Глава 3. Искупление?

Вспомнив, как брат был единственным, кто успокаивал меня и предавал уверенности после случившегося, я стала ощущать вину всё острее и острее, который требовал от меня извинений. Но что делать, если я упрямая и до невозможности неловкая?

Хотя говорят, что принципы и честь должны стоять ниже семьи и отношений. Раньше я бы не вникала в такие заумные слова, но сейчас Мерт стал для меня явным примером. Если честь и принципы превыше милосердия, то стоит ожидать боль и разочарование от близких.

После своих размышлений я быстро встала с рабочего стола, перед которым сидела и буквально размышляла. Я даже не осознавала, как пришла в квартиру брата и стала искать его, окрикивая.

С болью в груди я нашла его в спальне возле кровати, сидя на холодном полу, уставившись в одну точку. Он был одет как прежде, в темную футболку и легкие брюки, казалось, он пришел домой, чтобы поразмыслить после нашей ссоры, и даже не заметил, как прошло несколько часов.

Поджав губы, я сделала шаг в его сторону. Он отодвинулся и постучал на пол рядом с ним, безмолвно приглашая меня присесть. Последний раз взглянув на открытое окно, которое осторожно колыхало занавески, я аккуратно села, поджав под себя ноги и обняв колени руками.

Комната стремительно погружалась в предвечерние тона, и стена перед нами приобрела насыщенный оранжевый оттенок. Предметы обстановки отбрасывали тени, а из-за открытой двери и окна в помещение проникал прохладный ветерок, который был необходим во время этой духоты.

Я бросила взгляд через плечо на брата, пока он был погружен в свои размышления. Мне показалось, что он ничего не замечает, но в один момент он тихо спросил у меня:

– Ты бы смогла его простить?

Я нахмурилась, наблюдая за его реакцией.

– К чему этот вопрос?

Он молча пожал плечами и задумчиво потер затылок, не сводя своего пристального взгляда с одной точки в пустоте. Казалось, он следил за путешествием маленькой пылинки по бескрайнему воздуху.

– Просто хотелось понять, как чувствовала себя Гёкче, когда я бросил ее, – с трудом прошептал он, опустив взгляд, словно смутился от своих собственных слов.

– Я бы не смогла простить его, – уверенно заявила я.

Брат повернулся ко мне, внимательно изучая мое лицо, будто пытаясь найти подвох и ложь. Но я была уверена как никогда прежде. Может, я до сих пор чувствую что-то к Мерту, но унижать себя и давать ему второй, вернее, третий шанс я не собиралась.

– Зачем? – снова спросила я. – Он даже не попросил прощения за эти два года. А я верила ему.

– Я тоже верил Алисе, и вот как все закончилось, – усмехнулся он.

По сути, я тоже ей верила, но она просто ушла с ребенком в животе. Я даже не знаю причин, почему она так легко бросила Али.

Я изредка поглядывала на него, кусая губу от его болезненного состояния. Его темные круги под глазами не были настолько ужасны, как болезненная тоска во взгляде.

Я бы разрыдалась, сидя рядом с ним, но мне трудно выражать свои чувства. Поэтому я просто крепко обняла его, чтобы хоть как-то утешить и облегчить его боль. Сомкнув руки вокруг его плеч, я почувствовала горячую слезу, тихо скользящую по щеке.  Я быстро стерла ее, но облегченно зажмурилась, когда брат обнял меня в ответ. Он склонил голову мне на плечо и тяжело вздохнул, будто ему было трудно дышать.

– Всё будет хорошо… – пообещала я, как сделал он сам два года назад, когда нашел меня, сидящей на скамейке в день своей помолвки, полностью разбитой и опустошенной.

***

За эти два года мы планировали множество семейных ужинов, но всё заканчивалось провалами. У всех в запланированный день возникали срочные дела, поэтому сегодня сидеть в местном ресторане было редкостью.

Самое главное, еда была халяльная, а вокруг царила спокойная атмосфера, людей было мало, и даже если их немного, никто не суетился. Расположение предметов интерьера было продумано до мелочей, что даже мама оценила, хотя она была выполнена в минималистическом стиле. Наверное, все мамы любят роскошь и блеск.

Али, как обычно, опаздывал, а мама каждые пять минут спрашивала, где его носит. На самом деле я переписывалась с Белиндой, не так часто, как раньше, потому что мне иногда бывает так лень печатать, что я просто включаю видеозвонок и болтаю с ней, пока лежу. Так было на прошлой неделе, только рядом со мной были любимые шоколадки, а сейчас их нет.

Передо мной поставили суп «Том ям». Это вроде тайское блюдо, но мне оно нравилось, кроме единственного минуса: в качестве ингредиента добавляли осьминога…

Один раз пробовала щупальца осьминога, конечно, из уважения к своему плюшевому другу не упомяну, что мне понравилось, но я ощущала чувство вины всякий раз, когда обнимала своего игрушечного осьминожка.

Наверное, Николас был прав, когда называл меня странной…

Я доедала свой десерт, как вдруг услышала, что Али уже идёт. Мы с родителями обсуждали разные темы: падение курса доллара и необходимость покупки, чтобы инвестировать, пока есть возможность, а также дочку Керима, которая идеально подходит для Али.

В конце мама шёпотом спросила у папы, как будто тот не слышал, о сыне Джалила, который много работает и усердно трудится, и соглашусь ли я, если они придут сватать меня. Я беззаботно пожала плечами и отправила в рот креветку. Мама посмотрела на меня недовольно, а папа подмигнул. Если бы мама могла, она бы выдала меня замуж завтра же, а папа предпочёл бы ухаживать за мной всю жизнь, лишь бы предотвратить мою свадьбу.

Наконец пришёл Али, сел рядом со мной и, приветствуя меня, легонько толкнул локтем. Я ответила тем же, с подходом по три раза.

Он быстро заказал себе ужин и десерт, затем, поерзав на месте, резко сказал:

– Мне звонила Алиса…

Папа недовольно отвернулся, чтобы скрыть свою реакцию, а мама напротив изобразила на лице гримасу отвращения и небрежно спросила:

– Что она хочет?

– Это насчет Билала, – ответил брат, пока я не моргая ожидала продолжения насчет своего племянника. – Она сказала, что через неделю отправит Билала сюда, а сами они подождут еще месяц.

– Она собирается отправить ребенка одного? – возмутилась мама.

– Или ты должен пойти забрать его? – добавил папа.

Я активно кивала с заданными вопросами, соглашаясь с ними.

– Нет, сказала, что ее брат в Стамбуле, по возвращению заберет и Билала.

Мама тяжело вздохнула, но ее губы тронула улыбка, когда брат произнес имя своего сына, их внука и моего племянника.

Я так же старалась игнорировать упоминание Николаса, который привезет с собой моего племянника. Я безумно по нему соскучилась… Я имею в виду Билала, а не Николаса…

– Лучше бы ты поехал, чем оставил сына этому несчастному, – покачала мама головой.

Вдруг папа согласно кивнул, а я нахмурилась. Даже не поняла, как встала на сторону Николаса, и произнесла:

– Он более адекватный, мы с ним вместе учились… Он к тому же приходил к нам.

Брат незаметно толкнул меня ногой, а я сильнее нахмурилась, пока папа странно посмотрел на меня и серьезно сказал:

– Я бы его выгнал, если бы знал, что он сделал.

Мое сердце взволнованно забилось, а ладони быстро вспотели. Украдкой я взглянула на Али, который склонил голову и молчал. Не желая продлевать мои муки и множество возникших вопросов, мама пояснила:

– Мы знаем, что он сделал в конце твоего ученого года.

Я тяжело сглотнула и опустила взгляд.

Папа встал, но продолжал смотреть на меня, я чувствовала его пристальное внимание. Затем он нежно и ласково проговорил:

– Но все это в прошлом, не стоит волноваться об этом сейчас.

Я улыбнулась, пока живот скрутило. Когда он ушел, хромая, оправдавшись, что ему звонят, мама упрямо продолжала смотреть на меня. Но не менее упрямым и вопросительным был мой взгляд.

– Откуда вы знаете? – обратилась я к маме.

– Я сказал, – влез в разговор Али.

Он задумчиво протер подбородок, вернее свою бороду, явно игнорируя мой злобный взгляд. Почему он не рассказал, что оповестил родителей о поступке Николаса? И зачем это было нужно сейчас? Но самое главное, почему я так переживаю об этом? Словно хорошее мнение моих родителей о Николасе жизненно необходимо для меня. Это не так. Наверное.

– Нельзя скрывать от семьи такое, хотя, конечно, в то время все было ужасно. Но впредь не скрывайте от нас ничего. Хорошо? – сказала мама.

Я уверена, что если бы не окружающие нас люди, она бы прочитала нам двухчасовую лекцию о том, как страшно и ужасно скрывать от родителей даже незначительные вещи.

Дальше мама поинтересовалась, есть ли видео Билала, тогда Али радостный достал телефон и открыл свою галерею, половина которого занимал уже его ребенок. Я широко улыбнулась, лишь взглянув на экран, в котором высвечивался радостный Билал, катающийся на игрушечной машинке.

Первое условие Али насчет ребенка с Алисой было то, что Мерт не будет покупать его ребенку ничего. Брат каждый месяц отправлял алименты, суда и развода не было, поскольку Алиса и Али не успели пожениться официально. В исламе, чтобы получить развод, нужно посмотреть в глаза своему супругу и три раза озвучить своё желание. Вот и всё.

Так завершилась их история любви, которая вначале казалась такой прочной.

Глава 4. Милость

Прошло три дня после ужина, а сейчас в монотонный вечер мы с братом совершили джамаат-намаз*, затем разошлись по квартирам. Я быстро легла спать. Ну как спать? Я не смогла уснуть и стала писать Белинде, но она, наверное, уже спала, раз не отвечала, поэтому зашла проверить новости. Точнее, проверить, как идут дела с карьерой Николаса и Мерта. Да, мне иногда становится стыдно перед собой, что эти два года я слежу за ними и в IG, и в новостных пабликах про спорт. А теперь моя лента заполнена двумя видами спорта: футбол и баскетбол…

Мерт был активен в IG, выкладывал сторисы с компанией друзей, но никогда я не видела, чтобы он упоминал или снимал Алису. Но было обидно, когда он проводил время с новыми друзьями в Стамбуле, где присутствовали и девушки. Вероятно, это были сестры тех парней, и, как было со мной прежде, он влюбится в одну, но возьмет в жены ее, как не смог сделать этого со мной. Я даже проигрывала в голове их свадьбу, пока слезы катились по щеке. Это помогало от моего дикого желания следить за ним, потому что после ночи в слезах я чувствовала к Мерту глубокое отвращение, чем было прежде.

А новости про Николаса были настолько редки, что голова кружилась и сердце бешено колотилось, если я видела его сторис. Бо́льшая часть его историй была тренировками на баскетбольной площадке. У него было много побед и блестящих результатов за эти два года, но он никогда не гордился и не хвалился ими в своих социальных сетях, словно не хотел предъявлять доказательства, что он лучший, потому что ему этого не требовалось.

Но сегодня, как и прежде, я зашла проверять новости в мире баскетбола, как вдруг увидела сенсационную новость с интересным заголовком: «Николас Мартенс вышел в свет с известной моделью Джейной Грейс». Я ее совсем не знала до этой новости, опубликованной в фан-профиле о Николасе, и я бы не поверила этим слухам, поскольку таких фальшивых новостей достаточно много, если бы в качестве доказательства не опубликовали фотки. Улыбающийся Николас с выразительными скулами, темными глазами от результата освещения, мрачным, но радостным выражением лица, зачесанными назад светло-русыми блестящими волосами сидел рядом с девушкой с кукольной внешностью и идеальной фигурой, которая была четко выделена в вульгарном платье. С отвращением я разглядывала ее светлые ухоженные волосы до пояса. Блондинка, значит…

Но самое ужасное и отвратительная часть фотки была по середине: уверенная рука Николаса с татуированными предплечьями собственнически лежала на бедре девушки.

Я поспешно отключила телефон и устремила взгляд на унылый белый потолок, который слабо освещался тусклым серым светом. Хотелось плакать, но я осилила это желание и, повернувшись в бок, уставилась в одну точку.

Теперь я официально могла сказать, что ему я больше не нужна. Его «всегда» длилось два года, потому что за это время таких фоток не было.

Раздумывая об этом, я не замечала, как глаза начали сами по себе закрываться. Я лишь почувствовала горячую каплю, стекающую по краю щеки, когда я провалилась в мир сновидений.

***

Спала я два часа, после чего встала и проверила новости, будто это могло и вправду мне присниться. Но та злощастная фотка Николаса с красивой моделью высвечивалась на экране моего телефона, светя мне в лицо.

Всё настолько изменилось, что я стала следить за жизнью Николаса в социальных сетях? Будто вчера помню, как случайно облила его грязной и холодной водой в школе и попыталась сбежать. Как он шантажировал облить меня в ответ. Как он помог мне, когда я нуждалась в этом больше всего на свете. И как он сказал после этого: «Не за что, Сами».

Яростно встряхивая головой, я вывела себя из нелепых воспоминаний. Не буду о нём думать, пусть и дальше встречается со своей идеальной девушкой-моделью.

После Николаса я вспомнила его сестру, затем и своего племянника. Обо всех воспоминаниях о нём на губах заиграла улыбка.

Около года назад в это же время, когда наступили летние каникулы, к нам отправили Билала. Алису я не видела, поскольку Али сам поехал к ним и привез своего сына. Он был в подавленном состоянии после встречи со своей бывшей женой, но это быстро прошло после одной лишь улыбки Билала.

Это было долгожданное событие для меня, ведь я не видела своего племянника после зимних каникул. Мы могли бы настоять на том, чтобы Билал жил с отцом, но мы прекрасно понимаем, что ребёнку нужна материнская любовь и забота.

Волосы Билала были рыжего оттенка, но более тёмного, чем у Алисы. Его глаза, глубокие и тёмные, всегда светились детской игривостью. У него был маленький и аккуратный нос, большие глаза, которыми он любил часто моргать, и длинные ресницы, которым я иногда даже завидовала. А возле губ виднелись покраснения из-за любви к сладкому.

Он гиперактивный, я устаю, прежде чем он напрыгается на кровати и ляжет спать. А ещё у него громкий голос, он всегда орёт мне в ухо, пытаясь разбудить меня в такую рань, как в пять утра. Но по этому маленькому ходячему счастью нельзя не скучать. После его ухода я отдыхала три дня, после чего непременно в грудь начинала давить тоска и печаль. Проходит неделя, прежде чем я мирюсь с положением дел и начинаю скучать по нему снова.

Но больше всего мне нравилось наблюдать за улыбающимися и сияющими лицами родителей, когда Билал капризничал у них. Одним словом, они баловали его конфетами, не заботясь ни о чём и не забывая каждый раз произносить фразу «ничего не будет от одной конфеты». Но дело было в том, что он за день ел около десяти конфет. Потом болел. Ну и, наверное, самое ужасное – были зубки и температура, последующая за ними.

В таких размышлениях и прокручивании приятных воспоминаний проходили дальнейшие часы до восхода солнца. Но ложиться я и не собиралась, потому что сегодня, ровно спустя три дня после ужина, Али едет забирать своего сына у Николаса. Они, наверное, встретятся, поэтому я хочу убедить брата пойти с ним.

Сама без понятия, зачем мне его видеть, но хочу посмотреть в его лживые глаза. Или мне просто обидно, и хочется задеть его своим присутствием, а не смотреть новости и обзывать его в одиночестве.

Я поспешно отключила будильник, который прозвенел на прикроватной тумбочке, и взглянула на часы. Было ровно шесть часов утра, а солнце уже поднялось над горизонтом, рассеивая ночную прохладу.

Небо было безоблачным, и его светло-голубой цвет был не таким ярким, как в полдень, но всё равно выглядел прекрасно. Казалось, что на небе сгустился туман. Яркие лучи солнца проникли в комнату, осветив моё лицо, когда я поднялась с кровати и потянулась.

Я быстро пожарила яичницу и обжарила помидоры, которые в то же мгновение съела. Просто они вкусные, хотя мой желудок не согласиться.

Наложив еду и для брата, я направилась в его квартиру, а он уже совершал желательный намаз, и ждал меня. Закончив, он быстро сел за стол, поблагодарив за еду, и начал уплетать свой завтрак с «Бисмиллягь».

Подавшись спиной в столешницу, я пристально смотрела на брата, и делала это не моргая. Мне хотелось, чтобы он спросил в чем дело, но он игнорировал меня. Тогда я прочистила горло и еще более внимательно уставилась на него. Прошло, наверное, три минуты, прежде чем он поднял взгляд на меня.

– Что?

– Можно я тоже пойду встретить Билала? – невинно спросила я.

– Чтобы ты встретилась с Николасом? – не задумываясь задал он риторический вопрос, огорчив и разозлив меня одновременно: – Нет.

– Не с ним. Зачем он мне нужен, я хочу увидеть Билала.

– Я же не буду его прятать от вас, увидишь, когда мы приедем обратно домой.

Я сложила руки на груди и злобно поджала губы, не сводя своего презрительного взгляда с брата. Затем, приняв более беззаботное выражение лица, сказала:

– Если что, я спросила тебя из вежливости.

– И? – он нагло поднял одну бровь, доедая приготовленную мной яичницу.

Хотелось отобрать у него возможность доесть, но я осилила это желание и уверенно заявила:

– У тебя нет права отказывать мне, когда сам, не спрашивая моего мнения, рассказал родителям про случай с Николасом.

Он посмел фыркнуть на мои слова, поджигая во мне ярость всё сильнее.

– Это не твоя тайна. Это был вопрос чести, и я несу за это ответственность. Поэтому я имею право говорить об этом с кем угодно.

Прочистив горло, я тихо произнесла:

– Как и Мерт считал, что может мстить за сестру? Он ведь тоже твердил о чести…

Наверное, я позже пожалею о своих словах, но сейчас я хотела доказать свою правоту и добиться желаемого.

Я беру свои слова назад. Моя жалость пришла не позже, как я планировала, а сейчас, когда я увидела в глазах брата намек предательства с моей стороны.

– Не произноси его имя при мне, – прошипел он.