо было тебя втягивать…
– Не говори глупости! – Папа выбросил в урну пустую банку. – Не было бы этого дела, появилось бы другое. Маску я ношу, руки мою, социальную дистанцию соблюдаю, так что все будет в порядке. – Он уселся за стол, давая понять, что больше эту тему обсуждать не намерен. – Давайте уже есть! Я голодный как черт, с утра на одной овсянке.
Ника вздохнула, теперь она еще больше чувствовала себя виноватой. Да, папа был осторожен и соблюдал рекомендованные Минздравом меры, но это не гарантировало безопасности. Слишком мало было известно о новом вирусе, а истории, которыми пестрел интернет, пугали. Что, если папа заболеет?
Мама уже раскладывала горячее по тарелкам. Наконец все расселись, вооружившись ножами и вилками. В воздухе витала недосказанность, мама попыталась разрядить обстановку:
– У вас с Кириллом все хорошо? Не ругаетесь?
Ника улыбнулась. Из-за чего им ссориться? Разве что слишком горячо выяснять, кто круче: кошки или собаки? Она традиционно отстаивала пальму первенства своей серой любимицы, Кирилл настаивал, что его Гера, американский стаффордширский терьер, – самое преданное и заботливое существо на свете. Они всегда препирались в шутку, потому как на деле души не чаяли в обоих питомцах.
– Если б не пандемия, мамуль, я бы давно переехала к Кириллу. Надо было еще осенью это сделать.
Папа довольно улыбнулся.
– Чувствую, скоро будем гулять на свадьбе.
Это было что-то новенькое, раньше родители тему свадьбы не поднимали.
– Мне Кирилл нравится, – подхватила мама. – Вежливый, внимательный, зарабатывает хорошо.
– Ради нашей Ронюшки в Краснодар переехал. Дом купил, ремонт сделал. Хороший парень.
Они синхронно посмотрели на Нику: то ли репетировали эту беседу, то ли за тридцать лет совместной жизни научились думать в унисон. Ника сделала вид, что намеков не понимает. Не то чтобы она сомневалась в отношениях с Кириллом, наоборот, для нее было аксиомой, что они навсегда вместе. Просто она не думала о свадьбе. Куда торопиться? Они еще даже съехаться не успели.
– Вы, главное, сильно не затягивайте, – не отставал папа, орудуя вилкой и ножом. – Мишка вон с Аленой девять лет чего-то ждали и дождались.
Ника проткнула вилкой сырную корочку.
– Не думаю, что штамп в паспорте это бы исправил.
Расставание старшего брата с девушкой потрясло всю семью. Миша с Аленой начали встречаться еще в России, потом вместе переехали в Германию, и все это время казалось, что они живут душа в душу, но недавно отношениям пришел конец.
– Как знать, – пожал плечами папа. – Одно ясно: проверку на прочность они не прошли. Самоизоляция проявила все обиды и недомолвки. Не удивлюсь, если статистика в этом году покажет резкий рост числа разводов. Это при условии, что мы вообще переживем пандемию: что ни день, новые заболевшие, неизвестно, чем они там в Минздраве думают.
Родители переключились на обсуждение коронавируса. Сначала припомнили меры, граничащие с идиотизмом, потом те, которые, по их мнению, были недостаточными, затем перешли к статистике заболевших.
Ника в беседе не участвовала. Наверняка родители проходились по этой теме не один раз, но какой толк обсуждать проблему, разобраться в которой могут только профессионалы? Ника не была ни политиком, ни вирусологом, а потому предпочитала делать то единственное, что могла контролировать: соблюдать осторожность и не поддаваться панике.
Так что вместо пустой болтовни она сосредоточилась на обеде. Сочная майонезно-сырная корочка оказалась бесподобной. Оригинальный рецепт мяса по-французски включал свинину, но мамина версия, с курицей, понравилась Нике куда больше.
– Очень вкусно! – похвалила она, когда родители закончили обсуждать очередного заболевшего знакомого.
Мама улыбнулась.
– Не пересолила?
– Нет, мамуль, соли в самый раз. Объедение!
– Поддерживаю. – Папа отодвинул пустую тарелку. – Съел бы еще пять порций, но, боюсь, не влезет.
Ника тоже уже доела.
– Чай наливать? – Она поднялась из-за стола.
– Наливай, – синхронно ответили родители.
Ника убрала посуду, разлила чай по кружкам, насыпала в вазочку печенье, открыла зефир. Они перебрались за кофейный столик, родители заняли диван, Ника забралась с ногами в кресло, гадая, можно ли уже повернуть разговор к делу Подставкина или подождать.
Папа поймал ее взгляд и понимающе хмыкнул.
– Спрашивай, не то помрешь от любопытства.
Нику не нужно было просить дважды, она заранее подготовила список вопросов.
– Сергея и Альбину подозревают в покушении на убийство, правильно?
– Правильно.
Мама покачала головой, но возражать не стала. Она не любила, когда дома обсуждались адвокатские дела и тем более убийства, однако случай был особый: вся семья интересовалась этим расследованием и все хотели, чтобы настоящего убийцу посадили в тюрьму.
– Что именно, по мнению Голиченко, они сделали? Как убили Подставкина?
– Все подробности я узнаю, только когда Власенко предъявят обвинение. Сейчас он подозреваемый, а потому Голиченко хранит тайну следствия. Но кое-что мы уже можем заключить из предыдущих допросов. Во-первых, мотив. По мнению следователя, семья Власенко мошенничала с зарплатами, а Подставкин их раскрыл.
– Насколько я поняла, Альбина мошенничала сама?
– Зависит от того, с какой стороны посмотреть. Если судить по ее показаниям и по показаниям моего пациента, то да, она все провернула сама, но у Голиченко другое мнение. Ты же просила версию следователя?
– Да, извини. Больше не перебиваю.
Пациентами папа называл своих доверителей, деля их на «амбулаторных» – тех, что находились под подпиской или домашним арестом, и «стационарных» – пребывающих за решеткой. Сергей очень быстро переместился во вторую категорию.
Папа взял зефир и потянулся за сахарницей, мама тут же отодвинула ее подальше.
– Ложечку-то можно? – обиженно возразил папа.
– Нет. В зефире и без того сплошной сахар. Либо – либо.
В последнее время мама часто сетовала, что папа налегает на сладкое, и следила, чтобы он не переусердствовал.
– Никакой радости в жизни, – вздохнул папа, разламывая зефир на половинки. – Но вернемся к Власенко. По версии следователя, Подставкин раскрыл мошенничество с зарплатами. Как именно – мы пока не знаем, но якобы за это его и убили.
– А в чем суть мошенничества, уже известно? – спросила мама.
– Классика жанра, «мертвые души».
Мама понимающе кивнула, но Нике это название ни о чем не говорило.
– Что за «мертвые души»?
Папа откусил зефир.
– Тактоародезазывают.
«Так это в народе называют», – перевела Ника. Папа прожевал и продолжил:
– Альбина устроила трех студентов в больницу, они числились санитарами, но по факту не работали. Зарплата им при этом начислялась, Альбина забирала ее себе. Власенко говорит, что о мошенничестве узнал два года назад от главврача, когда та вызвала его и устроила взбучку. Думала, «мертвые души» – его рук дело. Но мой пациент о происходящем не подозревал, так он по крайней мере утверждает.
– А почему главврач подумала на Сергея?
– Потому что он старший медбрат и подписывал документы. К тому же одна из «мертвых душ» – его сестра. Голиченко выяснил, что часть подписей, например в приказах о трудоустройстве, ставила Альбина, но часть принадлежит моему пациенту. Власенко утверждает, что просто подписывал табели, которые подсовывала Альбина. Привык, что она делает всю бумажную работу. Она тогда работала бухгалтером в их больнице. В любом случае ситуация довольно скверная, все указывает на причастность Власенко к мошенничеству, а показания его жены и сестры следователь трактует как предвзятые.
– Понятно, – пробормотала Ника, хотя картина еще до конца не сложилась. – Значит, по мнению следователя, Подставкин раскрыл мошенничество Сергея и Альбины. Допустим. А что было дальше? Как они его отравили? И где взяли ту предсмертную записку?
– Пока не знаю. О! – Папа прислушался. – Это, наверное, Семашко. Яночка, откроешь?
Мама кивнула и пошла в прихожую. Ника звонок не услышала, слуховые аппараты с такой задачей редко справлялись. В тот вечер, когда к ней без приглашения заявился Сергей, она чудом увидела его из окна, и то только потому, что Сергей сигнализировал фонариком. Он подсмотрел ее адрес в больничной карте, но номер телефона там был указан родительский – после аварии Ника лишилась не только слуха и машины, но и смартфона. Так что Сергею пришлось проявлять изобретательность.
– В воскресенье в их квартире был обыск, – продолжил папа. – Я изучил протокол, и, на мой взгляд, ничего важного не нашли. Но это неудивительно, учитывая, что с момента убийства прошло два года. Забрали ноутбук. Власенко говорит, там ничего провокационного быть не может, надеюсь, что так оно и есть. Посмотрим, что расскажет Семашко. Совместим наши знания, попробуем сложить картину.
– Попробуем, – донеслось из коридора, а спустя пару секунд в гостиную вошла невысокая, полная женщина с волосами до плеч непонятного цвета: то ли выгоревшего коричневого, то ли затемненного рыжего; колец на ее пальцах было больше, чем у Ники в шкатулке; довершало картину помятое цветастое платье и красный пакет, который женщина положила в кресло. – Здрасьте вам. Ты, по всей видимости, Вероника?
Ника кивнула, и Семашко цокнула языком.
– Да уж, тогда у нас возникла небольшая проблемка.
– Какая такая… – начал было папа, но не успел закончить.
Семашко выглянула в коридор.
– Альбин! Здесь Вероника.
На этот раз языком цокнул папа.
– Н-да, могла бы предупредить, что приведешь клиентку.
Семашко плюхнулась в кресло, прижав пакет спиной.
– Я и не собиралась ее приводить.
– Я сама напросилась. – В гостиную вошла высокая девушка в легком черном платье. Темные круги под глазами нисколько не портили ее красоту, лишь подчеркивали бледность кожи. Черные волосы были собраны на затылке в хвост. – Извините, не думала, что так получится.
Ситуация и в самом деле складывалась неприятная. Утром Сергея отправили в СИЗО за то, что он общался с Никой, а теперь она встретилась с Альбиной, которая тоже находилась под подпиской.
Ника посмотрела на папу.
– Может, мне уйти?
– А толку? Если Голиченко узнает о вашей встрече, это вряд ли поможет.
– Да откуда он узнает? – махнула рукой Семашко, после чего посмотрела на Нику и выразительно добавила: – Ему же никто не расскажет?
Ника опешила.
– Наташ, ты на что-то намекаешь? – Голос папы звучал спокойно, но интонация выдавала, что реплика Семашко ему тоже не понравилась.
Он, конечно, прочитал Нике лекцию о том, как опрометчиво она поступила, встретившись с Голиченко. Но папа на то и папа, чтобы за закрытыми дверями ругать, а прилюдно защищать и держать оборону.
– Нет-нет, без обид, Семен Анатольевич. Вы же знаете, это у меня чувство юмора такое специфическое. Постараюсь больше не шутить. Аль, заходи давай, стоишь в дверях, как неродная. Не узнает Голиченко о вашей встрече, не повсюду же у него глаза и уши.
Альбина нерешительно шагнула вперед, из-за ее спины выглянула мама.
– Куда бы вас посадить?
– Можно сюда, – привстала Ника. – Я на диван пересяду.
– Нет-нет, не нужно, – запротестовала Альбина, проходя в гостиную. – Извините за неудобство, нужно было предупредить, что я приду. Давайте, я здесь сяду?
Она указала на стоящий в углу желтый пуфик, который папа обычно использовал в качестве подставки для ног, когда смотрел телевизор.
– Вряд ли вам там будет удобно, – улыбнулась мама. – Лучше возьмите стул и поставьте ближе к дивану, а я пока чай приготовлю. Вам черный?
– Да, спасибо большое.
Сосредоточившись на гостеприимстве, мама напрочь позабыла об обещании обязать всех надеть маски. Оно и к лучшему, слуховой аппарат без возможности читать по губам малоэффективен.
Ника сняла с шеи цепочку со стримером, положила на столик и привычно пояснила:
– Это поможет мне лучше слышать.
Альбина сочувственно улыбнулась, ставя стул между креслом и диваном.
– Сергей рассказывал, как вам досталось. Мне очень жаль.
– Спасибо.
Ника пока не решила, как относиться к Альбине. Жена Сергея точно была замешана в мошенничестве с зарплатами и, возможно, была причастна к убийству. С другой стороны, Сергея обвиняли в том же, а после встречи с Голиченко Ника лишь утвердилась во мнении, что следователь ткнул в первого встречного, не удосужившись даже проверить алиби Подставкиной.
Альбина села и расправила платье.
– Извините, что так вышло. Я просто не могу сидеть дома, пока Сережа там, за решеткой. – Это было уже третье сказанное ею «извините», а они еще даже разговор не начали.
Папа воспользовался моментом и, пока мама орудовала на кухне, добавил в чай две ложки сахара, после чего приступил к расспросам:
– Мы пытаемся разобраться в ситуации, но плаваем в тумане. Вы в этом деле варитесь дольше, так что будем благодарны за любую информацию.
– Даже не знаю, с чего начать. Мы были уверены, что Голиченко расследует мошенничество, но оказалось, что дело в убийстве Максима. – Альбина говорила так тихо, что Нике пришлось угадывать слова по губам.
– Давай лучше я, – вклинилась Семашко. – Семену Анатольевичу нужны факты, а мне с адвокатской стороны понятнее, на что обратить внимание.
– Да, конечно, – кивнула Альбина.
Мама поставила перед ней чашку с чаем, вторую передала Семашко, после чего села на диван рядом с папой.
– Сначала на допрос в качестве свидетеля вызвали Сергея, – рассказывала Семашко. – Он, умница, не пошел сам, позвонил мне, попросил поприсутствовать.
– Надо же, – хмыкнул папа. – Редкая предусмотрительность.
– И не говорите! Но мы с Альбиной давно друг друга знаем и с Сергеем не раз пересекались. Я люблю рассказывать, что бывает, если свидетель дает показания без адвоката. К счастью, Сергей умеет слушать. Но не суть, мы с ним пошли к Голиченко. Тот начал задавать вопросы о мошенничестве двухлетней давности. Хорошо, что я знала о той истории. Альбина тогда совершила глупость, но они с Сергеем все уладили: деньги вернули, с главврачом договорились, Альбина уволилась по собственному желанию. Там цена вопроса – сто тысяч, вроде мелочь, но кто знает, что у следователя на уме. В общем, я посоветовала Сергею взять пятьдесят первую.
– Правильно, – одобрительно кивнул папа.
Университетские годы на юрфаке остались позади, без практики многое стерлось из памяти, но базу Ника все-таки помнила: пятьдесят первая статья Конституции гарантировала право не свидетельствовать против себя и близких.
Семашко отпила чай и продолжила. Ника внимательно следила за ее губами, стараясь ничего не упустить.
– Распрощались мы с Голиченко, ничего ему не сказав, но на следующий день он вызвал на допрос Альбину. Я, естественно, тоже пошла. Та же история: мошенничество, все дела, мы берем пятьдесят первую. И тут Голиченко интересуется: где вы были третьего февраля восемнадцатого года? Я сразу напряглась, хотя тогда еще не знала, что в тот день убили Подставкина. Мы по-прежнему настаиваем на пятьдесят первой, Голиченко злится. Слово за слово, и я наконец понимаю, что на Альбину хотят повесить убийство.
Семашко потянулась за печеньем, и Ника воспользовалась паузой, чтобы посмотреть на Альбину. Та сидела с ровной спиной, опустив голову, как провинившаяся школьница. К чаю она пока не притронулась.
– Я отправила Альбину домой и дала задание: поднять все бумаги, все звонки, все что угодно, чтобы вспомнить, что она делала два года назад. Задача почти нерешаемая, но нам повезло! В тот вечер, когда убили Подставкина, Альбина была на приеме у онколога. Записи сохранились, и врач это подтвердил. Мы довольные пошли к Голиченко и сообщили, что Альбина не могла убить Подставкина, потому как у нее железное алиби…
– И он, ясно дело, перекинулся на ее мужа, – закончил папа.
– Ага, мотив тот же, подозреваемый другой. Следователю какая разница? Главное – дело побыстрее закрыть. В общем, наш гений Голиченко устроил у них в квартире обыск, потом утащил Сергея на допрос. Я по-прежнему рекомендовала молчать и настаивала на пятьдесят первой. Голиченко это явно не понравилось, он подумал еще немного и решил, что двое подозреваемых лучше, чем один, вот и состряпал версию о предварительном сговоре. Я взялась защищать Альбину, а Сергею порекомендовала искать другого адвоката.
– Про предварительный сговор, пожалуйста, поподробнее, – попросил папа.
Семашко окунула печенье в чай.
– Рассказываю все, что знаю. В тот день у Подставкина был выходной, но тем не менее отравили его на рабочем месте. Голиченко полагает, что Альбина заманила Подставкина в больницу, после чего пошла на прием к онкологу, чтобы обеспечить себе алиби, а к делу подключился Сергей – намешал нитроглицерин в коньяк и опоил несчастного хирурга. Вот вам и сговор.
– Мы этого не делали, – прошептала Альбина, все так же глядя в пол.
– Ясень пень, не делали, – хмыкнула Семашко. – Но поди докажи. Это по закону у нас презумпция невиновности, а по факту – презумпция вины. Материалы дела нам до последнего не покажут, но что-то мне подсказывает, что все строится на показаниях двух свидетелей. Первый якобы видел сообщение Альбины с намеками на интим. Про второго знаю лишь, что нарисовался он сразу после допроса Сергея. Говорила этому балбесу держать язык за зубами, но он ляпнул, что в тот день ездил к маме в Кабардинку. Вот свидетеля и подсуетили.
Ника почувствовала, что теряет нить разговора. Что за сообщение с намеком на интим, при упоминании которого щеки Альбины покраснели? О каких свидетелях речь? И кто, по мнению Семашко, их «подсуетил»? Неужели Голиченко?
Папа шумно отхлебнул чай.
– К сообщению мы еще вернемся, а пока давайте о свидетелях. На завтра Голиченко назначил Власенко очную ставку с неким Александром Шевченко. Вам это имя о чем-нибудь говорит?
Об очной ставке Ника слышала впервые. По телефону папа предпочел об этом не упоминать.
Альбина подняла голову и ответила так тихо, что Нике пришлось читать по губам: «охранник в больнице».
– Сто пудов заявит, что видел тем вечером Сергея! – усмехнулась Семашко, а потом глянула на Альбину, рука ее застыла, не донеся печенье до рта. – Погоди! А Бобриков тогда кто?
– Тоже охранник, – Альбина заговорила громче. – Сашка Бобриков и Шурик Шевченко, закадычные друзья и первые сплетники. Работают в разные смены.
– Та-а-ак. – Семашко откинулась на спинку кресла. – Значит, один охранник якобы видел твое сообщение, а второй нарисовался, чтобы сломать алиби Сергея. Только мне это кажется подозрительным?
– Мы пока не знаем, что заявит Шевченко, – заметил папа.
О проекте
О подписке
Другие проекты