Сама я искоса поглядывала на бродяг. Они казались мне пришельцами с другой планеты, а ведь сейчас, как ни печально было это признавать, мы с ними стояли на одной ступени социальной лестницы. Просто я ещё только наступила на неё, а они уже прочно обосновались. Я невольно задумалась, чем от них отличаюсь.

Каждый здесь столкнулся с чем-то, от чего не смог оправиться, и дальнейшая цепочка событий привела его к жизни под мостом. Брошенные, никому не нужные, забытые люди. Я такая же.

Несмотря на исходившее от костра тепло по спине побежали ледяные мурашки.

Нет! Это не про меня!

Я не собиралась сдаваться. А вот эти люди сдались, я это видела, читала в их пустых бесцветных глазах. Они приняли свою судьбу и просто доживают отведённое им время. Даже не так – досуществуют. Хотя такого слова и нет.

Я на такое не согласна!

Наконец я почувствовала, что согрелась. Стиснутые челюсти расслабились, а лицо раскраснелось от жара. С теплом пришло скудное спокойствие. Хоть одной проблемой стало меньше.

– Плохой день? – спросил бородатый, тот самый, что спас мои туфли.

– Не то, чтобы, – уклончиво ответила я. Ведь если забыть о случившемся утром, а ещё отбросить настоящий момент – день был не так уж и плох.

Кого ты пытаешься обмануть? Это один из худших дней твоей жизни!

Да, дела мои были плохи, но я решила ограничиться тем, что уже сказала. Не жаловаться же бездомному на жизнь!

Мужчина, кажется, ждал продолжения. В его глазах даже появился проблеск интереса.

– А вы давно здесь? – спросила я, чтобы перевести тему.

– Не то, чтобы, – передразнил меня бородатый. Стоявшая рядом с ним женщина усмехнулась.

Я проигнорировала его сарказм и внимательно посмотрела на неё. Женщина перестала ухмыляться.

– Я, считай, уж лет пять. А Боб и того больше, – откашлявшись и сплюнув мокроту, хриплым голосом сказала она.

– Помолчала бы ты, Мэрилин, – буркнул бородатый Боб.

Мэрилин, как в «Брате-2».

Кто знает, может у женщины в тряпье была история, как у героини фильма, которая в итоге и привела её сюда.

Впервые приехав в Лондон, я была поражена количеством бездомных. Они наводняли вокзалы и станции метро, дремали на скамейках в парках, сидели в спальниках прямо на тротуарах, даже на Оксфорд-стрит, и ежедневно толпились в огромных очередях около социальных организаций, раздававших еду и предлагавших ночлег. Бродяг можно назвать неотъемлемой частью Англии, её своеобразным культурным кодом.

Здешний климат позволяет таким людям спокойно жить на улицах в любое время года. Если верить газетам, большинство беспробудно пьют и сидят на тяжёлых наркотиках^[3].

И теперь я – одна из них.

– Почему вы остаётесь под мостом, когда в мире столько возможностей? – не выдержала я.

Услышав вопрос, бородатый Боб неопределённо шамкнул губами, словно прикидывая в уме, как можно остроумно ответить, но так ничего и не придумал. Демонстративно порывшись в складках одежды, он достал пузырёк дешёвого спиртного и, дрожащими руками открывая его, проворчал:

– Мне и здесь хорошо.

Почему-то мне показалось, что ему неуютно под моим пристальным взглядом, и я стала смотреть на огонь. На ржавом боку бочки виднелась неровная полоса ярко-жёлтого цвета. В голове тут же вспыхнули воспоминания.

– В детстве я часто представляла себя жительницей Лондона. В моих мечтах далёкий город был как настоящий. Завёрнутый в одеяло тумана, он будто потерялся во времени.

– Красиво сказано, – вставила Мэрилин, словно желая поддержать.

Я почувствовала благодарность и улыбнулась.

– Помню, мне было лет пять. Я жила в Волгограде – это Россия. Тогда в стране были тяжёлые времена. На прилавках – пустота. Вокруг – серость. А я, глядя на советские панельки, представляла, как гуляю около Букингемского дворца. Стоя у подъезда девятиэтажки, задрав голову, я воображала, что смотрю на Биг-Бен. Когда-то я думала, что он такой большо-о-ой. – Я нарочно растянула последнее слово. – Мне так хотелось оказаться в Лондоне, жить тут, пройтись по пропитанным историей улицам, заглянуть в глаза людям, таким же, но будто бы совсем другим.

– Ну и как, заглянула? – Боб улучил момент, чтобы вставить очередной колкий комментарий.

Я не обратила внимания на его слова, ещё глубже погружаясь в воспоминания из детства:

– Один раз я поднималась по лестнице на третий этаж, и в одном из пролётов увидела, что по ступенькам течёт ярко-жёлтая краска. Кто-то разлил её по полу лестничной клетки. У стены валялась уже почти пустая банка. Если честно, почему-то в ту секунду этот солнечный ручей в унылом советском подъезде для меня стал символом надежды. Знаете, как это иногда бывает в детстве? Внутри рождается импульс, и у вас будто появляется особая миссия, как у секретного агента.

Я вытянула руки и сквозь пальцы посмотрела на языки пламени. Свою историю я рассказывала впервые, а тут ещё такие необычные слушатели.

– Вот и я тогда решила, что мне обязательно нужно, миновав краску, добраться до квартиры. «Если смогу проскочить, не запачкавшись, значит у меня всё получится», – сказала я сама себе. Будет у меня и Лондон, и двухэтажные автобусы, и счастливая жизнь. Смешно, правда? Глупо как-то даже. Но я так серьёзно этого пожелала. Прямо чувствовала, что это знак. У вас такое бывает?

Я интуитивно как оратор, пыталась вовлечь аудиторию. Мне и правда было интересно услышать ответ на свой вопрос.

– Хм, – протянула Мэрилин. – Почему-то судьба никогда не была ко мне благосклонна, и к моему маленькому Николасу тоже. Мы жили в старом обветшалом домике на окраине города, боролись за выживание каждый день. Николас был хилым мальчиком. Болезни и холод всё больше и больше ослабляли его юное тело. Мой Николас… Он очень сильно болел. Однажды в подворотне нашего дома я нашла старинную медаль, на которой был изображён ангел с поднятым мечом. И я не помню, почему… Я точно не могу сказать… Я увидела это как знак с небес и принесла его домой, и повесила на шею Николасу. С того момента наша жизнь изменилась. Николас начал выздоравливать, как будто ангел на медали защищал его от беды. А потом… – На глаза Мэрилин навернулись слёзы. Она всхлипнула и замолчала.

– Спасибо, Мэрилин, – повисла пауза, а потом я продолжила. – А мне тогда казалось, будто вся жизнь решается в эту секунду. Каждой клеточкой я ощущала: у меня будут силы преодолеть любые испытания в жизни, стоит лишь пройти эту полосу препятствий. А лужа радостной жёлтой краски между делом расползалась. Мне до квартиры оставался всего один пролёт. Я собралась с силами, разбежалась и, ловко наступая на ещё пока свободные от краски островки на полу, стала пробираться к цели.

Я вошла во вкус и так азартно рассказывала, что все невольно придвинулись ближе. Мэрилин, высунувшись из своего тряпья, вытянула шею. А Боб, вначале делавший вид, что не слушает, теперь не сводил с меня глаз.

– В какой-то момент я оказалась в западне. Цветная река, которую я планировала с лёгкостью перепрыгнуть, превратилась в море. Впереди не осталось пространства, чтобы поставить ногу. Тогда я решилась на отчаянный шаг.

Тут я выдержала театральную паузу. Бездомные зачарованно ждали продолжения. Даже те, кто, казалось, мирно дремал в стороне, открыли глаза.

– Ну? – не выдержал Боб.

– Я вернулась назад! Добежала до пролёта ниже, взяла газету, валявшуюся на полу – я заметила её, когда поднималась! Оторвала клочок и бросила его на пол. Он стал моим островком надежды. Наступив на него, я в два прыжка оказалась на ступеньке следующего лестничного пролёта. Красочное море осталось позади. Кстати, этот клочок газеты и сейчас там, намертво впечатанный в плотный слой жёлтой краски. А ведь прошло 15 лет, представляете!

Тот случай я запомнила на всю жизнь. Тогда я впервые поняла, что в жизни не бывает безвыходных ситуаций. Просто иногда нужно взглянуть на проблему под необычным углом.

Было тихо. Каждый думал о своём. Боб, потупив взор, смотрел под ноги. Мэрилин ушла в тряпичный кокон по самый нос. А я чувствовала необычный подъём, до краёв наполненная детскими воспоминаниями. Пришла уверенность, что всё возможно.

Я смогла тогда. Смогу и сейчас.

Наступила ночь. Машины проезжали всё реже, течение Темзы слышалось громче. Под убаюкивающий шелест волн я почувствовала, что засыпаю, хотя была уверена, что не смогу сомкнуть глаз. Но ведь я так рано проснулась сегодня, а день был такой насыщенный.

Бродяги побросали в бочку какой-то хлам – огонь разгорелся ярче – и стали укладываться на ночлег. У каждого было какое-то подобие подстилки.

У меня, естественно, ничего не было, но Мэрилин по доброте душевной предложила мне тонкое одеяло. От него неприятно пахло потом и мочой.

После ночи на такой постели от меня будут в ужасе шарахаться.

В конце концов я всё же легла на одеяло. Удивительно, но меня совсем не волновало, что вокруг полно людей, и кто-то наверняка смотрит на меня прямо сейчас. Единственное, о чём я могла думать – второй день Форума. Мне – с божьей помощью – необходимо выспаться на грубом ледяном бетоне, да так, чтобы костюм не слишком помялся. Завтра я должна выглядеть не хуже, чем сегодня, и не важно, что обстоятельства изменились.

Прорвёмся. Ныть – удел слабаков!

Себя я к таким никогда не относила.

Вместо подушки я пристроила свою сумку – легла на неё щекой, поджала ноги и закрыла глаза.

Измученный мозг держался из последних сил и сдался, как только тело приняло горизонтальное положение. Я не успела даже додумать последнюю мысль, как провалилась в глубокий сон.

Борнмут, 1673 г.

В предрассветном тумане едва вырисовывались силуэты фургонов и повозок. Двое детей стояли чуть в стороне от дороги. Шестилетняя Энни наматывала на палец длинную светлую косичку, а Эл – мальчик немногим старше – упрямо смотрел под ноги и время от времени поддавал носком башмака мелкие камешки. Оба молчали.

– Я не хочу, чтобы ты уезжала, – сказал он тихо и почувствовал, как щёки заливает краска. Этого ещё не хватало – рдеет как девчонка!

– Мне тоже грустно. Не хочется прощаться. Раньше я легко забывала людей, с которыми знакомилась в пути. Но тебя я не хочу забывать.

Они стояли в предрассветных сумерках и готовились расстаться навсегда.

Первый луч солнца прорезал туман. Кто-то в голове колонны подал знак, и фургоны со скрипом и скрежетом стали один за другим трогаться с места.

Энни сжала руку Эла и потянула за собой. Их с отцом дом на колесах ещё стоял. Папа сидел на козлах и оглядывался в поисках дочери. Увидев детей, он приподнял шляпу, приветствуя Эла, и крикнул Энни, чтобы она поторопилась.

– Подсади, – попросила девочка, хотя прекрасно могла сама забраться по невысокой лестнице на крышу фургона.

Эл подал ей руку и помог вскарабкаться на ступеньку.

Отец тронул лошадь поводьями, и фургон покатился. Эл остался стоять у дороги, глядя, как туман поглощает вереницу повозок.

– Энни! – вдруг крикнул он. И побежал вслед.

– Что? – Голова девочки вынырнула из соломы на крыше.

– Я знаю, мы увидимся! – закричал он. Мальчик бежал как мог.

– Где?

– В Лондоне! Обещаю!

– А как я пойму, что это ты… – Её голос потонул в тумане. Фургон скрылся за поворотом дороги.

– Я обязательно тебя узнаю. Ведь ты будешь в белом… – прошептал Эл.