Олег хлопает себя по карманам, бурчит что-то под нос и выходит в коридор. Слава Богу! Не дожидаясь, пока отдалятся шаги, я стискиваю зубы и приступаю к неприятной процедуре. Покалеченная в детстве ладонь складывается вдвое, от боли на глаза наворачиваются слезы, в носу свербит. Правая рука выскальзывает из петли, освобождает левую. Оказывается, и от слабостей бывает польза. Я прохожу по кухне на цыпочках, а в коридоре со всех ног несусь к выходу. На миг замираю. Взгляд цепляется за лежащую на полу сумку. Сворачиваю с курса и поднимаю ее. Сзади раздается топот. Распахиваю дверь и вылетаю на улицу. Олег выбегает следом. Меня заносит на повороте, собака разрывается от лая, Олег спотыкается о пса и кричит мне вслед матерные слова. Я приближаюсь к забору и, нырнув в яму, оказываюсь на соседнем участке.

Колени дрожат, сердце подпрыгивает к горлу. Не успеваю я перевести дух, как замечаю новую угрозу. Две черных дыры, как два глаза, смотрят на меня из дула ружья. Под ними с ноги на ногу переминаются потертые джинсы. Я поднимаю глаза и встречаюсь взглядом с озабоченным лицом соседа-блондина.

– Игорь, это ты? – раздается за забором голос Олега. – Не видел мою жену?

– Видел.

Я вкладываю во взгляд всю мольбу, на которую способна, но Игорь не обращает на меня внимания и продолжает:

– Она перелезла через забор и побежала в сторону магазина.

– Если увидишь ее снова, позови меня, ладно?

– Без проблем.

Шаги Олега затихают, Игорь опускает ружье и протягивает мне руку.

– Благодарю, – еле слышно говорю я, поднимаясь и поправляя свободной рукой подол платья. Движения напоминают реверанс.

– Всегда к вашим услугам, – опускает голову он. – Ничего не сломали? На вид вы хрупкая, как соломинка. С таким телосложением лучше не лазать под забором. Прошу в дом.

– Не хочу вам мешать. – Отступаю, чуть ли не раскланиваясь. Сама задала великосветский тон. «Благодарю». Идиотка, нашла, что сказать! – Пожалуй, я лучше пойду…

– Мне вы не помешаете, – ухмыляется Игорь, не выпуская мою ладонь. – Только не лезьте больше в сарай, дайте Петру Васильевичу проспаться.

– Петру Васильевичу?

– Пожилому господину из дома напротив.

– Пьянице?

– Почему сразу «пьяница»? Хороший мужик, работящий, – наигранная улыбка на лице Игоря сменяется выражением искреннего негодования. – Просто иногда любит принять на грудь. По выходным так надирается, что жена на порог его не пускает. Так он потихоньку забирается ко мне в сарай и отсыпается до утра. А сегодня, представляете, стучится среди ночи в дом и говорит: «Хозяин, у тебя на участке баба какая-то бегает! Ты б пошел, разобрался».

Игорь так искусно имитирует говор Петра Васильевича, что губы, несмотря на мое ужасное положение, растягиваются в улыбке. Взгляд скользит между распахнутыми полами рубашки по мускулистой груди и напряженному прессу. Я отвожу глаза в сторону и снова пытаюсь высвободить ладонь из крепкого рукопожатия, но Игорь уже тянет меня к дому.

– Проходите, Дина, – открывает дверь и указывает вперед он.

– Спасибо…

Внутри полумрак. В воздухе висит дымовая завеса. Игорь подталкивает меня вперед и включает свет. Его длинные пальцы с чистыми, подпиленными и, скорее всего, отполированными ногтями перебирают связку ключей. Только услышав щелчок замка, я понимаю, какую ошибку совершила. Как колобок, который и от бабки ушел, и от деда ушел, а к лисе сам в рот запрыгнул. Сейчас блондин вызовет полицию, и меня арестуют.

– Освежитесь, вам пойдет на пользу, – он открывает дверь в ванную. – Сейчас принесу чистое полотенце и халат.

А заодно прихватишь телефон, чтобы сдать соседку в полицию и прославиться как герой. Может, еще и вознаграждение получишь.

– Извините, но женской одежды у меня нет, – кричит Игорь уже из другой комнаты.

Он возвращается и протягивает мне халат.

– Спасибо.

– Не за что, на все ваши будущие спасибо тоже, и закроем тему. Договорились, Соломинка?

– Договорились…

– Мыло и шампунь в шкафу, возле ванны. Расслабьтесь и чувствуйте себя как дома.

– Спасибо, – зажмуриваюсь от собственной глупости и захожу в ванную.

Надо попробовать выбраться через окно. Обвожу взглядом плитку персикового цвета. Естественно, никакого окна в ванной нет, я же не в американском блокбастере. Русские люди не смотрят в окно, когда моются. Как сбежать от сердобольного соседа? Что он вообще ко мне прицепился? Сначала расспрашивал, откуда у меня синяки, теперь затащил в дом. Может, он не собирается меня сдавать, а, наоборот, хочет помочь? Что, если он на моей стороне? Остается только надеяться. Выйти из дома все равно не получится – Игорь забрал ключи от входной двери с собой. Будь что будет! В худшем случае поеду в тюрьму чистой.

Теплая вода медленно заполняет приличных размеров ванну. Я стаскиваю пыльное платье и погружаюсь в воду. Влажной рукой глажу побитое тело. Ласковые волны успокаивают, нежный запах шампуня развеивает дурные мысли. Закрываю глаза и на несколько секунд забываюсь. Снаружи доносятся мягкие шаги. Раздается еле слышное поскрипывание. Я снова напрягаюсь всем телом и, прикрывшись руками, наблюдаю, как дверь медленно приоткрывается. Расслабьтесь, значит? Чувствуйте себя как дома? Какой гостеприимный хозяин! Ну нет! За последние сутки меня дважды хотели убить. Изнасиловать себя я не позволю.

С минуту не слышно никакого движения. Вдруг, из-за стиральной машины, разделяющей ванну и дверь, показывается рыжий кошачий хвост. Я нервно смеюсь и окунаюсь с головой в воду. Кот, заинтересовавшись всплеском, выходит из укрытия. Протягиваю к нему руку. Он с хитрым прищуром меня осматривает и обнюхивает поцарапанным носом ладонь.

– Отвернись-ка, дружок! – подмигиваю коту и получаю тот же знак в ответ.

Вылезаю из ванны, заворачиваясь в огромный махровый халат. Пояс оказывается на бедрах. Вынимаю его из петель и подвязываю на талии. Игорь гремит посудой на кухне. Ноги сами идут на звук льющейся воды и запах колбасы.

– Повар из меня не удался, – улыбается он. – Поэтому на поздний ужин – или ранний завтрак – у нас сосиски и помидоры.

– Я познакомилась с котом.

– Он тебе не помешал? Ничего, что я на «ты»? На «вы» получается слишком помпезно.

– Давай на «ты», – киваю я, поглядывая в сторону плавающих в кипящей воде сосисок.

Сажусь за стол и наблюдаю, как Игорь неуклюже вылавливает сосиски, то и дело хватаясь за мочку уха ошпаренными пальцами. Минуту спустя передо мной оказываются стакан и два блюда: с сосисками и с помидорами. Игорь по пояс погружается в холодильник и вылезает с бутылкой водки в руках.

– Ну, теперь рассказывай, – он садится рядом и водружает бутылку на стол.

– Что рассказывать?

– Что у тебя с мужем стряслось? – наливает прозрачную жидкость в стакан. – Почему ты от него убегаешь в полчетвертого утра?

– Разве ты ни о чем не слышал?

– Меня весь день не было дома. А что случилось? Кто умер? – в шутку спрашивает он. – Выпей, полегчает!

– Катя, – отвечаю я серьезно.

Одним глотком опрокидываю стакан и тут же начинаю об этом жалеть. Горло горит, на глаза наворачиваются слезы.

– Закуси, – протягивает мне помидор Игорь.

Я впиваюсь зубами в помидор и нанизываю на вилку сосиску. Откусываю дымящийся, сочный кусок колбасы. Тепло от водки и горячей еды разливается по телу.

– Какая Ка… Ни хрена себе! От чего? И при чем здесь ты?

– От меня. То есть не от меня, – поправляюсь я, водка на пустой желудок путает мысли. – По моей вине.

– Ты ей что, мышьяка в ведро с пельменями подсыпала?

– Нет, оставила одну. Кто-то забрался в дом и ударил ее по голове.

Лицо Игоря перекашивается от отвращения.

– А потом ее сварили и съели?

– Нет, с чего ты взял?

– Если не съели, – подливает он водки в стакан, – то для чего им понадобилось ее убивать?

– Понятия не имею. А почему ты решил, будто убили они, а не он или она?

– Да в одиночку с Катькой хрен кто справится. Что об этом думает Олег?

– Обвиняет меня. Обещает сдать полиции.

– Так, может, это он ее, того-этого? – Игорь проводит ногтем большого пальца по шее.

– Нет, он ее любил. Все для нее делал: подарками ее осыпал по поводу и без, заказывал одежду в самом дорогом ателье, отдал три зарплаты, чтобы устроить ее на подготовительные курсы в гимназию. Олег ни разу руки на Катю не поднял.

– А на тебя? – заглядывает мне в глаза Игорь.

– На меня… – говорю хмельным голосом. – Она его дочь, родная кровь, а я кто?

– Жена, – снова наполняет стакан Игорь. – Семья.

– Не нужна ему семья. Он из тех, кто прекрасно обходится в одиночку. Для него не существует близких людей, с их желаниями и потребностями. Катя – другое дело. Она частичка его самого. Была частичкой…

– Так на фига ты вышла за такого мудака?

– Тогда он был Греем, – выпиваю очередную порцию водки.

– Каким еще Греем?

– На алых парусах, каким же еще?

– Хорошо, тогда он был Греем, – кивает Игорь и глотает остатки из моего стакана. – Фух, без ста грамм не разберешься!

Игорь приподнимается на стуле, выуживает из кармана сигареты и позолоченную зажигалку. Привычным движением откидывает крышку и щелкает зажигалкой возле лица. Я инстинктивно морщусь в ожидании отвратительного запаха, но дым от сигарет Игоря пахнет гораздо приятнее Олеговой «Балканки». Сосед не только любит красивые вещи и ухаживает за собой, но даже курит дорогие сигареты. Неудивительно, что муж считает его голубым. Для Олега тот, кто моется чаще одного раза в неделю, уже не мужик.

– А потом почему не развелась?

– Когда потом?

– Ну, тогда… – Игорь протягивает руку к моему лицу и большим пальцем поглаживает синяк на щеке.

– Мне некуда было идти. К тому моменту я уволилась с работы, собственного жилья у меня не было. У меня даже родителей нет! Куда идти?

– Бедная сиротка! А теперь что, дом, работа и родители появились?

– Откуда? – хлопаю ресницами в ответ.

– Тебе лучше знать. Раз теперь, два года спустя, ты решила от него сбежать, наверно, откуда-то появились.

– Если бы. Мне и сейчас некуда идти. Ни дома, ни денег, ни близких, – уже всхлипываю я. – Как выжить? Одна я не справлюсь…

Игорь присаживается возле меня на корточки. Руки сами тянутся к его шее. Втыкаюсь носом ему в плечо и реву, как маленькая девочка, у которой сломалась любимая кукла. Вот только Катя не кукла, ее уже не починить.

– Не плачь, Соломинка, – приговаривает он, поглаживая меня по голове. – Все хорошо. Будут у тебя еще и дом, и семья.

– Да, камера и надзиратели.

– Брось! Кто поверит, что ты Катьку убила?

– Я верю.

Игорь напрягается, а я отстраняюсь от его плеча и отворачиваюсь к окну.

– Вот так сюрприз! Что значит «я верю»?

– Я ее ударила, – слезы собираются в уголках глаз. – Дала пощечину, Катя упала и заплакала, а я сбежала. Что, если она ударилась головой и истекла кровью?

– Дин, ну что ты как маленькая? Если бы все произошло так, никого бы не стали подозревать, а закрыли дело как несчастный случай. Раз менты ищут убийцу, значит, Катьке, как минимум, проломили череп.

Перед глазами встает Катино лицо, искаженное болью, ее голова, обезображенная рукой маньяка. К горлу подступает ком. Кровь стучит в висках. Я подскакиваю и еле успеваю добежать до ванной.

– Убийца хренова, – летит вдогонку.

Я полощу рот водой, когда в зеркале появляется отражение Игоря.

– Одного не могу понять, – опирается о дверной косяк он. – Почему вы так любите подонков?

– Кто мы?

– Женщины. Почему бросаете хороших парней ради отморозков, живете с садистами, и, даже когда уходите, продолжаете им подчиняться?

– Никому я не подчиняюсь.

– Да, а почему тогда возвращаешься к нему среди ночи?

– Ни к кому я не возвращалась! – поворачиваюсь к Игорю и по привычке встряхиваю руками. Брызги каплями оседают на его джинсах. – Я пришла, чтобы найти улики.

– Какие улики? – снимает со змеевика полотенце и прикладывает к мокрым пятнам он. – Ты что, новоиспеченный Шерлок Холмс?!

– Нет, я Дина Паукова. А ты, вместо того чтобы кричать на меня, лучше бы помог!

– С какой это стати?

– С той же, с которой спросил, откуда у меня синяки, насильно притащил к себе в дом, впихнул в ванную и напоил. Сто раз уже мог бы позвонить в полицию или просто пройти мимо.

– Я только пытался вдолбить в твою голову, что за садист Олег!

– Думаешь, я этого еще не поняла? – поворачиваюсь к Игорю разбитым глазом. – Не учи меня жить, лучше помоги материально.

– Тебе нужны деньги? – вздыхает он и присаживается на край ванны.

– Нет, – сажусь рядом. – Деньги я взяла взаймы у лучшей подруги. Мне нужно укрытие.

– Так отсидись у подруги. В чем проблема?

– Не могу. К ней уже приходили полицейские. Если я вернусь, меня схватят.

– Вот и хорошо. Расскажешь ментам, как все было.

– Кто мне поверит? Я сама не знаю наверняка, какое отношение имею к убийству.

– А если спрячешься в моем доме, узнаешь?

– Сделаю все, чтобы узнать. Пожалуйста, – я соединяю ладони в молитвенном жесте, – дай мне шанс разобраться, виновата я в Катиной смерти или нет. Если сейчас меня поймают и посадят в тюрьму, я всю жизнь буду считать себя убийцей.

– Вот что, – отводит глаза он, – утро вечера мудренее. Сегодня можешь переночевать у меня, а завтра решим, как быть дальше.

Игорь стелет мне на диванчике в комнате, задуманной, как столовая. Судя по слою пыли на обеденном столе, им уже давно никто не пользуется. Спинки стульев, похоже, заменяют коту когтеточку. Не снимая халата, я ложусь под одеяло. Игорь щелкает выключателем и, выйдя из комнаты, оставляет дверь приоткрытой. Так всегда делала мама, чтобы в комнату пробивался свет, и я не боялась спать одна. В мягком полумраке на душе становится тепло. Веки сами собой опускаются. Дыхание становится медленным и глубоким.

Из дремоты меня вырывают скрип двери и звук шагов. Я вздрагиваю и открываю глаза. Проникающий из распахнутой двери свет очерчивает силуэт входящего. В низенькой округлой фигурке я безошибочно узнаю падчерицу. Катя неторопливыми шагами приближается к кровати. Из-за бьющего в глаза света мне не удается различить ее лица, но я не сомневаюсь, что передо мной мертвый ребенок. Катя совсем близко, от ее ледяного дыхания по коже пробегают мурашки. Привычным движением она разворачивается на каблучках и садится ко мне на колени. Ручки обхватывают плечи и Катя, жалобно хныча, как будто у нее разболелся животик, начинает покачиваться. Стараясь не шевелить ногами, я поднимаюсь на локтях и тянусь к малышке. Мне хочется прижать ее к себе, пожалеть, но стоит Кате повернуться ко мне лицом, как руки сами собой отдергиваются, и я в ужасе откидываюсь на подушку. Из огромной дыры в центре Катиного лба вытекают кровавые сгустки. Я зажмуриваюсь, а Катя продолжает покачиваться у меня на ногах. Тело немеет, не удается пошевелить даже пальцем. В груди холодеет от мысли, что мне уже никогда не сдвинуться с места. Холод разливается по животу, перетекает в руки и ноги, поднимается по шее. В ужасе я открываю глаза.

В комнате светло. У меня на коленях вылизывается кот. Я медленно выдыхаю и осматриваюсь. Из-за спинки дальнего стула высовывается затылок с каштановыми завитками волос. Такими же, как на фотографиях с последнего Катиного Дня рождения. Когда-то тетя Женя, библиотечный сторож, объяснила мне, что говорить «последний День рождения» – плохая примета, надо называть его «крайний». На этот раз я не ошиблась. Пятилетие – последний День рождения в Катиной жизни, а значит, ребенка, сидящего на стуле, не существует.

Наверно, я все еще не проснулась. Кошмар продолжается, и мне придется досмотреть его до конца. Я отодвигаю одеяло вместе с котом и поднимаюсь. Спину ломит после ночи на неудобном диване. Стоп! Это же сон, я не должна чувствовать боль. Щипаю себя за предплечье и ойкаю от неожиданной остроты ощущений. Больно и кожа покраснела. Перевожу взгляд обратно на кресло в надежде, что наваждение уже рассеялось. Ребенок по-прежнему сидит за столом. Сердце подпрыгивает к самому горлу, дышать становится все тяжелее. Будь что будет. Я хочу узнать правду раньше, чем потеряю сознание. Шагаю вперед и хватаюсь за спинку стула. Девочка, повернувшись вместе с сидением, сморит на меня стеклянными глазами.