– Есть такое. Если бы я сказала, что пойду к Голиченко, он бы связал меня по рукам и ногам, потому что стоит войти в кабинет следователя, как убийство тут же повесят на тебя.

Кирилл усмехнулся.

– Профдеформация.

– У папы? Однозначно.

Он и в самом деле слишком часто сталкивался с несправедливостью, а потому повсюду искал подтасовки и ложь. Полицейские у него четко ассоциировались с некомпетентностью, а следователям он доверял примерно как надписям на заборе. Однако именно из-за его отношения к «засадительной системе левосудия» (папа называл ее так и никак иначе) Ника решила перестраховаться и не сказала Голиченко о записке.

В этой истории все было запутанно дальше некуда: одно цеплялось за другое и выворачивало наизнанку третье. Подставкин много пил, против него шел судебный процесс, а юристы больницы, вместо того чтобы поддержать своего сотрудника, наоборот, старались переложить вину за смерть пациента на него. Подставкин не выдержал и однажды, напившись до чертиков, полез в петлю. К счастью, его вовремя обнаружили и спасли.

Сергей рассказал, что помчался в кабинет друга, как только узнал о случившемся. Подставкина уже увезли, а на столе лежала записка, в которой хирург прощался с семьей и признавался жене в измене. Сергей забрал записку, потому как понимал, что будет, если Подставкина ее прочитает.

«Когда Максима выписали, – рассказывал он, – я вернул записку ему. Видимо, все это время она хранилась у него. Но четыре месяца спустя ее кто-то нашел, отравил Максима и обставил все как самоубийство. Я не хочу в это верить, но лишь одного человека написанное там могло так сильно разозлить».

Жену хирурга. Если прибавить к этому ее ложное алиби, картинка получалась настораживающей. Может, все-таки стоило рассказать Голиченко о том, что Сергей забрал ту записку? Но этим Ника могла усилить подозрения против самого Сергея: раз забрал записку, то вполне мог и сохранить, чтобы в нужный момент подбросить. С другой стороны, сведения о записке указывали на возможную причастность Подставкиной. С третьей стороны, прав Кирилл: следователь сам в состоянии это выяснить. Ника, по сути, ничего не знала…

– Ну, ты чего? – голос Кирилла вывел ее из раздумий. – Хватит переживать. В конце концов, ты добилась главного: расследование продолжат и все как следует проверят.

– Да, ты прав. Просто сложно переключиться на что-то другое.

– Давай я тебе помогу. Хочешь хорошую новость?

– Очень хочу.

– Ромику выдали красный пропуск!

– Да ладно? – Новость была не просто хорошей. Замечательной! – Значит, и тебе скоро выдадут!

– Надеюсь. Оказывается, пропуск Ромика уже неделю как пришел и все это время пылился в почте. А мой, похоже, застрял где-то в электронной пробке.

– Что за лажа…

– Не то слово. Но уже хоть какой-то прогресс.

Ника печально улыбнулась. Как же надоела эта бесконечная бумажная волокита! Интересно, что случится быстрее: закончится карантин или Кириллу выдадут наконец заветную бумажку? Они с Ромиком подавали заявление одновременно – почему Ромику пропуск выдали, а Кириллу нет?

– Бесит все это, – пробурчала Ника. – Никогда ничего по-человечески не работает.

– А меня больше всего бесит, что я уже месяц не могу тебя обнять! – Ника тяжело вздохнула, ей тоже очень хотелось прижаться к Кириллу. Они были так близко и одновременно непреодолимо далеко. Кирилл жил в пяти минутах езды от центра Краснодара, но территориально его поселок относился к Адыгее. Для пересечения границы региона требовался особый красный пропуск, именно его вот уже месяц ждал Кирилл.

Он подал заявку почти сразу после объявления пандемии. Тогда в крошечное помещение набилась толпа из желающих оформить заветную бумажку.

В толпе Кирилл встретил Ромика, бывшего начальника Ники. Он тоже решил оформить пропуск, чтобы без проблем ездить на дачу. После того случая Ромик и заболел. Хорошо хоть успел вернуться в Краснодар, иначе загремел бы в поселковую больницу. До сих пор лежал в красной зоне в тяжелом состоянии: двусторонняя пневмония, курс антибиотиков, потеря обоняния и вкуса – полный набор.

А Кириллу хоть бы хны! Он даже тест на антитела сделал, думал, может, переболел бессимптомно. Но нет, никаких признаков ковида. И как после этого верить в его высокую контагиозность, о которой твердят со всех экранов? С другой стороны, не верить в опасность вируса тоже нельзя, пример Ромика это подтверждал наглядно: молодой парень, а едва откачали.

– Теперь у Ромика пропуск есть, но воспользоваться им он не может, а у меня пропуска нет, и хоть вой от тоски.

– Может, это ему компенсация? Вселенская справедливость: не повезло с ковидом, но улыбнулось с пропуском.

– Ну ее в баню, такую справедливость. Я, конечно, соскучился люто, даже не предполагал, что вообще можно так по кому-то скучать. Теперь вою не только по ночам, но и целыми днями. Герка уже не реагирует, смирилась с тем, что хозяин окончательно сбрендил. Но, с другой стороны, менять пропуск на здоровье – идея так себе. Боюсь, в состоянии полуживого овоща не смогу тебя толком обнять, а я, между прочим, планирую при первой же возможности задушить тебя в объятиях.

В подтверждение сказанного Кирилл обхватил себя руками и прищурился, как довольный кот. Дурачиться и скучать – единственное, что оставалось. Ника знала, что стоит им встретиться – уже никакая пандемия никогда не сможет их разлучить. Когда этот апокалипсис закончится, они каждую минуту будут проводить вместе.

Кирилл вдруг нахмурился, что-то смахивая с экрана телефона.

– Звонит кто-то? – догадалась Ника.

– Ага, я потом перезвоню. Давай лучше подумаем над… – он снова смахнул уведомление с экрана, – над слоганом для туалетной бумаги.

– Кто там к тебе пробивается?

– Да неважно.

Будь неважно, он бы рассказал. С каких пор у них появились секреты?

Кирилл перехватил ее взгляд и с явной неохотой признался:

– Это Леха, помнишь, мой друг из Москвы?

– Помню, но не пойму, почему ты его от меня скрываешь?

Друг Кирилла работал в московской прокуратуре, они с Никой не были знакомы, но именно Леха помог им советом прошлым летом, когда в Стамбуле Нику едва не обвинили в убийстве.

– Я не скрываю. Просто… не хотел снова поднимать эту тему. Я попросил Леху навести справки по делу Подставкина.

Новость была неожиданной. Значит, Кирилл решил разузнать подробности? Жалко, что втайне от нее.

– Почему не сказал?

– Я ему позвонил еще до твоей встречи со следователем. Ты сомневалась, подключать ли Семена Анатольевича, вот я и подумал, что Леха может выяснить, насколько серьезные против Власенко улики. Но теперь это неважно.

– Как это неважно?!

– Мы же все выяснили. Голиченко продолжит расследование, проверит Подставкину. Можно расслабиться и жить спокойно.

Ника прекрасно понимала, что происходит. Кирилл берег ее чувства – хотел сначала сам поговорить с Лехой, а потом решить, передавать ли добытые сведения ей. Забота – это, конечно, приятно, пока она не становится излишней и не начинает раздражать.

– Пожалуйста, не надо меня опекать.

– Я и не собирался.

– Да? Тогда звони Лехе, и мы вместе с ним поболтаем.

Кирилл шумно выдохнул.

– Не переживай за меня, – Ника заговорила мягче. – Поверь, неизвестность изматывает куда сильнее.

– Верю. – Кирилл несколько раз коснулся пальцем экрана. – Ладно, звоню.

– Спасибо. И за то, что попросил Леху навести справки.

Кирилл улыбнулся, но не успел ответить: Леха принял вызов, экран разделился пополам.

– Привет, Кирюх! Ох, елки, ты не один!

Он исчез из кадра так же быстро, как появился. Ника успела заметить только промелькнувший голый торс, который быстро сменился белым потолком.

– Мог бы предупредить! – донесся голос из-за кадра, а через пару секунд потолок снова дернулся, и теперь им с экрана улыбался мужчина с собранными в хвост светлыми волосами, в красной футболке и с капельками пота на лбу. – Добрый день. Вы, наверное, Ника? Простите за такое зрелище, но ваш бойфренд застал меня врасплох.

– Прям уж врасплох, – усмехнулся Кирилл. – Сколько там кубиков? Восемь?

– Шесть. Но кто считает?

Леха тоже довольно улыбался, он только притворялся возмущенным, а на деле вовсе был не прочь продемонстрировать пресс.

– Это у тебя там беговая дорожка? – Кирилл присмотрелся к экрану.

За спиной Лехи и в самом деле виднелся тренажер.

– Ага, она самая. Помнишь, мой кабинет на даче? Я его модернизировал. Поставил дорожку, купил гантели. Вчера вон новый агрегат привезли. – Он сдвинулся вправо и чуть повернул камеру. – Три в одном: турник, упор для пресса и брусья. Как раз опробовал, когда вы позвонили.

– Уже завидую.

– Ну так приезжайте, как закончится пандемия. Я тебя давно зову. И вас, Ника, между прочим, тоже. Надеюсь, Кирилл мое приглашение передал?

– Передал, мы планировали приехать в начале апреля, но не срослось. – О сорвавшейся поездке в Москву даже вспоминать не хотелось. Карантин бил по всем фронтам, и главный удар пришелся по самому больному – слуху: операция по установке кохлеарного импланта отодвинулась на неопределенный срок. – Давайте на «ты»? А то чувствую себя чересчур важной.

– Давай. – Леха вытер лоб полотенцем. – У вас там уже небось вовсю лето?

– Сегодня двадцать девять. – Ника с тоской посмотрела на закрытое окно.

В квартире работал кондиционер – сезон жары в этом году начался рано, значит, о свежем воздухе можно забыть. Впереди как минимум три месяца духоты. Весна для Краснодара – редкость, после дождливой зимы кто-то дергает тумблер, и город за одну ночь перепрыгивает из «плюс четырнадцати» в «плюс тридцать».

– Везет же людям! Блин! Короче, надо покупать дом в Сочи. На фиг эту Москву. У нас двенадцать, ветер и опять дождь!

– Дом в Сочи? Really^[3]? – хмыкнул Кирилл. – Видел, какие там цены? Придется продать квартиру вместе с дачей, и то не факт, что хватит. Или я недооцениваю зарплату прокурора?

– Да какое там недооцениваешь, в ипотеке все: и квартира, и дача. Машина тоже в кредите. А насчет прокурора… я ж уволился. Еще в январе.

– Да ладно?! Как так?

– Ну вот так. Сглупил, конечно, стоило задержаться еще ненадолго, но кто ж знал, что наступит такая халява? Сиди на даче, работай удаленно, а зарплата капает. Хотя я и так на даче сижу, только без зарплаты.

– А чего уволился? И почему раньше не сказал? Теперь я чувствую себя плохим другом.

Кирилла явно ошарашила новость. Он всегда говорил, что Леха – прокурор от бога, и пророчил ему вершину карьерной лестницы.

– Да задолбало все, Кирюх, веришь? Вот нет больше сил. После Нового года понял, что сдохну на работе, так и не начав жить. Мишка уже в третий класс пошел, а я ни разу в его школе не был. Не говоря уже о том, чтобы с пацаном в футбол поиграть или в этот его майнкрафт, будь он неладен. Ну и вот, теперь играю. На рыбалку хожу, огородом занимаюсь.

– Так ты совсем не работаешь, что ли? Или в поисках?

Леха отвел глаза и смущенно пробормотал:

– Да нет, работаю.

Ника с интересом наблюдала, как Кирилл по крупице вытаскивает из друга информацию.

– А что делаешь? Устроился куда-то удаленно?

– Не то чтобы устроился…

Кирилл подождал немного, но продолжения не последовало.

– Лех, ты если не хочешь рассказывать, так и скажи, я отстану.

Леха скрестил руки на груди и произнес с вызовом:

– Книгу я пишу.

– Книгу? – удивился Кирилл, да и Ника не ожидала такого поворота. – Ты серьезно?

– Серьезно. Всю жизнь мечтал и вот решился.

Кирилл моргнул, поправляя очки.

– А о чем пишешь? О работе российской прокуратуры?

Леха недоуменно уставился с экрана, а потом заржал так заразительно, что Ника тоже не смогла сдержать улыбку. Да и Кирилл улыбался, хотя причина веселья пока была неясна.

– Издеваешься? – прохрюкал Леха. – Я ж сказал, что хочу начать жить, а не с собой покончить. Про прокуратуру! – Он откинулся на спинку кресла, отдышался и продолжил: – Ну ты даешь! Фантастику я пишу. Про парня, научившегося путешествовать во времени. Но в чем-то ты прав, он бывший прокурор.

– Путешествует и исправляет судебные ошибки? – предположила Ника.

– Не-е-е… это ж фантастика, а не сказка, тут правдоподобность важна. Он наверстывает упущенное, общается с сыном, которого из-за своей работы почти не видел.

– Значит, автобиография, – усмехнулся Кирилл. – Дашь почитать?

– Да запросто, скину ссылку. Я пишу и сразу публикую, по главам. Правда, за доступ придется заплатить сто тридцать рублей.

– Ради тебя готов разориться!

– Я тоже почитаю. – Нике и в самом деле было интересно, к тому же хотелось поддержать начинающего писателя. – Кидай ссылку, размещу в соцсетях, наверняка, кто-то заинтересуется. И отзыв обязательно напишу.

– Вот! Сразу видно маркетолога! – расплылся в улыбке Леха. – Спасибо! Может, еще какую рекламу посоветуешь? А то меня пока читают три калеки, даже тысячу в месяц не зарабатываю. Но зато кайфую от процесса.

Нику так и подмывало спросить, на какие шиши Леха живет, да еще и покупает спортивные тренажеры, но не будешь же лезть к малознакомому человеку с такими вопросами.

Однако Кирилла правила приличия не сковывали.

– А живете вы на что?

Леху прямой вопрос не смутил.

– Отложил кое-что, но в основном на зарплату Оксанки. Мы теперь современная семья: я сыном занимаюсь и строю писательскую карьеру, она зарабатывает. Дала мне на раскачку два года.

– Круто! Рад за тебя, как допишешь, жду бумажный экземпляр с автографом!

– Заметано!

– А я подумаю насчет рекламы, – пообещала Ника.

– Спасибо, други. Фух, рассказал вам, и сразу легче стало, боялся, что смеяться будете. Я ж пока инкогнито пишу, кроме Оксанки никто и не в курсе.

– Стесняешься, что ли? На тебя не похоже.

– Знаю, что не похоже, просто это слишком личное. Я же душу на бумагу выкладываю, не хочу, чтобы туда кто-то плюнул. Никогда не думал, что так трепетно буду к этому относиться. Но это… не знаю, как объяснить. Каждая строчка дорога, если какой урод коммент нелестный напишет, по полдня отхожу. Люди же не задумываются, что по ту сторону экрана живой человек и ему тяжко читать всякие гадости. Поэтому теперь комменты просматриваю только по утрам в воскресенье, к понедельнику прихожу в себя и снова могу работать. Наверное, поэтому и не распространяюсь, если бывшие коллеги подтянутся… Кстати! Я чего звоню! Ты же просил справки навести.

– Просил, но я не знал, что ты уже в прокуратуре не работаешь.

– Ну это не помешало мне разузнать о вашем деле. Связи-то остались.

Ника подобралась. Когда Леха заговорил о писательской карьере, она решила, что информации о Власенко не будет. Однако он все-таки что-то выяснил.

– Мне ситуацию только в общих чертах обрисовали. Следователь, работающий над делом, следит, чтобы ребята не болтали, но кое-что просочилось. Подозреваемых в деле двое – муж и жена. Им вменяют мошенничество и покушение на убийство. Они вроде как мошенничали с зарплатами, убитый их раскрыл, вот они на его жизнь и… как правильно? Покусились?

– Покусились? – заржал Кирилл. – А ты точно писатель?

– Иди ты знаешь куда! – загоготал Леха. Похоже, они привыкли подтрунивать друг над другом.

– Ладно-ладно, не придираюсь. Но я не понял, почему покушение? Хирурга же убили.

– Тут тонкая грань. Они его отравили, но от отравления он скончаться не успел, потому как попал под машину. То есть обвиняемые не сумели завершить начатое по независящим от них причинам. Это и называется покушение.

– Черт ногу сломит, – хмыкнул Кирилл, и Ника была с ним согласна.

– А что насчет улик? – спросила она. – Есть доказательства, что это и в самом деле устроили Сергей и его жена?

– Конкретные улики перечислить не могу, потому как такую информацию мне не сообщили, да я и спрашивать не стал, чтобы никого не подставить. Тайна следствия не шутки. Но птичка чирикнула, что жена признала мошенничество, однако у нее алиби на момент убийства, поэтому мужа и подтянули, вроде бы против него что-то серьезное есть. Им обоим вручили подписки о невыезде, а вчера следователь подал ходатайство о замене для мужа подписки на арест.

Ника растерянно посмотрела на Леху.

– Как это?

– Ну как? Была подписка, а теперь посадят в СИЗО.

– Но он же… – Новость никак не вязалась с их вчерашней беседой с Голиченко. – Не понимаю. Голиченко планировал возобновить расследование!

Теперь пришел черед Лехи растерянно смотреть на Нику.

– Уверена? У меня другие сведения. Расследование, считай, завершено, следователь подбивает концы и планирует направить материалы прокурору, а подозреваемый нарушил условия подписки, поэтому отправится в СИЗО.

– Нарушил условия? – удивился Кирилл. – Вот дурень! И куда он сбежал? Хотя меня больше интересует, как он смог сбежать, когда блокпосты на всех выездах из города?

– Он не сбежал, Кирюх. Подписка о невыезде – это не только про побег, не зря она называется «подписка о невыезде и надлежащем поведении». Он нарушил условия, пообщавшись с кем-то из свидетелей, это расценивается как давление. Следователь об этом узнал и воспользовался, чтобы отправить обвиняемого в изолятор. Надо признать, красивый ход.

Смысл сказанного дошел до Ники не сразу. Она наблюдала, как Кирилл медленно снимает очки, как Леха чешет затылок, переводя взгляд сначала вправо, потом влево.

– Вы чего такие? Я что-то не то сказал?

Ника покачала головой. Дело было не в том, что сказал Леха, а в том, что натворила она. Как же так… Поперлась к Голиченко, радовалась, что он ее выслушал и согласился проверить Подставкину. Но следователь обвел ее вокруг пальца. Пообещал продолжить расследование и убедил дать показания. Плевать он хотел на то, что Подставкина соврала о том звонке. Скорее всего, он вообще этому не поверил! Не собирался изучать эту версию, вообще ничего не собирался делать. Его заботило только одно – получить от Ники свидетельство того, что Сергей встречался с ней, будучи под подпиской. И она это свидетельство дала, поставив подпись под показаниями.

Выходит, она предоставила следователю основание изменить меру пресечения, и именно из-за нее Сергей отправится в следственный изолятор. Ника не представляла, как все исправить, и подозревала, что исправить уже ничего не получится. Был только один человек, способный вытащить Сергея из ямы, в которой она помогла ему оказаться.

Похоже, пришло время звонить папе.