Новоявленный Тарковский неожиданно удивил столь гнусной мерзостью, что… Лучше б Антон с ним и не ходил!

– Вот, сюда… Сейчас увидишь! Увидишь… Сейчас…

Распахнув дверь сарая, Николенька с гордостью пропустил гостя вперед… и даже легонько подтолкнул в спину.

Сделав пару шагов, Антон резко остановился, разглядев в полутьме… двух юных, с распущенными волосами, девушек, привязанных к скамейкам, стоявшим напротив телеги-сцены. Девушки были абсолютно нагие… Завидев вошедших, обе захныкали…

– Прости нас, батюшка-барин…

– Э-э, прости… – недобро ухмыльнувшись, Николенька неожиданно толкнул Антона кулаком в бок. – Ну, что стоишь? Которая глянется – пользуй! Это новенькие… прежних я уже… наказал… Да и ни к чему они – слишком уж тупые! Эти, правда, тоже не лучше… Однако поглядим… Ну! Выбрал?

– Да как-то… – Антон не знал, что и ответить.

– Тогда ту, что слева – Пелагею… А другую я пока накажу! Ты ж любишь, когда рядом орут… Ну-с! Приступим…

С этими словами недоросль, подойдя к несчастной девчонке, ласково погладил ее по попе и по спине… А потом взял в руки лежавшую рядом плеть… Резко размахнулся, ударил…

Девушка дернулась и закричала… Обнаженную спину ее пересекла кровавая полоса…

– Что же ты не выучила как следует роль? – вкрадчиво осведомился Николенька. – Сама виновата… сама-а…

И снова удар… и крик… Еще один…

А следующего уже не было.

Антон с размаху саданул юному садисту в морду и, забрав плеть, забросил ее в самый дальний угол…

– Антоша, за что-о? За что-о… – запричитал, заканючил «режиссер».

– А за то, что эти девки почти что мои! – вдруг припомнил Антон. – Часть, по крайней мере… За долги отойдут. Так вот!

– Да я ж не знал, Антон! – Николенька на коленях подполз к двоюродному брату. – Клянусь честью, не знал! Знал бы – ни одну бы не тронул…

– Вот и не тронь! Этих прикажи развязать… С нами поедут…

– Так это… Так это я враз! – обрадованно засуетился кузен. – Только ты это… не говори дядюшке…

Вне себя от нахлынувших чувств, молодой человек поднялся на второй этаж – Катерина уже читала вслух… Нет, не стихи, а какие-то странные списки:

– …я, секунд-майор Самосин, в роде своем не последний, продал Сосновой Арине Петровне, помещице, старинных своих мужиков и протчих села Самусевки Санкт-Петербургской губернии, а именно: кучера Никодима тридцати лет, за десять рублей серебром, повариху Матрену, инда она же умеет и шить, за восемь рублей… Девок еще обещал матушке! – отрываясь от списка, напомнила Катерина.

Гаврила Василич кивнул с готовностью, разве что не подобострастно, ибо ввиду расстроенных его дел и это б не худо было.

Еще б ему не кивать! – подавил улыбку Антон. Коли матушке он столько должен… ого-го, сколько! И Арина Петровна вполне могла бы в счет долга забесплатно душ двадцать истребовать… Однако вот, по доброте душевной, все же платила хоть сколько-то своему непутевому братцу.

– Девок – да, – заулыбался Самосин. – Этого добра – сколь угодно. Бери – не жаль. Васька! Кого из девок дадим? Ты, Катенька, записывай…

Василий почесал подбородок – задумался…

– Да двух дев, актрисок, что у Николеньки… – тут же предложил Антон.

– Ну да хоть тех, – старший кузен согласно покивал и даже чуть улыбнулся. – Что, братец, понравились? Ну, так и да, хороши девки… Правда, актрисы из них, как из меня царь персиянский! Дай-ко, сестрица, сам запишу…

– А тако же крестьянских дочерей, девок… – записывая, Василий бормотал вслух, вроде бы себе под нос, но так, чтоб всем было слышно – дело-то важное. – Пелагею да Мавру, Ивановых дочерей… Соломониду, Оксентия хромого дщерь. Еще кого?

– Родителев-то их… – напомнила Катя. – Чтоб уж не разлучать…

– Не разлуча-ать! Чай, недалече и продаем! – передразнив, Гаврила Василич сунул в нос щепоточку табаку и громко чихнул. – Уф-ф! Добрая ты, племянница! Матрена, повариха, она как раз Пелагее матерью родной приходится… Отца нет. А остальные девки – сироты. Мавра с Пелагеей подружки сыздетства – обе нынче в актрисах… Эх! – хозяин неожиданно хватанул кулаком по столу. – Коли б на самом деле так – пять бы тыщ стоили! А так… по десятку за штуку отдам, за-ради уважения…

– По десятке…

– Да ты, Катя, дешевле и не найдешь! И матушке твоей то известно…

– Так купчую-то дальше писать? – вскинул глаза Василий.

Катерина махнула рукой:

– Пиши! Пусть уж за ваши цены…

– И взял я у Арины Сосновой, помещицы, посредством детей ея, Антона и Катерины, денег по десять рублев за штуку, а всего – тридцать рублей. И вольно ей, Арине помещице, и детям, и наследникам ее, теми крестьянами да девками с сей купчей володеть вечно, продать, заложить и во всякие крепости укрепить. А наперед сего оные от меня никому не проданы и не заложены…

– Эх, Арина, Арина – володей! – кисло улыбнувшись, перебил хозяин. – Кабы не тебе, так я б этих дев по пятьсот продал! Но раз долг обещано списать…

– Спишет, спишет, дядюшка, – подтвердил Антон. – В том не изволь сомневаться! На то мы и здесь.

– Да я и не сомневаюсь…

Еще поговорили том о сем, выпили на дорожку по рюмке наливки, да за сим и откланялись… Не одни – вместе с покупками… с крепостными… Те собрались быстро… да что там и собираться-то? Что у них есть-то? Одна душа…

Самосины проводили гостей лично до самых ворот. Правда, вот младшего братца что-то не было… Дворня сказала – лошадь взял да умчался. Верно, силки проверять…

– А такой он у нас и есть! – ухмыльнулся старший братец. – Чучело неотесанное. Да вы, верно, по одежке уж поняли… Ишь ты – силки проверять… Нашел время! Эх, черт, жениться бы… На какой-нибудь богатой вдовушке! Да хоть на госпоже Добрыниной – вот уж у кого денег куры не клюют.

– На Добрыниной? – Катенька скривилась. – Фи, Базиль! Она же стара! Сорок лет почти. Фи…

– Стара, не стара… Зато деньги!

– Жениться на старухе ради денег… – садясь в седло, себе под нос прошептала девушка. – Ах, Базиль, Базиль… Ну и мечты!

И снова ветер в лицо, грязь из-под копыт, и едва успеваешь уклониться от бьющих в глаза веток! Миновав стерню и заливной луг, молодые люди свернули на лесную дорожку – так было быстрей.

Следом за всадниками шли только что приобретенные крепостные во главе с кучером Никодимом: повариха Матрена, статная женщина лет сорока, да девки. Две актрисы, Пелагея и Мавра, а с ними девчонка Соломонида. Ее в придачу дали.

Крепостные, надо сказать, грустными вовсе не выглядели, скорее даже наоборот – Самосины-то были те еще хозяева, их плети по крестьянским спинам погуливали часто. А уж про девок и говорить нечего…

Катенька, как всегда, унеслась далеко вперед, и Антон, махнув рукой Никодиму, пришпорил гнедого своего коня, догоняя сестренку…

Перескочил неширокий ручей, обогнул овражек…

Вдруг слева, из зарослей, громыхнул выстрел!

Всадник машинально пригнулся… Слава богу, пуля пролетела мимо, да вот только гнедой испуганно заржав, вздыбился, сбросив всадника в овраг, прямо на камни…

Из кустов тут же выскочила ловкая фигура с ножом, рысью метнулась к упавшему – добить…

Услышав выстрел, Катерина встревоженно обернулась и живо повернула коня.

Переглянулись и крестьяне:

– Ой! Не дело то… Как бы барина-то…

– Побегу! Барин-то добр. Жалко…

Подоткнув подол, юная актриска Мавра – та самая, побитая плетьми девчонка – опрометью бросилась к перелеску. За ней понеслась и подружка ее Пелагея… и данная в придачу Соломонида тоже…

Ну и кучер с поварихой… Только уж не так быстро.

Первой прибежала Мавра… И, не думая, бросилась на человека с ножом… в коем сразу же признала бывшего своего барчука Николеньку!

Узнав девку, тот зло сверкнул глазами:

– Ах ты ж щучина! Мало тебе? Мало?

Острое жало ножа не пощадило бы девчонку… Коли б не Катенька, пустившая коня вскачь!

– А ну, что тут?

Заслышав крики, Николенька дернулся… и острое лезвие лишь распороло Мавре запястье…

Барчук же вскочил на ноги и со всех ног бросился в кусты…

Не удалось, что ж… А никто его и не видел! Молодой Соснов не очнулся еще, а сестрица его не успела… да, если и увидала, так только со спины. Что же касаемо крепостных – так те против своего бывшего барина никакие не свидетели! Слова их всегда можно оспорить.

– Как он? – выпрыгнув из седла, Катенька подбежала к брату, всхлипнув, затрясла за плечи. – Антон, братец! Очнись, милый… Очнись!

* * *

Юноша открыл глаза. Кто-то тряс его за плечи, будил… Катенька… Нет, не похоже… Какой-то небритый мужик с рыжеватой растрепанной шевелюрой… Слуга или кучер?

– Антон! Антон! Как вы?

Черт побери! Щеголев! Архивариус… Да какой там архивариус – изобретатель!

– Виктор Иваныч!

– Антон, друг мой! Как же я рад! Как же…

– А мне такой сон изумительный снился… Хотя… все же, верно, не сон?

– Не сон! Вы действительно там были… В прошлом!

Молодой человек уселся на старом диване и, поморщившись, помотал головой.

– Не сон… В прошлом…

– Ну! Рассказывайте же! Как все прошло?

– Как прошло? Я, кажется, нашел Веру! То есть ее следы…

– Значит, не зря!

– Не зря… Ох, как же голова-то болит! Прямо раскалывается…

– Последствия перехода сознания, – покачал головой Щеголев. – Вас ведь там чуть не убили?

– Ну да… почти… – Антон попытался вспомнить… – Не знаю, кто… Кажется, я слышал выстрел… или свист пули… Что-то такое… Ох же, башка…

– Пожалуй, вам нужно отдохнуть, друг мой, – улыбнулся изобретатель.

Молодой человек отмахнулся:

– Да я уж и так спал… Интересно, сколько?

– Около суток, – ученый неожиданно поежился и, зачем-то глянув в окно, понизил голос: – Знаете, а я ведь вас еле вытащил!

– Как это – еле вытащил? – удивленно переспросил Соснов. – Что-то с аппаратурой не так?

– Все так, но… – Виктор Иванович помялся. – Знаете, с вектором какие-то подозрительные сбои.

– Что значит – подозрительные? – подойдя к окну, Антон посмотрел на улицу.

Здесь, как и там, в прошлом, день уже клонился к вечеру, оранжево-золотистое солнце закатывалось за дальним лесом, за колокольней…

– Сам пока не разобрался. Надо проанализировать… Может быть, дую на воду…

Слова архивариуса вызвали у молодого человека, по меньшей мере недоумение, но какого-то внятного ответа Щеголев так и не дал – мол, самому разобраться надо.

– А пока… расскажите же наконец!

Антон с большим удовольствием припомнил весь прожитый в прошлом день… Маменьку, Вареньку, Катерину… И мерзких Самосиных!

– Вот ведь родственнички! Крепостники! Впрочем, мы тоже… Ну, тамошняя моя семья. Я же богат! Очень!

– Это хорошо! Это славно, – с большим интересом выслушав рассказ своего протеже, Щеголев довольно потер руки. – Богатому и влиятельному человеку, друг мой, гораздо легче что-либо предпринять… Только вот… – изобретатель неожиданно вздохнул. – Боюсь, это для вас не будет простой и легкой прогулкой…

– Загадками говорите, Виктор Иваныч! – шутливо погрозил пальцем Антон. – У нас поесть что-нибудь найдется? А-то что-то оголодал…

– А! Картошку сейчас пожарим… С тушенкой! А завтра можем и за грибами пройтись, развеяться… А то я без вас не решался.

– Грибы – это хорошо, – молодой человек потянулся… вроде бы и голова уже перестала болеть – это славно!

– Самосин сказал – когда Веру продали, сделку заверяли… в Нарве, в присутствии…

– В присутствии кого?

– В смысле – кого? А-а-а! – поняв, в чем дело, засмеялся Антон. Ну да, ну да, далекие от истории люди могли и не догадаться, о чем идет речь…

– Присутствием, Виктор Иваныч, в те времена называли просто любое государственное учреждение. Контору, ну, офис, если совсем уж по-современному.

– Ага, понятно… А вы уверены, что та девушка – ваша возлюбленная?

– Нет конечно же! Но это пока единственная реальная ниточка… Сами посудите: реальный человек из будущего, угодив в восемнадцатый век, явно будет сильно отличаться от тамошних жителей! Это я… мое сознание… получает подсказку от сознания… как вы называли – донора?

– Да, да, так… – покивал архивариус. – Вы все правильно понимаете, друг мой. Я же говорил – очень хорошо, что вы историк!

Тут молодой человек вдруг вспомнил кое-что еще, о чем давно уже собирался спросить:

– Виктор Иваныч… Я про архив. Вот те газеты, учебники… где описана победа Турции… То есть совершенно иная история… Почему же, кроме меня, никто больше не удивился, не заинтересовался! С документами ведь работают многие – студенты, аспиранты, преподаватели… А заметил только я – так выходит? Или… были еще?

– Только вы, – как само собой разумеющееся, спокойно пояснил ученый. – Потому что вы – один из очень немногих… Другие этих изменений просто не видят! А вот ваша девушка, думаю, могла бы…

– Та-ак… – Антон вновь уселся на диван. – Выходит, если я вдруг начал бы возмущаться… вот всем, что написано… Так меня никто б и не понял бы?

– Именно так, друг мой! Вы все схватываете на лету… – довольно покивал Щеголев. – Еще есть вопросы?

– Да появятся, думаю… – молодой человек на миг задумался. – Да! Вот еще что… Можно ли передавать из будущего в прошлое и из прошлого в будущее… какие-то вещи?

– Можно, – без раздумий отозвался изобретатель. – Только маленькие… Впрочем, наверное, и большие… Но мы у себя в лаборатории до таких экспериментов не дошли, так что наверняка утверждать не могу.

– Значит, маленькие – можно?

– Можно… Через так называемые «проклятые места»…

– Что-что? А! Понял теперь, почему это вас так насторожило… – Сосновский всплеснул руками. – Ну, тогда, когда Эльвира Петровна упомянула одно такое место – Почуганово и Чертову гать!

– Чертова гать… – одними губами повторил архивариус.

– От нас не так и далеко… Километра четыре. Как раз где колокольня… – Антон тряхнул головой. – Значит, одно проклятое место – у нас, другое – в прошлом? А как происходит сам процесс перехода… передачи? Ну, в общем, вы поняли.

– Обычно это сопровождается какими-то природными явлениями, – пояснил собеседник. – Сильная гроза, туман… может быть даже землетрясение!

Юноша потер руки:

– Ясненько! Ну, Виктор Иваныч, когда же вы отправите меня… так сказать, на более длительное время?

– Не раньше чем денька через три, – беспрекословно заявил ученый. – Вам надо хоть немного отдохнуть, а мне… кое с чем разобраться. Эти подозрительные побочные эффекты…Еще пару раз и… это все может плохо закончиться! Откуда-то идет наводка…

– Да-да, помню, вы как-то говорили, – Антон покивал, – какая-то эстонская радиостанция…

– Для радиостанции слишком уж мощно, друг мой! Скорее всего, здесь явный узконаправленный луч! А это значит…

Виктор Иванович поежился, словно от предчувствия какой-то большой беды, и вдруг улыбнулся:

– Впрочем, это все – вилами по воде… Ну что, друг мой? Пошли картошку жарить… А завтра утречком – по грибы!