Откашлявшись же и вновь подняв глаза, девушка с ужасом поняла, что этот комочек, равно как и полтора фунта забрызгавшей её с ног до головы аналогичной массы совсем недавно составляли содержимое головы троллегоблина, чье туловище все еще продолжало возвышаться перед ней.

Увидев, как мисс Келлер закатывает глаза, капитан Мигер понадеялся было, что уж теперь-то девушка наконец потеряет сознание. Но он в очередной раз ошибся – бледная как мел Линда снова изогнулась, и её обильно вытошнило прямо на свалившийся к её ногам безголовый труп.

Крис Ханко, добровольная мишень

Как и предсказывал Малыш, его первого выстрела гоблины попросту не услышали – отразившись от камней, звук ушел в небеса и добрался до лагеря гоблинов секунды на две позже пули, притом в очень малоузнаваемом виде. Это дало мне целых пять лишних шагов, пока один из гоблов не обернулся, дабы поинтересоваться причиной издаваемых одним из пленников тошнотворных – в самом прямом смысле этого слова – звуков и не обнаружил, что их причиной является тело его сотоварища.

Еще шесть шагов я отыграл, пока привлеченные его воплем гоблы напрягали свои шеи, переводя взгляд сначала с меня на труп, а потом обратно на меня.

Собственно, я мог бы пройти и еще дальше – на то, чтобы увязать столь внезапную кончину одного из своих собратьев с неторопливо приближающимся одиноким соплеменником в одну причинно-следственную цепочку, требуется уровень абстрактного мышления, явно превосходящий среднегоблинский. Но, во-первых, среди этих парней одаренные личности встречаются куда чаще, чем этого бы хотелось представителям прочих рас, во-вторых, с каждым шагом резко повышалась вероятность разоблачения моего маскарада, а в-третьих, я заметил справа от себя место, самим Господом предназначенное для того, чтобы послужить стрелковой ячейкой.

Большинство гоблов собралось в кружок вокруг валяющегося в пыли у куста тела – не пленника, как я предположил, наблюдая сию мизансцену издалека, а одного из своих сородичей. Стрелять по ним было одно удовольствие.

Я успел опустошить по ним барабаны двух трофейных «кольтов», пробежать три шага вбок, на ходу срывая с себя позаимствованный мной «карнавальный» костюм, упасть за облюбованную мной гору барахла, выхватить «тигр» – и только после этого в украшавший вершину моего укрытия мятый медный чайник с визгом ударила первая пуля.

Впрочем, когда полторы секунды спустя чайник брякнулся о землю рядом со мной, дыр в нем было уже шесть.

Гоблины любят стрелять. Правда, у них неважно обстоят дела с тем, чтобы пули летели туда, куда нужно, а не туда, куда получается. Особенно, если их мишень не ждет, пока её нашпигуют свинцом, а совершает активные телодвижения и уж тем более стреляет в ответ. Но нынешняя цель моих зеленошкурых оппонентов полностью соответствовала их идеалам – она была большая, находилась всего лишь в трех десятках ярдов от них, не пыталась убежать и не отвечала огнем… еще бы, под таким-то обстрелом. А потому они самозабвенно разряжали в неё свои ружья и револьверы, то есть занимались именно тем, чего мы с Малышом от них и добивались.

Проще всего было бы, конечно, перестрелять эту банду издалека – минимум половина гоблов заработала бы подарок от «черного короля» прежде, чем эти олухи хотя бы определили, откуда именно в них стреляют. Недостаток этого решения заключался в том, что, имея перед собой невидимого врага, гоблины все равно непременно начали бы пальбу во что-нибудь видимое – и почти наверняка этой целью стали бы пленники.

Теперь же я лежал за содрогающейся от попаданий грудой и вслушивался в изредка пробивающийся сквозь устроенную гоблами канонаду отзвук выстрелов Малыша. А также изо всех сил пытался сдержать рвущееся из моей груди наружу дурацкое хихиканье… до тех пор, пока в гулкие хлопки «винчестеров» не вплелось звонкое стрекотание, похожее на звук «зингеровской» швейной машинки, а в седле справа, в каких-нибудь двух дюймах от моего виска не появились три аккуратных отверстия.

В следующий миг я вылетел из-за кучи, двумя выстрелами успокоил двух наиболее рьяно пытавшихся обойти меня с левого фланга гоблов, забежал за палатку, упал – полотнище надо мной немедленно разорвала дюжина пуль, перекатился еще левее, вскочил, выстрелил еще трижды и вновь упал – на этот раз за массивный котел. Швейная машинка застрекотала вновь, но покатая поверхность котла оказалась не по зубам даже её чертовым пулям.

Еще один гоблин попытался подобраться ко мне справа, но свалился, хватаясь за грудь еще до того, как я успел истратить на него последний патрон «тигра». Взамен я пристрелил урода, задумавшего поиграть с динамитной шашкой, и сосредоточился на перезарядке, стараясь не думать о том, что прямо передо мной находятся еще не меньше четырех очень злых и вооруженных гоблов.

Процесс перезарядки, как всегда в подобной обстановке, занял целую вечность – и я едва не опоздал! Темная туша заслонила от меня солнце в тот самый миг, когда барабан «тигра» с мягким щелчком занял свое место в рамке. Выстрел… гобл, медленно выронив из лапы ржавый «ремингтон» с длинным стволом, нехотя упал на колени. Вскочив, я придержал его за плечо – и с удивлением обнаружил, что бой окончился. Мой несостоявшийся щит был последним.

Последним, да не совсем… подойдя к распростершемуся в пыли телу, я на всякий случай отпихнул носком сапога тяжелый, богато украшенный резьбой посох и, наведя револьвер чуть пониже костяного налобника, скомандовал:

– Вставай.

Гоблин даже не шевельнулся.

– Вставай-вставай, – повторил я. – На тебе не видно дыр от моего напарника… а сам я пока не страдаю склерозом по части того, кого и сколько раз пристрелил.

– Ну, попробовать-то можно было, – проворчал гобл, перекатываясь на бок.

– Шаман?

– Старший шаман, – гоблин попытался было потянуться за посохом, но ствол «тигра» неодобрительно качнулся – и гобл стремительно отдернул лапу обратно. – Ыыгыр Ойхо Третий, старший шаман гоблинов Кривого ручья.

– Третий, это хорошо, – констатировал я. – Если будешь хорошо себя вести, получишь шанс завести четвертого.

– Чтоб я да поверил бледношкурому…

– Не хочешь – не верь, – благодушно согласился я. – Тогда можем подойти к этому вопросу с другой стороны: ты предпочитаешь, чтобы я пристрелил тебя прямо сейчас или все же желал бы несколько отсрочить свою встречу с Верховной Задницей?

– Вскоре сюда вернутся наши воины, – мрачно предрек гобл. – И тогда…

Я изобразил глубокую озабоченность… затем задумчивость.

– Случаем, не те воины, которые столь любезно «одолжили» мне куртку и коня?

Судя по раздосадованной роже Ыыгыра, моя догадка попала в цель.

– Значит так, зеленый, – сказал я. – Начиная с этого вот момента я – твой самый лучший и близкий друг. Как у вас там говорится в таких случаях? Моя шкура – твоя шкура? Ну, ты понял…

– Понял, – шаман встал. – Чтоб ты лопнул, обожравшись невымоченных тушеных бобов, бледношкурый!

– Это было проклятье? – с интересом осведомился я.

– Проклянешь тебя, как же… талисманами обвешался от шляпы до сапог. Гримпфельд сработал, да?

– Эй, Ханко! Неохота прерывать беседу с твоим новым приятелем, но не мог бы ты хотя бы отвязать нас?

Патрик Мигер, полуживой

Проводник отвернулся от гоблина и, неторопливо подойдя к ирландцу, с интересом посмотрел на него.

– Рад встрече, капитан. Хотя, – улыбнулся он, – не могу не отметить, что в прошлый раз ты выглядел не в пример лучше.

– Мистер! – Линда, похоже, уже успела почти полностью оправиться от последствий своей недавней слабости. – Немедленно снимите меня отсюда… и дайте что-нибудь, чем я могла бы прикрыться!

– А надо ли? – весело заметил кто-то за спиной капитана. – По-моему, вы и сейчас выглядите просто превосходно.

Вывернув голову, Мигер сумел-таки разглядеть говорившего – им оказался тот самый гном-полукровка, на которого вечность назад указал ему Ханко в «Хромом мустанге». Он ничуть не изменился – даже торчащая у него изо рта длинная кубинская сигара была той же длины, как и её запомнившаяся капитану товарка. Единственной новой деталью была длинная черная винтовка, которую полукровка небрежно нес на плече, придерживая за приклад – ствол её при этом возвышался над шляпой гнома не меньше чем на ярд.

– Что-о-о? – на несколько секунд агентесса замолчала, то ли будучи не в силах подобрать адекватные обуревавшим её эмоциям слова, то ли просто задохнувшись от подобной наглости. – Да как вы смеете?!

Крис Ханко, полуобернувшись, окинул мисс Келлер быстрым взглядом – и немедленно отвернулся.

– Лучше мне на это не смотреть, – пробормотал он, уставясь в землю перед собой. – А то…

– Мы её уше битый чаш то же шамое твердим, – пожаловался сержант. – Может, хоть вам она поверит?

– Так все же, – громко осведомился полукровка, останавливаясь позади капитана. – Какая по-вашему сила, прекрасная леди… ведь вы настоящая леди, с первого взгляда видно…

При этих словах гнома Линда, бешено взвыв, рванулась вперед, но гоблинские ремешки были рассчитаны и на куда более буйную дичь.

– …может помешать нам, – невозмутимо продолжил гном, – попросту развернуться и уйти?

– Как насчет людской солидарности? – предложил Моргенау.

– Не пойдет, – отрицательно мотнул головой Уин. – Я – не человек.

– О, прошу прощения… мне вас не видно.

– А из сострадания?

– Тоже мимо, – отозвался Ханко. – Если говорить о сострадании и милосердии, то проще всего было вас пристрелить.

– Оштается только жадношть, – сержант Флеминг был, похоже, чуть ли не единственным из участников дискуссии, которого происходившее откровенно забавляло. – Вы, парни, шожгли ради наш такую уйму патронов…

– Сильный аргумент, – кивнул гном, снимая с пояса нож. – Принимается.

Капитан скорее догадался, чем почувствовал, как его руки, освободившись от пут, бессильно повисают вдоль туловища… затем Малыш махнул ножом еще раз, и Мигер растянулся на земле.

– Идти сможешь? – деловито осведомился Крис.

– Ползти, – пробормотал ирландец, пытаясь приподняться… или хотя бы приподнять голову.

Успехом увенчалась лишь третья по счету попытка… при этом капитан обнаружил, что лежит, почти уткнувшись носом в труп троллегоблина. Последний жутко вонял – учитывая, что процессы разложения никак не могли длиться больше трех минут, это, по всей видимости, был его «естественный» запах, а покрывавшая тело сверху рвотная масса вполне успешно дополняла этот аромат до сочетания «непереносимо-отвратный». Мигер резко откатился в сторону, сел и лишь затем вяло удивился собственному подвигу.

– То-то же, – одобрительно заметил наблюдавший за вышеописанной сценой Ханко. – А то, чуть что, сразу «Нашатырь! Нашатырь!». Прав был мой папуля, когда говорил, что нет в природе лекарства лучше свиного дерьма… свежего.

– И что же, – полукровка двумя взмахами рассек путы сержанта Флеминга, сумевшего, в отличие от своего командира, удержаться на коленях, и перешел к следующему пленнику, – твой почтенный отец лечил подобной э-э… панацеей?

– А все подряд, – весело откликнулся Крис. – Старших братьев моих, помнится, чаще всего приходилось пользовать от похмелья. Рецепт был следующий – мордой в дерьмо, мордой в корыто с водой… а водичка была такая, что в трех шагах от корыта зубы ломить начинало… потом пара оплеух и напоследок – отмывка того самого корыта… до блеска.

– Вот этому, – заметил Малыш, глядя на безвольно осевшее тело освобожденного им кавалериста, – сейчас бы не повредила доза твоего фамильного эликсира.

– Ну, папашкиных оплеух я тебе продемонстрировать не смогу, – сказал Ханко. – Хоть и дразнили его соседи «горячим финским парнем», но зато уж когда он расходился, на дюжину ярдов бывало, улетали… сквозь два забора. Что же до этого парня… – он наклонился над неподвижным кавалеристом, озабоченно присвистнул и, выпрямившись, заорал: «Эй, зеленый… тут работа для тебя!»

– Тут работа для могильщика, – сержант Флеминг попытался встать с колен, но вместо этого неожиданно для себя очутился на четвереньках. – Бедняга Додшон вручил швою душу Гошподу еще чаш назад… ш такой-то дырой в боку. Жаль… он был хорошим кавалериштом.

– С удовольствием бы выбил ваши слова на его могильном камне, сержант, – сказал Ханко, снимая шляпу, – но, увы, – на пару секунд он замер над Додсоном, прижав шляпу к груди, а затем вновь нахлобучил её. – Если мы попытаемся проделать это, то нам самим могильщики уже не понадобятся. Зеленый, что ты там уже жуешь?

Последняя фраза относилась к подходившему Ыыгыру Ойхо, челюсти которого и впрямь шевелись с размеренностью паровозных шатунов. Вместо ответа тот удостоил Криса очередным мрачным взглядом, подошел вплотную ко все еще стоявшему на четвереньках сержанту Флемингу и, сплюнув на ладонь, сунул её под нос последнему со словами: «На, жри!»

– Шо это жа дерьмо? – с подозрением осведомился сержант, отодвигаясь от остро пахнущей коричневой массы, которая по цвету, да и по консистенции и впрямь весьма напоминала этот обсуждаемый недавно продукт.

– Хочешь беззубым ходить? – задал встречный вопрос шаман. – Не? Тогда жуй… и через пол-луны зубы будут как у аллигатора… в пять рядов, гы-гы-гы!

– Быстро же вы, любезный, перекрасились, – заметил Моргенау, который – благодаря тому, что привязывавшие его гоблы сочли возможным ограничиться почти символическими завязками – оказался единственным из освобождаемых, сумевшим удержаться на ногах.

– Умный патамучта, – невозмутимо отозвался Ыыгыр Ойхо. – Мы ж теперь вроде как одна банда… пока не получится вашими черепами мой личный шест украсить… особенно твоим, Ханко.

– Мерзавцы, а мерзавцы, – простонала Линда Келлер. – Может, кто-нибудь из вас, подонков, все-таки наберется смелости и освободит мне хоть одну руку? Пожалуйста!

– Только в том случае, мисс, – сказал Уин, подходя к ней, – если вы, мисс, торжественно поклянетесь не кусаться… потому что иначе я лучше поищу общества какой-нибудь оголодавшей пумы.

– Клянусь!