Хозяин отыскался просто – по свежему объявлению в городской газете: «С коневодческой фермы угнали двух жеребцов-производителей. За полезную информацию будет выплачено вознаграждение».
Терпухин решил съездить на ферму, глянуть своим глазом, что там творится. Хозяйство ему понравилось. Все здесь делалось с умом, работа поставлена грамотно. А кони… Любо-дорого посмотреть.
Владелец фермы Гребнев тоже понравился Юрию. Не спекулянт, который думает только о выгоде при перепродаже животных. Не холодный делец, которому все равно, на чем срубить деньги. Сразу видно человека, влюбленного в дело, болеющего за него душой.
– По поводу объявления. Есть новости.
– Серьезно? – хозяин чуть не кинулся обнимать незнакомца. – Говори, не томи душу. Живы хоть, здоровы?
– Сперва я задам пару вопросов, не возражаете?
– Насчет денег не сомневайся. Я, конечно, не Билл Гейтс, но слово свое сдержу. Если только это не блеф. Да нет, не блеф, человека видно сразу, как и коня.
– Давно они пропали?
– Третий день пошел.
– Вы кого-то подозреваете?
– Цыган.
– Поручали кому-нибудь поиски?
– В милицию, конечно, обратился. Но они меня сразу предупредили: работы завал, скорых результатов ждать не стоит. Если только поступит сигнал от местных жителей… Своих ребят, конюхов, посылал. Вроде подозрения подтвердились. Люди видели цыган с конями, слишком хорошими для табора… Цыгане ведь тоже разные есть. Старые цыгане лошадей любят, понимают в них толк. А молодые ведь что творят? Воруют лошадей на убой. Убивают, разделывают, потом продают мясо, скрывая, что оно лошадиное.
– Ну, таких коней никто бы не стал пускать под нож. Даже варвары.
– Так вы их видели? Правда, красавцы? Кашмир и Сатана.
– Сатана? Ну, вы и кличку выбрали. Не будет у коня спокойной жизни с такой кличкой.
– Да не я его так прозвал. Я его жеребенком приобрел. Как только не пытались переименовать! Ни на одну другую отзываться не хотел. А насчет молодежи цыганской… Такая же безграмотная, как и наша. Только доллар от рубля и хрен от пальца могут отличить. На лошадей чутья никакого. Воровать талант остался, а любовь потеряли. Могли и зарезать и разделать.
– Пока что могу сказать, что самих цыган поубивали. Больше десяти человек.
– Не может быть! Когда?
– Ночью. Я подумал, что это расправа за воровство. Крутовато слишком, но…
– Откуда у меня средства нанимать киллеров? Тем более в тюрьму я не собираюсь, без меня здесь все рухнет.
– Вижу, что вы ни при чем, иначе не стал бы рассказывать. Поехали ко мне, заберете своих любимцев.
Терпухин не взял в награду денег. Попросил об ответной услуге – помочь навести справки о таборе.
Тем временем знакомый капитан из краевого отделения милиции сообщил Атаману, что дело взято на особый контроль – не каждую ночь находят столько трупов сразу. Возможно, пришлют и московских следователей.
Юрий знал, как бывает, когда местную бригаду укрепляют за счет столичных кадров. Провинциалы, конечно же, недолюбливают москвичей, которые слишком высокого о себе мнения. Начинается борьба самолюбий, ревность к успехам, стычки и склоки. В результате дело пробуксовывает.
– Тебя уже вызывали на повторный допрос? – спросил капитан Филиппенко. – Будь осторожен с приезжими. Любят иезуитские штучки, мастера давить на психику.
– Кому-кому, а мне этого не миновать. Если первый сообщил, будь готов: затаскают по полной программе.
– От этих цыган одни неприятности. Нет худа без добра – в ближайшие пять лет они здесь не появятся.
– Ну, у тебя и логика, – возмутился Атаман. – Женщины погибли, дети…
– На нашей работе кожа знаешь какая вырастает – с три пальца толщиной. Такому злодейству, конечно, нет оправданий и быть не может. Но ты бы знал, сколько крови нам портит этот народ – все от мала до велика. Попрошайничество, воровство, мошенничество. Ихние бабы уже прекратили гадать, на такой мякине мало кого проведешь. Они теперь целительницы. Выбирают себе жертву и внушают, будто кто-то у нее в семье смертельно болен, нужно срочно меры принимать. Только попадут в квартиру – ни денег, ни золотых украшений.
– Как следствие? Что-то удалось узнать?
– Гильзы нашли в траве: от «ТТ», от обрезов. Гильзы Терпухин и сам видел, но надеялся услышать что-то новое.
– Следы копыт, – продолжал Филиппенко. – Разные отпечатки – не только твоей лошади.
Атаман кивнул в задумчивости.
– Может, еще что нашли, – пожал плечами милиционер. – Подробных пресс-конференций для личного состава у нас не устраивают, у каждого своего дерьма по горло.
«Нет худа без добра», – еще долго звучало в ушах Терпухина. Страшно, когда по сердцам обычных, вменяемых людей проходит межа – «чужие» и «свои», «наши» и «не наши». «Не наши» тоже, конечно, люди. Но вреда от них больше, чем от насекомых. Лучше бы они не мелькали совсем. С одной стороны, конечно, жалко. А с другой – что они здесь потеряли? Чего ходят- бродят?
У Терпухина, сколько он себя помнил, было другое чувство. Чувство сына и хозяина казачьей земли. Он ощущал вину, если гостей здесь обижали, если в крае кого-то несправедливо притесняли как иноверцев или просто иноплеменников. Преступник должен сидеть в тюрьме, порядочный человек – пользоваться уважением. Простое и ясное правило.
Уже назавтра хозяин коневодческой фермы Гребнев выполнил для Терпухина то, что обещал. Назвал человека на вещевом рынке, у которого на неделе заезжий цыган купил цветастый платок для молодой жены.
– Парня зовут Леша. Рот не закрывается, второго такого человека на рынке нет. Ему важно не столько продать, сколько поговорить.
– Одно другому не мешает, – заметил Атаман.
– Я уже не стал сам приставать с расспросами. Оставил тебе. Двенадцатый ряд, шестое место.
– Спасибо. Я как раз собираюсь в город.
…На рынке все обсуждали кровавую бойню в степи. Жертв, конечно, жалели, но главным чувством был страх. Страх перед теми, кто сотворил злодеяние, не пощадив никого из табора. Свои орудовали или пришлые? Если пришлые – надолго ли они явились в край? Какие у них цели? Людей с неславянской внешностью среди торговцев стало гораздо меньше, чем обычно. Пустовало больше трети торговых мест, были закрыты оба ресторанчика – вьетнамский «Сайгон» и азербайджанский «Хазар».
Молодой парень в двенадцатом ряду выглядел расстроенным. Но это не мешало ему играть первую скрипку в разговоре с соседкой-продавщицей и двумя покупателями.
– Мне он понравился. Веселый такой, с усиками, с кольцом золотым.
– И зубы, наверное, золотые, – предположил мужчина по ту сторону прилавка.
– Зубы вроде нет… Смотрел платки, ткань щупал. Я уже нервничать стал. А он говорит: не бойся, у меня руки чистые. Купил самый яркий из всех, они ж любят поярче. Я спрашиваю – чего у вас мужики не гадают на картах, одни бабы? Он смеяться стал: мужикам не поверят. А я подумал: в натуре ведь не поверят. Женщины всегда считались ближе к колдовству.
– Точно, – кивнул покупатель. – Еще в Средние века над ведьмами суды устраивали, сжигали многих.
– Это все мужчины, они ведь у власти стояли, – продавщица встала на защиту своего пола. – Склоняли, наверное, к разврату. А тех, кто не поддавался домогательствам – на костер.
Тут к ее товару на вешалках кто-то стал присматриваться. Разговор поломался, компания распалась. Настала очередь Терпухина.
– Ты, я слышу, контачил с одним из таборных?
– Ну, если считать, что мы с вами сейчас контачим, тогда и с ним тоже.
– Может, тот обмолвился случайно, где они здесь перекантовались в городе?
– Удостоверение у вас при себе?
– Я что, похож на мента?
– Просто целеустремленный вы какой-то.
– Насчет этого верно, есть грех.
– Я бы с радостью помог. Только был у нас обычный треп: шутки-прибаутки. Поспрашивайте лучше у тех, кто здесь порядки устанавливает. Они ребята наблюдательные, знают много.
Лешина мысль выглядела здравой. Терпухин легко приметил пару крепких парней – они прохаживались вдоль рядов с тем хозяйским видом, который всегда отличает «шестерок», пасущих подведомственный участок.
Он помнил, кого спрашивать.
– Кочерга далеко?
– А ты кто есть?
– Станичный атаман. Дело у меня к нему.
– Так вы знакомы или нет?
– Ваше дело маленькое. Взять в руки мобилу и передать обо мне наверх.
Оба парня одинаково выпятили подбородки и наморщили узкие лбы, недовольно всматриваясь в терпухинское лицо. Юрий ответил твердым взглядом в упор.
Корявыми пальцами достав из кармана мобильник, один из парней не без труда воспользовался крохотными кнопками. Доложил, выслушал ответ и кивнул в сторону трехэтажного здания по ту сторону рыночной ограды.
Криминальные структуры края признавали за казаками силу и не желали портить с ними отношения. Они искали и находили друзей в милиции и точно так же завязывали контакты с некоторыми самозваными атаманами, прикармливали, вынуждая работать на свои интересы.
Можно поджечь магазин предпринимателя, отказавшегося платить за крышу. И потом платить взятки ментам, чтобы замяли дело. Можно напустить на магазин «народный контроль», одев его в казацкую форму. «Контроль» обнаружит обвес и обсчет, помашет нагайками, перепортит товар, переломает торговое оборудование.
«Казачкйм» может сойти с рук то, что не сойдет другим. Но их атаману тоже нужно кинуть кусок. Остается соотнести расходы – на казаков и милицию. Хотя экономию не всегда нужно ставить во главу угла. Перепадать должно и тем и другим.
Кочерга решил, что очередной самозваный «предводитель» хочет отвоевать себе место под солнцем и нуждается в финансовой поддержке. Мысленно решил не давать ни копейки, пока этот Юрий и его люди не покажут, на что способны.
Но гость заговорил совсем о другом:
– Случилась большая неприятность, сам знаешь какая. Резней в таборе заинтересовались уже в Москве. Наверняка пришлют сюда команду.
– Да слышал я уже, слышал. Начнут вынюхивать по всем углам. Знать бы, кто это устроил! Лично бы подвесил за яйца!
– Найдут на кого свалить. Криминальные структуры – раз, казачьи отряды – два. Других вариантов даже рассматривать не будут, даю голову на отсечение.
– Не спеши. Время сейчас такое, в натуре потом придется под столом искать.
Кочерга выглядел солидно – костюм, галстук, чисто выбритое лицо.
– Как всякий законопослушный бизнесмен, я весь этот криминалитет на дух не переношу, – заметил он с легкой иронией. – Священный дар жизни для них дешевле плевка. Могут убить почем зря. Но мочить кучу народу, тем более паршивых цыган? Ментам придется здорово напрячься, чтобы притянуть за уши мотив – будь они хоть из Москвы, хоть из Интерпола.
– И все-таки надо попробовать им помочь. Чтобы не мучились слишком долго от отсутствия подозреваемых. В таких случаях они иногда любят пофантазировать.
– Козла отпущения подкинуть? – прищурился Кочерга.
– Реальных убийц.
– Если кто-то возьмет это на себя, я только поаплодирую. Но финансировать не стану. Не вижу смысла лично для себя.
– Финансы – дело десятое. Главное – добрая воля.
– Приятно видеть человека, воспарившего так высоко. И в чем должна заключаться моя добрая воля?
– Табор не иголка в стоге сена. Цыгане не та публика, чтобы остаться незамеченными. Если они появляются на чьей-то территории, им приходится дать отчет. Краткосрочный привал – одна песня, долгая стоянка – совсем другая. Они должны получить разрешение на гадание, заговоры и прочую работу.
– Я тоже слышал про такие правила. Но тор- мознулись они где-то за городом, раскидывать свое тряпье на рынке я бы им не позволил. Верней, мне даже не доложили бы, спровадили бы их без меня. Про табор я узнал вместе со всеми, когда его пожгли. Эта публика гребла вроде бы в Ростов. Но как можно верить цыганам?
В ростовском направлении поездов хватало, и путь был совсем недолгим – выехав поздно вечером, пассажиры прибывали в город на Дону еще до рассвета.
Всю дорогу Терпухин простоял в освещенном проходе вагона, глядя в непроницаемую черноту по ту сторону окна, где лишь изредка вспыхивали огни. За полчаса перед Ростовом свет вдруг погас на несколько секунд, мрак за стеклом сразу приобрел глубину, ближний и дальний планы. Темно-серое поле, сиреневые кусты, чернильнофиолетовая излучина небольшой речки.
Вдали за речкой вдруг почудились силуэты двух коней – гнедого и вороного. Терпухин не сомневался, что это обман зрения – они на ферме, каждый в своем стойле. Уж теперь-то, чудом вернув свою собственность, Гребнев наверняка усилил охрану.
Свет снова включился, и ночной пейзаж за окном потонул в черноте. Но ненадолго – скоро выплыли первые приметы предместий большого города. Терпухин направился в тамбур – благо вещей у него не было, даже небольшой сумки.
Снова бросил дела, сорвался с места в поисках неприятностей на свою голову. Сколько еще протянется беспокойная его жизнь? Далеко ли в тумане будущего тот день, когда он сам откажется от атаманства или станичники подыщут ему замену? Может, для них гораздо полезней человек, который отгородит Орликовскую стеной от всех невзгод и напастей? Наплюет на проблемы за околицей и будет заботиться только о процветании и благоденствии своих земляков.
Обычно трупы жертв запоминались Терпу- хину. Вспоминались помимо желания, мерещились во сне. На этот раз вышло по-другому: в памяти не запечатлелось ни одно лицо. Застылые позы, раны с запекшейся кровью, раскиданное, не успевшее сгореть цветастое барахло. Но только не лица.
Людей в зале ожидания вокруг становилось все больше. Наполовину пассажиры, наполовину те, кто кормится за счет вокзала – менты, носильщики, таксисты, продавцы мелочовки. Пустоглазый тип торговал жетонами к игральным автоматам, неподвижный, как растение в кадке. Щуплая старушка коршуном высматривала пустую тару.
Наконец толпа достигла критической массы. Стоило здесь поискать цыганок и цыганят. Побродив по перрону, Юрий приметил молодую девушку с ребенком на руках. Ни длинной юбки, ни серег, ни платка на голове. Выкрасилась под блондинку, но цыганка в ней все равно просвечивает. Зашла в вагон электрички, будет милостыню просить от «головы» до «хвоста» поезда.
А вот впереди на перроне другая, постарше. Эта не скрывает своей цыганской сути. Медленно шествует в противоход людскому потоку, высматривает подходящие кандидатуры. Пусть сама обратится первой. Принять слегка рассеянный вид, нацепить безмятежную улыбку.
– Слышишь, красавец? Дай погадаю. Хочешь – по руке, хочешь – на картах. У меня карты особые, столетние.
В подтверждение своих слов цыганка достала замусоленную колоду. Атаман узнал карты Таро – размером покрупней игральных, без мастей, без обычного ряда от шестерки до туза. На каждой – символическая картинка. Смерть в виде скелета с косой, раскидистое дерево с яркими плодами.
– Чепуха, – весело ответил Терпухин. – Не верю я в гадание. Если б даже верил, тем более не захотел бы ничего знать.
– Не хочешь знать о себе – могу погадать на других. На мужчин или женщин, на друзей или врагов.
– Тебя как зовут?
– Софа.
– Меня Юра. Праздник нужен, Софа. Удача выпала, настроение второй день лучше некуда. А вокруг черт знает что – серые улицы, серые лица. Все деловые, все заняты по самое не могу. Решил вот заскочить сюда, в Ростов. Как-никак большой город, жизнь должна бить фонтаном. Может, подскажешь, где здесь душу отвести.
– Пойдем, красавец. Не люблю стоять на месте, – цыганка взяла Терпухина под руку.
Мягко, но властно увела его прочь с перрона, время от времени оглядываясь – нет ли конкурентов, желающих отбить добычу? Цыганок она не опасалась – свои никогда не испортят дело, не поломают из зависти игру. Но есть на вокзале много других любителей богатеньких и щедрых: картежники, проститутки, просто воры. И еще интеллигентные попрошайки – хорошо одетые люди среднего возраста. Любители тихо сокрушаться об украденных в чужом городе деньгах и документах – им всегда не хватает на обратный билет «совсем чуть-чуть».
– Какой тебе праздник нужен, красавец? Только намекни, а я уж подскажу.
– Умели ведь раньше цыгане потешить душу. Сплясать, спеть, приголубить. Говорят, в Москве и теперь есть кабак с цыганами на речном пароходе. Может, найдется у вас ресторанчик такого плана?
– Рано еще, красавец, в ресторанах гулять. Сейчас там одни уборщицы как сонные мухи ползают. Музыка, сам знаешь, только вечером. Только нет в ресторане настоящих цыган, одни ряженые. Разве сядет цыган на одном месте, чтобы каждый день на хозяина работать? Ни за какие деньги! А что теперь за деньги, даже в кармане не позвенишь.
– Это точно, – охотно согласился Атаман.
– Пойдем, я тебе помогу. Только позвоню предупредить. Нет при себе мобильника?
– Оставил дома. С этим мобильником, как на привязи. Всякий может тебя достать, нагрузить. Не хочу, чтобы меня грузили до конца недели.
– И правильно. Надо же человеку когда-нибудь отдохнуть.
Подойдя к телефону-автомату, цыганка сунула в прорезь тонкую шпильку и позвонила без карточки. Быстро заговорила на своем древнем языке, двигая начерненными бровями. В голосе звучала энергия убеждения. На этот раз она не была смягчена ласковыми интонациями, а изливалась бурно и энергично.
Скоро Юрий оказался в частном доме на окраине Ростова с покосившимся забором и заросшим травой участком. Большая лохматая собака непонятной породы гавкнула на незнакомца несколько раз, но не слишком злобно. На пороге Терпухина с распростертыми объятиями встретил пожилой цыган, его лохматые свалявшиеся кудри точь-в-точь напоминали шерсть дворовой собаки.
– Милости прошу. Дорогому гостю всегда рады.
Из прихожей из-за спины цыгана послышалось хоровое пение на три голоса.
– К нам приехал, к нам приехал наш Юрочка дорогой!
Здесь теснились три цыганки в возрасте от девичьего до сорока с лишним. Все три при полном марафете – кольца, серьги, смуглые руки с ярким лаком на ногтях, цветастые платья до пола.
Одна держала пластмассовый поднос с полным фужером. «Если и подсыплют какой порошок, то не в первую рюмку», – подумал Терпухин.
– Пей до дна, пей до дна! – из-за спины Атамана присоединились еще два голоса – Софы и кудлатого хозяина.
О проекте
О подписке