Назавтра началась первая охота. Заключалась она в следующем: стрелок с мотористом уезжали вверх по реке, делали там себе скрадок, как-то маскировали лодку и сидели, ждали.
Сидеть нужно было тихо и без движения. Олени сплошным потоком шли по противоположному берегу вдоль реки. Но вот какая-то группа откалывалась от общего стада и заходила в воду. Долго стояли и смотрели, прислушивались, – нет ли какой опасности, и если не обнаруживали ничего подозрительного, – начинали переплывать.
Допустив переплывающих оленей до середины реки, стрелок и моторист бросались в лодку, быстро заводили мотор и кидались в погоню за успевшими развернуться и улепетывающими оленями. Моторист кружил оленей, не давая им возможности выбраться на берег, а стрелок… на то он и стрелок – стрелял. Стрелял дробью за ухо. Убитые олени не тонут, как, например, медведь. У них волосы пустотелые и этого воздуха хватает вполне, чтобы держать тушу на поверхности. Мертвых оленей подтаскивали друг к другу, связывали веревками и отпускали вниз по течению. Там, на таборе, их ловили, вытаскивали на берег и разделывали.
Конечно, это тоже не охота, это, скорее, заготовка мяса; но азарт! Иногда, если табунок был приличный, стволы ружья раскалялись от выстрелов до такой степени, что обжигали руку, и тогда приходилось опускать их в воду, чтобы охладить, и снова стрелять, стрелять, стрелять.
Часто стрелки менялись, – всем хотелось попробовать, хотелось взбодрить кровь. Ружья с собой все привезли, все стреляли, – кто уток, кто зайцев. Ради интереса как-то сделали загон возле табора. Это когда одна группа охотников загоняет, а другая стреляет то, что на них загнали. Так четверо стрелков навалили полтора десятка зайцев. Кому-то удавалось по гусям сдуплетить. Валера только не мог никак поохотиться, повар наш, всё случая не было. Но однажды ребята для него устроили охоту.
Прибегает один на кухню и громким шепотом, с видом заговорщика:
– Валерка, за вешалами олень ходит, дай пулю, или картечь.
Тот естественно глаза выпучил:
– Я сам, сам убью!
Схватил ружье и бегом на берег. А за палатками уже зрители сгрудились, – ждут зрелища. Валерка выскочил на берег, увидел, что за складом точно олень стоит, не очень большой, но олень же. Отпрянул назад, пригнулся и к складу, на ходу заряжая ружьё, не обращая внимания на вываливающиеся из карманов патроны. Трясущимися руками наконец-то зарядил, – волновался очень.
– Ползком, ползком, – донесся громкий шёпот из-за палаток.
Валерка брякнулся на пузо зашабаркал двустволкой по камням. Подобравшись к складу, он отдышался, приготовился и выглянул из-за угла, – олень стоял метрах в сорока. Вскинув ружье, охотник классически прицелился, затаил дыхание и выстрелил. Пуля прошла под брюхом оленя, шлепнулась об камни, выбив облачко пыли. Олень дернулся, но не побежал. Второй пулей ему шаркнуло по хребту. Он присел, прогнулся и кинулся в сторону. Валера торопливо доставал из кармана патроны, выкидывал на землю пустые гильзы, заряжал и уже снова целился… когда увидел, что олень не убегает, а от его рывков за ним натягивается тонкая веревка. Олень был привязан за заднюю ногу.
Валера встал, оглянулся по сторонам и заметил катающихся от смеха друзей. Хотел, было, обидеться, но не смог, сам расхохотался, закинул на плечо ружье:
– Ну, черти, накормлю я вас, – пригрозил он и зашагал в сторону столовой.
Часть IV
Быстро наступила осень. По утрам появлялись забереги, а в лодке лед не таял до обеда. Замерзли тихие заливы, а по реке иногда пробрасывало шугу. Вертолет вывез первую сотню заготовленных оленей. У ребят появилась новая забава – занимались подлёдной рыбалкой. Осторожно выползали на тонкий лед залива, ножом долбили лунку и начинали таскать отменных харюзов.
Да, это была незабываемая рыбалка, – отдельные рыбины достигали полутора килограммов веса. И поймать их можно было очень много. От шума шуги рыба сбивалась в заливы и стояла сплошной массой. Мормышку невозможно было опустить до дна.
С верховьев реки к нам на табор приезжали местные охотники. У них в этих местах были заказные тóни, – места где они рыбачили неводами. Рыбачили они серьезно. Заготавливали рыбу на зиму, на долгую полярную зиму. И себе кушать нужно, да и собак кормить. В каждой семье было как минимум по три собачьих упряжки, а в упряжке шесть-семь собак. Вот и считайте, сколько нужно рыбы и мяса, чтобы прокормить такую ораву. Кроме рыбы местным жителям разрешалось заготовить пятьдесят оленей на семью.
Так вот о рыбалке. Неводом рыбаки ловили в основном муксуна, стерлядь, сига, хариуса, а если попадался налим, его отбрасывали подальше от воды. Мы были удивлены, тем более что отбрасывали они его с брезгливостью. Объясняли это тем, что только, мол, воду поганит. Вот так. А ведь многие очень считают, что налим, – это деликатес, особенно его печень – мáкса. Некоторые налимы были огромных размеров, и тогда их не отбрасывали, а просто откатывали как брёвна. Да, была рыбка в северных реках.
Ближе к ледоставу оленей становилось меньше и меньше. Но зато шли одни быки, отборные стада. Матки, особенно с телятами, прошли первыми. И теперь над каждым табуном оленей раскачивался густой лес настоящих рогов, не то, что у маток.
Вертолет прилетал раз в три-четыре дня: привозил хлеб, кое-какие продукты, курево, забирал мясо. Но как-то случилась плохая погода, и вертолета не было больше недели, потом прошло ещё несколько дней. Бригада подъела не только хлеб и макароны, но и выкурила последние папиросы. Начали нервничать. Кушать приходилось одно мясо, – уже не лезло в рот. Хотелось курить. И вообще, устали уже.
Как-то сидели в палатке, жевали мясо, когда услышали выписывающий круги вертолет. Хотели кинуться встречать, но проявили сдержанность – мы его дольше ждали, – подождет. Но вертолет нас ждать не стал. Показалось, что он не садился вовсе, может снизился только. Когда все высыпали из палатки, он уже далеко над тундрой махал своим огромным винтом и наверняка не слышал, какими словами его называли.
– Что за шутки, знают же, что у нас кончились все продукты, даже чай, – возмущался бригадир, прохаживаясь между нахохлившимися парнями.
Особенно страдали курильщики. Прошло ещё три дня.
Стороной летел пограничный вертолет. Решили его тормознуть. Была такая договоренность, что если какое-то ЧП, – три красных ракеты и погранцы сядут. Точно, только ракеты взмыли, вертолет резко изменил курс и без захода стал снижаться на площадку. Всей толпой кинулись к нему. Когда выбежали на площадку, увидели мешки:
– Черт возьми, это же наш вертолет снизился, выбросил наши продукты и умотал, – торопился видимо. А мы, долбаки, даже не сходили на площадку, не посмотрели.
Пограничники плюхнулись рядом с мешками, выпрыгнувший майор озабочено спросил:
– Что случилось?
Петя ничего лучшего не придумал и брякнул:
– У вас закурить не найдется, у нас кончилось.
Майор смерил его взглядом с ног до головы, весь побагровел, слов ему явно не хватало:
– Да вы что, одурели совсем?!
Он запрыгнул обратно, обороты двигателя увеличились, колеса стали отрываться от земли. В этот момент открылась форточка и из нее вылетела пачка «Беломора». Она была не полная, даже меньше половины. Но ценная.
Часть V
Работа подходила к концу. Лишь редкие табунки оленей проскакивали теперь. За весь день можно было увидеть пять-семь штук. Да и лицензии уже закончились. На вешалах болтались более восьми сотен тушек оленей. Вертолет прилетал за мясом почти каждый день. Познакомились с соседней бригадой. Они тоже сворачивали все работы, ожидали скорого свидания с городом и, главное, с Бахусом.
Дело в том, что ребята были бичами. Нутро у них горело по спиртному так, что было слышно, как потрескивает в ушах, а из носу дым выскакивал. Правда, и среди них попадались бичи культурные. Один там был такой, – Борис. Разговаривает чинно так, без матюгов, уверяет, что имеет образование. Может и врет, конечно, но как начнет рассказывать, – хочется верить.
– Получу расчет за работу, первое дело приоденусь. Надоело в рванье, – людей стыдно, да и зима впереди, в сапогах-то не больно побегаешь. Может быть, к жене слетаю, – если простит, примет, – всё, завязываю крепко-накрепко! Дети же растут. Им отец нужен.
Правильно рассуждает, трезво. Может и правда одумается.
Вывозили нас огромным вертолетом МИ-6, это тот, что с крылышками. Загрузили в него оставшиеся двести голов оленей, закатали бочки с внутренностями, загрузили три лодки с моторами, свои шмотки с палатками и спальниками, да и сами уместились. Думали, не поднимет, нет, поднапрягся, засвистел турбинами, раскрутил свои мотовила так, что тундра не то что задрожала, а как-то прогнулась даже, – и покатил. Удивительная техника.
Когда ходили по тундре, – встречали огромные рваные овраги, удивительно прямые. Не могли понять, что это такое. Вот и с вертолета особенно хорошо видны эти следы, – уходят к горизонту, не видно, откуда берут свое начало. Только непонятно, чьи это следы. Как будто внеземные цивилизации привозили сюда свою технику невиданных размеров и рвали и резали нашу бедную тундру. Что же за техника могла оставить эти следы – шириной несколько десятков метров?
Оказалось все проще и прозаичнее. Это геологи много лет назад ездили на тяжёлых вездеходах. Гусеницами нарушился верхний слой, – мох не мог удерживать летнее тепло, и солнышко растапливало вечную мерзлоту. Растаявшая водичка образовала ручеёк. Тот промывал себе русло, по которому весной неслись всё более бурные потоки. Так и образовывались огромные овраги, да и продолжают образовываться до сих пор.
И вот, когда нас привезли в Валёк, мы увидели плоды своего труда. Огромные штабеля мяса лежали со всех сторон вертолетной площадки. Трудно сказать, сколько там было оленей, но конечно, не пять и не десять тысяч, а гораздо больше. Ведь на промысле было задействовано около двадцати бригад.
Мы слышали, что промхоз не смог заключить договор с материком, и поэтому мясо оказалось невостребованным. А наоборот, ещё с материка в Норильск везли свинину и говядину. В столовой можно было взять свиную котлету за восемьдесят копеек, или олений шницель, превосходящий эту котлетку размерами в три раза, за пять копеек.
Но мы не вникали в экономическую сторону вопроса. Жалко, конечно, было смотреть на горы мяса, никому не нужного. Получается, что зря старались. Но директор, в частной беседе с охотоведами, убедил, что на следующий год всё будет обосновано результатами этого сезона, и никуда они не денутся, – подпишут договор. Да и это мясо в дело пустим, в крайнем случае – на зверофермы.
Еще пара дней ушла на получение заработка и, вообще, на всё – про всё. Перед самым отъездом встретился Борис, – бич из соседней бригады, – с трясущимися руками и синюшным цветом лица. Он обрадовался знакомым лицам, подскочил, поздоровался:
– Слышь, закурить дайте.
– Ты что, Боря, с таких-то заработков побираешься, или ещё не получил деньги?
– Получил паря, два дня в «Яранге» пол шампанским мыли.
– Ты же завязать хотел, приодеться, костюмчик там, шубу…
– А, рукавицы вот купил, перезимуем как-нибудь, а дети… зачем я им такой.
Бич, он и в Африке бич…
О проекте
О подписке