В затылок тюкает звонкий надоедливый молоточек, голова зажата в невидимые тиски. Венера разлепляет один глаз, затем второй. Отельный номер. Тяжелые бархатные шторы оберегают от пронырливых утренних лучей. На прикроватной тумбочке – недопитая бутылка французского шампанского и пустой бокал с красным поцелуем на ободке.
Вторая половина кровати аккуратно застелена, подушка не смята. Прислушалась: в номере никого, кроме нее, нет.
Аккуратно откинула одеяло, села, стараясь двигаться максимально плавно – выпитое накануне, увы, не испарилось с утренней росой. Встала, подошла к окну, двумя пальцами раздвинула портьеры. Прямо напротив высился великолепный Исаакиевский собор.
– Four Seasons hotel, понятно.
У Венеры было слишком много вопросов, поэтому хоть какая-то ясность девушку обрадовала.
Повернувшись к зеркалу, она даже слегка испугалась: из недр виновато моргал глазами гибрид панды и очковой кобры.
– О Боже! – пронеслось в голове. – Поздравляю тебя, мон ами, твой идеальный план, кажется, провалился. Сама дура!
На оттоманке лежала сумочка. Венера потянула за ремешок, открыла застежку. Томик Цветаевой, телефон, помада, пудра, тушь, салфетки, кошелек – все на месте. Пересчитала наличные – сумма не изменилась, карточка по-прежнему под замочком, как и была припрятана вчера. Мозг работал со скрипом, но девушка была слишком опытной, чтобы не понять: без оплаты в номер ее бы не отправили.
– За чей счет банкет?
подкинуло подсознание фразу из любимого фильма.
– Ладно, поживем – увидим.
Венера веером пролистала книгу и решила погадать, как она всегда делала в непонятных ситуациях.
– Скажи-ка мне, Марина, чего я не помню? Страница 156, 12 строка сверху!
– Что можешь знать ты обо мне, Раз ты со мной не спал и нЕ пил? – спокойно ответила Цветаева.
– Ну, спасибо, подруга!
Поэтесса еще никогда не ошибалась.
– Хорошо, посмотрим, что думает по этому поводу телефон.
Девушка разблокировала экран. Значок зарядки горел красным. Пропущенных нет. Исходящих тоже. А вот и новые фото: богиня любви с горящими глазами и открытым ртом на столе в черном боди; кусок растрепанных волос; натюрморт: красная икра с бычком в центре хрустальной розетки и бутылка шампанского, вокруг – причудливо закрученные накрахмаленные салфетки; язык, подставленный под ниспадающий поток шоколадного фонтана; Венера и Лана, новая знакомая, в обнимку на заиндевевшей веранде с видом на ночной Петербург; какие-то люди; и первый кадр – счастливую, ослепительно улыбающуюся девушку нежно приобнимает виновник торжества в дорогом костюме-тройке.
– Это провал! – простонала нимфетка.
Из горького оцепенения вывела нежная трель стационарного телефона.
– Доброе утро, госпожа Ланская! – судя по бодрому голосу, клерк на другом конце провода пребывал в отличном настроении. – Приношу извинения за беспокойство в столь ранний час. Надеюсь, я вас не разбудил. Позвольте напомнить, что позавтракать вы можете в Чайной гостиной, расположенной в лобби. Предполагаем, что наши фирменные блюда и уникальные сорта чая не оставят вас равнодушной.
– Благодарю.
– И, разрешите напомнить, вам необходимо заявить о своем желании продлить пребывание или сдать ключи от номера на ресепшн до 12.00.
Венера подумала:
– Превратится ли ее платье в труху, а она сама в тыкву, если не поспеет в срок?
Но ответила предельно вежливо:
– Спасибо за информацию, я определюсь с планами в ближайшее время.
Потом вдруг спросила:
– А мне никто не оставлял никакого сообщения?
– Пожалуйста, дайте мне одну секунду!
Слышно было, как молодой человек перебирает бумаги и клацает по клавиатуре.
– Сожалею, никаких сообщений.
– Еще раз благодарю. Всего доброго!
Венера нажала кнопку отбоя и медленно поползла в душ.
Завтра сменило послезавтра, послезавтра – после-послезавтра, а никакого сигнала от Лили так и не поступило. Дни стояли серые, невеселые, и так не хватало в них яркости и веселой улыбки моей новой знакомой. Я то и дело вглядывался в окно: мансарда выглядела пустой и заброшенной, припорошенная свежим снегом крыша была гладкой и пушистой, без единой огрехи на поверхности зимнего одеяла.
Я старался не думать о Лили, но получалось плохо. Из любых дебрей сознания ниточка вела к ней. Думаю о работе – сразу всплывает вопрос: куда сейчас внедряется? Планирую меню на пару дней – вспоминаю горячее какао и булочки, и сразу хочется повторить. Регулирую силу нагрева батарей – и мечтаю снова посидеть у камина. Да и разговоров не хватает: кот, к сожалению, плохой собеседник. Несколько раз хотел подняться наверх, но каждый раз вспоминал слова Лили о том, что искать ее не нужно.
Прошла неделя, вторая. Настроения не было. Все, на что хватило сил – пару раз доплестись до магазина за съестными припасами нам с котом. Целыми днями слонялся из комнаты в комнату, от скуки выпил три банки кофе, посмотрел четыре сезона тупого сериала, прочитал сборник произведений Достоевского, пролистал Паланика, продрался сквозь сюрреализм Пелевина, но минуты тянулись засахаренным медом. Несколько раз я малодушно пожалел о том, что вообще познакомился с девушкой. Жил в своем привычном распорядке один, так и нечего было его нарушать, нагло вторгаясь в мой уютный привычный мирок. Тоска сменялась злостью, и когда она затихала, на первое место опять выходила печаль. И невозможно было выбросить Лили из головы. Я думал о том, как тепло и уютно было в ее присутствии. Ни неудобных вопросов, ни требования душевного стриптиза. Просто сидит рядом, и этого достаточно. Легкая, светлая и простая, Лили словно касается сердца легкими бабочкиными крыльями, нежными и трепещущими.
Все в ней – загадка. И если в даме обычно ценится изюминка, то эта штучка словно целиком создана из сушеного винограда: настолько она отличается от моих знакомых. Судя по тому, что она не предложила мне продать душу или отправить на бал в карете и хрустальных башмачках, назвать Лили волшебницей я тоже не могу. Заповеди, откровения – ничего такого, поэтому внеземное происхождение экземпляра я тоже отверг. Впрочем, в этом и не пришлось долго себя убеждать: я классический технарь, поэтому верю только в цифры и факты без всякой чертовщины и экстрасенсорики. Осталось предположить, что Лили просто необычная, сумасбродная, себе на уме молодая женщина, нашедшая не менее оригинальную работу.
– Что еще я знаю о Лили? – крутилось в голове. – Ей больше 33, если девушка не слукавила. Кто-то из предков жил в Петербурге в начале XX века, когда был построен наш дом. Остается загадкой, почему они выбрали именно мансарду, да еще с таким неудобным входом. Или семье принадлежали еще какие-то квартиры? Кто же теперь узнает! Дальше: скорее всего, она не замужем – иначе как бы вот так отлучаться?
– Не густо! – фыркнул Крот.
– Да уж, – детектив из меня так себе.
Котяра вспорхнул на колени и заглядывал из окна на крышу. Ничего. Кажется, он тоже скучал по Лили, а может, просто сочувствовал мне. Я начертил пальцем во все стекло знак вопроса, чтобы Лили, посмотрев на окно, сразу поняла: мы ждем знака.
На следующее утро отрывной календарь потерял свой последний зимний лист. Наступила весна. Но ни затянутый снеговыми облаками Питер, ни я с мрачным настроением этого не почувствовали.
– Ээээй, куда! – зычный голос Надежды перекрывал шум работающих станков в кораблестроительном цеху.
Почетный работник завода уже тридцать лет в режиме сутки через трое вскарабкивалась на кран и легко справлялась с задачами, перед которыми пасовали даже мужики-коллеги. Она четко регулировала положения рычагов, брала где природной мягкостью, где напором, а в перерывах вязала шарфы, жилетки и свитеры. В коллективе Надежду уважали и любили, хотя и слегка побаивались ее громкого хриплого смеха и безапелляционного нрава. Будучи единственной женщиной среди простых мужиков-работяг, она не позволяла себе ни флирта, ни вольностей. Ходила на работу в лосинах, подчеркивающих всю подушку безопасности, наращенную телом в ответ на жизненные невзгоды, длинной трикотажной кофте и фирменной фуфайке на три размера больше. Зато была огненно-красная коса до пояса, улыбка до ушей, да и без туши на ресницах и помады на губах она не появлялась. Будучи бабой душевной, но боевой, Надежда резко отмела все попытки ухаживаний – больше никто и не пытался.
Нелегкая судьба била дубиной по голове. Женщина рано осталась вдовой с двумя маленькими мальчишками на руках. Стояли 90-е, и чтобы добыть на пропитание, она была готова на любую работу. По большому блату и старым отцовским связям выбили это место на кораблестроительном. Размазывая слезы по симпатичному личику, Наденька, тогда совсем еще девчонка, училась управлять многотонной машиной. И сколько уж раз хотела все бросить, один Бог знает. Но только дома ждали два голодных спиногрыза, оставленная за няньку младшая сестра, и отец, сокращенный с позиции мастера высоковольтных линий неделю назад. Надя слишком хорошо знала батю, чтобы предположить: теперь он неминуемо уйдет в пике, уничтожая запасы деревенского самогона, и, вместо того чтобы бить лапками, как сбивающая сливки в масло лягушка из старой притчи, будет безвольной какашкой плыть по течению, ругая между делом власть, негодное время и до кучи всю нерадивую семью.
Впрочем, жили они хоть и тесно, но дружно. В трехкомнатной хрущевке царила редкостно доброжелательная атмосфера: отхватить кусочек этого расслабленного общения хотелось всем, поэтому друзья, знакомые, соседи и приятели приятелей слетались на свет их гостеприимных окон, как мотыльки. Набиваясь битком в тесную кухоньку, все чувствовали себя родными.
Много лет тянула Надежда все семейство, вполне оправдывая свое имя. Мальчишки выросли в орлов, сестра вышла на работу, дед сначала слег, потом и вовсе сыграл в ящик. Надежда не оглянулась, не расслабилась: привычно тянула лямку и не роптала. И все же долгими вечерами, перед телевизором, ей очень хотелось, чтобы был кто-то рядом свой, милый сердцу. Но как-то не получалось.
Программистами не становятся, ими рождаются. Доказано. Иначе как объяснить, что представителей этой профессии весьма много, несмотря на то, что в России ее еще каких-то тридцать лет назад не существовало в принципе. Как иначе могли все эти люди понять: ковыряться в программах и писать коды – это мое? Логика – великая вещь.
Сергей Лазутин осознал свое призвание, как только в возрасте 10 лет подошел к неказистому протокомпьютеру «Искра 1030» у мамы на работе. Диковинный аппарат напряженно гудел, мигал зелеными цифрами и завораживал. Все последующие годы он долго и мучительно хотел компьютер домой, а чтобы ускорить его покупку, жертвенно отказывался от новых кроссовок, подарков на любые праздники, выходной одежды, карманных денег и даже обожаемых им сарделек. Серега представлял новенький девайс ночами, читал все журналы и книги, которые только можно было достать, подружился с учителем информатики – только чтобы быть рядом к вожделенной машине. Страсть его была всепоглощающей, горячечной – охота пуще неволи. Победа на первой школьной городской по предмету стала последней каплей, после которой стена родительской крепости сопротивления пала. И как раз на Миллениум уже подросший парень получил под елку заветный агрегат. Он до сих пор вспоминал об этом сюрпризе, как о лучшем за всю жизнь, и был безмерно благодарен родителям, несколько лет каждую копейку экономившим, чтобы купить этот подарок.
Компьютеры стали для Сереги всем. Он мог не вставать из-за монитора целыми сутками. В отличие от многих ровесников, парень вгрызался в самую суть: изучал языки программирования, пробовал создавать собственные алгоритмы. Пока одноклассники играли в нашумевшие игры, Сергей пытался понять, как их создавать. Логичным продолжением после школы стало поступление в университет на направление «Информационные системы и технологии», которое Сергей с блеском окончил через пять лет, умудрившись мимоходом жениться на страшненькой и не слишком амбициозной одногруппнице. Неприхотливому Сереге показалось, что все у них, как у людей: родительская квартира на Елизаровской, спокойный сын-карапуз, умученная декретом жена, он в вечном поиске подработок, сосиски на ужин и застолья с друзьями и родственниками по праздникам. Ничего другого от брака он и не ожидал: откуда было взяться африканским страстям в голове флегматичного парня? Но в жизни они настигли. С легкой подачи его блеклой жены, которую он любил так сильно, насколько вообще был способен. На пятом году брака внезапно, без предварительных намеков и объявления войны, она обвинила Серегу в полном отсутствии мужественности, и гордо, как знамя, неся этот постулат над головой, выставила чемодан мужа за дверь. Несколько свитеров, футболки, пару джинсов, бритва и гель для душа – нехитрые пожитки кочевали по холостым друзьям, пока шли разводные суды, окончательно закрепившие за супругой сына и квадратные метры. Программистами не становятся, ими рождаются. Доказано. Иначе как объяснить, что представителей этой профессии весьма много, несмотря на то, что в России ее еще каких-то тридцать лет назад не существовало в принципе. Как иначе могли все эти люди понять: ковыряться в программах и писать коды – это мое? Логика – великая вещь.
Сергей Лазутин осознал свое призвание, как только в возрасте 10 лет подошел к неказистому протокомпьютеру «Искра 1030» у мамы на работе. Диковинный аппарат напряженно гудел, мигал зелеными цифрами и завораживал. Все последующие годы он долго и мучительно хотел компьютер домой, а чтобы ускорить его покупку, жертвенно отказывался от новых кроссовок, подарков на любые праздники, выходной одежды, карманных денег и даже обожаемых им сарделек. Серега представлял новенький девайс ночами, читал все журналы и книги, которые только можно было достать, подружился с учителем информатики – только чтобы быть рядом к вожделенной машине. Страсть его была всепоглощающей, горячечной – охота пуще неволи. Победа на первой школьной городской по предмету стала последней каплей, после которой стена родительской крепости сопротивления пала. И как раз на Миллениум уже подросший парень получил под елку заветный агрегат. Он до сих пор вспоминал об этом сюрпризе, как о лучшем за всю жизнь, и был безмерно благодарен родителям, несколько лет каждую копейку экономившим, чтобы купить этот подарок.
О проекте
О подписке
Другие проекты