Цитаты из книги «Финист – ясный сокол»

Сейчас я точно знаю, что Завет сочинён Первожрецами не только ради птицечеловеков, но и ради дикарей тоже. Они – наши младшие братья, наши щуры и пращуры, и мы зависим от них, кто бы что ни говорил. Ведь сила жизни исходит не только от Солнца, но и от земли.

А во вторых, в том же Завете, в первой главе, говорится о том, что земные дикари, бескрылые люди – наши братья, и мы – плоть от их плоти. А как же не иметь дела с братом? Как же не показаться ему, не помочь? Анатомически они ничем не отличаются от нас. Просто их кожа не умеет поглощать силу Солнца. А наша – умеет. Другой разницы нет; отчего же тогда мы должны прятаться?

Этот был худым и бледным; его тело обтягивала та же броня, что защищала князя птиц, – но изодранная и изношенная донельзя. Голову и верхнюю часть лица закрывала меховая шапка, каких не делали у нас в долине; скорее, шапка была сшита где-то далеко на севере, у народов, населяющих берега ледяных морей.

Степные народы сдвинулись с мест и идут на закат.

Есть предание. Если змея убить – из его тела вылезет другой. Гораздо страшней, сильней и опасней. С тремя головами и ядовитым дыханием. Этот другой змей, новорожденный, много раз являлся во сне многим людям нашей долины. Волхвам, ведунам и безумным. Это поверье крепкое, и о нём все знают. Наш змей старый, он только кричит. Но если его убить – из него выйдет другой, новый змей, стократ опасней. Он будет убивать на протяжении многих столетий.

берёзы: непобедимые и самые стойкие деревья нашего мира.

Лешак людей не любит, ответил он мне. И он не трогал Зорю; это точно. Лешак может запутать и погубить зимой какого-нибудь пьяного дурака, и то если пьяный дурак сам грубо навредит лешаку: например, не то дерево повалит на дрова. А чтоб лешак забрал юную девочку, ушедшую собирать перлы, – такого быть не может; князь лесной хоть и дух, а всё ж не глупец и не враг людям. Так сказал Отец Упырей, и махнул рукой, напутствуя меня и прощаясь.

Есть то, что я и запомнил, и понял. Есть то, что я запомнил, но не понял сразу, а понял только потом, или вовсе не понял. Есть то, что я не запомнил – зато понял.

Он говорил, что нет никакого нижнего мира; нет и верхнего. Он говорил, что миров ровно столько, сколько живых людей, то есть – неисчислимое количество. Каждый человек образует вокруг себя свой собственный мир: Креп называл его – «поселенный пузырь». Каждый живущий обитает в собственном поселенном пузыре: своём и только своём. У одних этот пузырь велик, у других – мал. У одного – дом, дети, лес, огород, хозяйство. У другого – вся долина: семь лесов и четыре озера. У третьего – не только долина, но и земли за перевалом, южные леса и степи далеко за лесами, и моря далеко за степями, и люди, живущие в тех лесах, и в тех степях, и на берегах тех морей. Любой из нас, говорил мне Отец Упырей, укрепляет свой собственный поселенный пузырь, и бывает так, что у одного человека такой пузырь – маленький и тесный, зато очень прочный. А у другого – пузырь огромен, и вмещает многое, но при этом едва держится и в любой миг лопается и рвётся на части. Поселенный пузырь вмещает всё, во что верит человек. Всё, что он видел. Всё, о чём он мечтает. Поселенный пузырь нельзя сузить – можно только увеличить.

Вам следует понять, как это выглядело. Двенадцатилетний паренёк, потерявший в лесу подругу, пришёл искать совета у существа, которое было человеком не полностью. Внешность Отца Упырей в корне отличалась от моей, и моих родственников, и прочих людей долины. Старый пращур имел плоский вдавленный нос, покатый лоб и очень маленькие, глубоко посаженные глаза. Всё сложение его тела показалось мне чужеродным. Слишком короткая шея, слишком широкая и выпуклая грудь, слишком кривые ноги. Слишком низкий лоб, слишком грубый голос. И его выговор, странная манера подкашливать и рычать, с усилием выхаркивая обыкновенные, простые слова, которые легко произнесёт и ребёнок, – выдавала в нём иноплеменника.