– А они, Самосины эти… богаты? – Антон исподволь выспрашивал то, что очень хотелось узнать.

– Господи! – снова ахнула Варенька. – Да вам ли не знать! Это ведь ваши, кажется, родичи… хоть и дальние… Там же ваша деревня – за долги уступленная…

– А помню, помню…

Юноша действительно «вспомнил», хоть и воспоминания эти были не его, а Антона Федоровича. Самосины жили отсюда на расстоянии десятка полтора верст с гаком… в большом деревянном доме с претензией на изысканность – все, что могли себе позволить от восьмидесяти крепостных душ, часть из которых намеревались уступить маменьке. И не задешево. Но все же – по доброте душевной… Все же родственники! Хотя и бедные, да.

Значит, Самосины… ага-а…

Ну да, что-то такое и должны были говорить про девушку из будущего… Тем более – куафер или, проще сказать, парикмахер. Вера же этим и занималась!

– А вот они, голубки! Воркуют!

Из-за большого розового куста показались дамы – Арина Петровна с подругой, Елизаветой Федоровной.

– Ой, маменька! А мы тут с Антоном… с Антоном Федоровичем… приятственно так беседуем, – поспешила поделиться Варвара.

– Да мы видим, – Елизавета Федоровна хмыкнула. – Однако пора. Загостились. Теперь ты, Арина, к нам заезжай. С Антоном. И Катю можешь прихватить… а то что она все дома да дома?

– Ох уж эта мне Катя, – поджала губы маменька. – Ну, ладно уж… Я-то на нее не серчаю, понимаю – замужество дело такое… привыкнуть надобно. А с другой стороны, сами посудите – Сергей Николаич Верский ведь не кто-нибудь, а граф! И крестьян у него… очень много. Тысяч пять, а то и больше. Еще и землицы… Его бы землицу к нашей – и речка бы вся у нас! Мельницу бы поставили… не одну. У меня и мужики работящие уже на примете есть. Отпустила бы на оброк – пускай богатеют… и мне какой-никакой капитал. А то ведь еще приданое! Кстати о приданом… Антон! Надо бы по деревням проехаться, глянуть. Нет там какой-нибудь мелкоты – продать? Уж я думаю, пара дюжин точно найдется…

– Еще в Самусевке нехудо б глянуть! – тут же напомнил Антон.

Арина Петровна явно обрадовалась:

– Вот! А все говорят – мой сын шалопай! Я и сама-то забыла, а он… Верно, верно, Антошенька! Завтра поутру в Самусевку и съезди. Родичам кланяйся, зря не обижай… хоть и голь-шмоль, а все ж не чужие… Да! Катю с собой возьми – пусть проветрится.

* * *

Поутру и отправились, верхом, безо всякой коляски. Катерина, младшая сестрица Антона, настолько рада была выезду, что даже повеселела… тем более что и Арина Петровна, прощаясь, не стала заводить разговор о замужестве, а лишь поцеловала дочь да со вздохом промолвила:

– Может, и впрямь со сватовством не торопиться? Вон у Антоши-то, кажись, с Варенькой хорошо пошло… Так ведь вперед и женится! А, Антон?

– Варвара Ивановна – особа приятственная и умная-с! – осторожно отозвался молодой человек, искоса поглядывая на конюха, почтительно дожидавшегося с лошадьми невдалеке от парадного крыльца.

Матушке его, впрочем, этого вполне хватило:

– Вот! Давно бы так! А ты, Кать, больно уж переборчива… Граф-то не молод… год-другой, глядишь – и вдова. Свободная женщина… Богатая!

– Ой, маменька…

– Что – маменька? Дело ведь говорю, скажи, Антоша?

– Ну… тут всяк по-своему мыслит, – поддерживая сестру, Антон вновь отвечал дипломатично.

Что сразу же оценила и Катерина:

– Вот! Правильно, Антон!

Арина Петровна лишь махнула рукой:

– Да что там правильно-то? Время-то идет, а у тебя, Катюша – возраст!

– Да мне всего-то пятнадцать! – вспыхнула девушка.

– Вот! О том и речь. Года три-четыре еще – и никто не возьмет.

– Да уж как-нибудь выйду…

Катя повела плечом и, подмигнув брату, легко вскочила в седло…

– Н-но! Догоня-ай, братец!

Пришпорив серую, в яблоках, лошадь, девушка быстро унеслась за ворота.

– Ох, егоза, – мягко улыбнулась помещица. – Вся в покойного батюшку! Ну, Антош, догоняй, чего уж! Да следи там за ней.

– Всенепременно!

Молодой человек, помахав матушке, взобрался в седло и поспешно последовал за сестрицей.

Ах, как понесся конь! Ветер рванул в лицо, били ветки, летели из-под копыт мелкие камни и желтая дорожная пыль…

Никогда… Никогда раньше Антон Аркадьевич так не скакал, даже побаивался сперва, не думал, что сможет! Но смог… Правда, не он, а Антон Федорович… И, кстати, не Сосновский, а просто Соснов. Сосновские здесь тоже были, но Антон их не жаловал. Бедные родственники, хотя и помещики, да-а…

А сестрица уже прискакала на холм, резко вздыбив коня, обернулась:

– Эге-ей!

Ну до чего ж хороша! Особенно в костюме для верховой езды – короткие лосины, чулки, бежевый, шитый серебром, кафтан с серебряными же пуговицами, из-под темного камзола – ослепительно белая сорочка с желтым шейным платком. Темные волосы заплетены в пучок… а шляпу-то позабыла! То-то матушка говорила – егоза… Вся такая легонькая, тоненькая, словно тростинка, и вместе с тем женственная и очень-очень красивая…

– Не догонишь, не догонишь! – показав брату язык, Катерина пустила коня приемистой рысью.

Впрочем, и Антон оказался не лыком шит – ни на шаг не отставал от сестрицы. Пока, наконец, той не надоело играть в догонялки…

– Уф-ф! – придержав лошадь, девушка довольно улыбнулась. – И все ж таки – не догнал!

– Как же не догнал-то?

– Я сама тебя подождала!

– Ладно, пусть так… – покладисто кивнув, юноша пустил коня рядом.

Дальше брат с сестрою ехали не торопясь, неширокой дорожкою со следами от крестьянских возов, тянувшейся меж лугов и полей, засаженных колосящейся рожью.

– Нынче с хлебушком будем, – промолвила Катерина. – Коли град не побьет.

– Не успеет, – Антон потрепал лошадь по холке. – Еще пару дней – и жатва.

– Пару дней? – склонившись в седле, девушка сорвала колосок, растерла меж пальцами… – Не-е… Не поспела еще! Пожалуй, дней пять, а то и неделя…

Сказала и тут же скосила глаза:

– А с Варей у тебя как? По-серьезному? Или, как всегда – мозги пудришь? Смотри-и-и… Варька – подружка моя!

– Ну… я уж ее не обижу!

– Надеюсь… А за поддержку – спасибо. Я насчет старого графа…

– А я насчет будущей вдовы! В маменькиных словах ведь есть смысл.

– Фи! Экий ты циник, братец.

– Да брось ты, – искренне улыбнулся Антон. – Глянь, небо какое синее! И солнышко… А вон – липы, клены, березки… Уже и первые желтые пряди! Август… Скоро и осень! Ах, как же я осень люблю…

– Так и я ж люблю, братец!

– Кать… а говорят у Самосиных новый куафер – девушка!

– А, вот ты о чем… – Катерина хмыкнула и покачала головою. – Ну да, есть такая… Или была… Дядюшка ее продавать собирался, сказал – горда больно!

– В смысле – горда? – насторожился молодой человек.

Сестрица фыркнула:

– Да сам знаешь, Самосины наши – не подарки. Васенька меня так на балу мял – всю спину исщупал… И младший туда же! Это они меня – кузину свою! А уж про крепостных-то девок что и говорить? Сам дядюшка и тот… Ну, понять можно – вдовец… Вот куаферша им и… О чем, верно, и пожалела не раз.

– Та-ак… – недобро прищурился Соснов. – Ладно… приедем – поглядим.

– А ты что так про куафершу спрашиваешь? Неужель стричься хочешь?

– Я про тебя! Вот прическу бы… По-родственному, бесплатно…

– По-родственному, говоришь? – сестрица ненадолго задумалась… и довольно кивнула. – Ну, а почему бы и нет? Коль уж все равно туда едем… Ой, я такую французскую прическу знаю! Тут вот, сбоку, завить, здесь все кверху… и челочка – на самые глаза!

– Так ничего ж не видно, ежели на глаза-то, – засмеялся Антон.

– Зато глазками блезировать очень даже недурно! Ох, братец, ничего ты в женских хитростях не понимаешь.

– Да где уж мне!

– А с куафером… спасибо, что подсказал… Я даже и не подумала… А вот теперь… Если, правда, дядюшка ее не продал, как собирался. Или не проучил… От его учения потом редко какая девка встанет! Сам знаешь, как до плетей дойдет…

Услышав про плети, молодой человек побледнел и невольно пришпорил лошадь…

– Эй, ты куда помчался-то? Эй!

Все же Катерина была ловкой наездницей и, быстро догнав брата, как ни в чем не бывало продолжила разговор:

– Только думаю, до сильных-то плетей – вряд ли. Дядюшка ведь не дурень… и не богат – имущество свое зря портить не будет. Тем более что хороший куафер рублей пятьсот стоит… А пятьсот рублей для Гаврилы Василича – деньги! Так что, если не продали… – вскинув глаза, девушка посмотрела вдаль. – Ого! Вон и Гавриловка уж. Вот так всегда – за разговорами-то не заметишь, как и приехали.

Самусевка оказалась довольно большим по здешним меркам селом с двумя дюжинами дворов, церковью с погостом и господским домом, выстроенным чуть на отшибе, на пологом холме. Деревянный, с тесовою крышею, дом был выстроен в два этажа этакими классическими «крылами», в середине же виднелся парадный вход с выкрашенными в белый цвет колоннами и фронтоном.

На лестнице уже кто-то стоял… судя по кафтану и парику – барин.

– Ого, Васенька уже тут как тут! – рассмеялась Катя. – Стоит, дожидается… Ровно знал… О, рукой машет!

Помахав родственнику в ответ, гости радостно переглянулись и пришпорили лошадей…

Их встречали все трое! Видать, Василий успел позвать… Дядюшка, секунд-майор отставке, был одет в синий драгунский кафтан, висевший на тощих плечах, словно на вешалке. Из-под кафтана выглядывал короткий камзол совершенно дивного лунного цвета… и примерно такого же цвета было и дядюшкино лицо – узкое, гладко выбритое, с хищным крючковатым носом и бесцветными глазами, зорко выглядывающими из-под кустистых бровей.

Дети секунд-майора стояли по обеим сторонам от своего батюшки. Старший, Василий – по правую руку, и младший, Николенька – по левую.

Василий Гаврилович, сутулый и крепкорукий, с вытянутым, как у отца, лицом и таким же – с заметной горбинкою – носом, был одет в темно-зеленый кафтан с оловянными пуговицами, когда-то вполне добротный, но ныне имевший весьма поношенный вид.

Младший братец, Николенька, ровесник Катерины, вышел вообще в полотняной крестьянской рубахе, подпоясанной, однако же, кумачовым щегольским пояском. Румяное лицо его было куда более круглое, нежели у отца или у брата, густые рыжеватые волосы подстрижены в кружок. Дополняли облик посконные портки, заправленные в смазные сапоги… Этак все по-домашнему, запросто…

Крестьяне поспешно отворили ворота. Въехав на просторный двор, гости спешились, бросив поводья подбежавшим слугам…

– Антон! Катенька! – распахнул объятия Гаврила Васильевич.

– Здравствуй, дядюшка! – Катерина по очереди расцеловала родственников, начав с самого старшего.

– Здравия желаю, ваше высокоблагородие! – Антон поприветствовал в соответствии с Табелью о рангах. Чин секунд-майора относился к восьмому классу, значит, не просто «благородие», а «высоко…».

Обращение дядюшке понравилось, тот хлопнул парня по плечу:

– Вот молодец! Сразу видно военного.

С кузенами же Антон поздоровался запросто – за руку…

– А с дорожки – наливочки? – поинтересовавшись здоровьем дражайшей Арины Петровны, гостеприимно пригласил хозяин.

Наливочка вылилась во вполне полноценный обед, правда – бедноватый. Совершенно несоленые постные щи, заправленные молочными сливками, пироги с капустой, пареная репа с конопляным маслом, ну и овощи с грядки. Лук, огурцы, зелень – этого было в изобилии.

За обедом Антон и спросил о девушке-парикмахере – куафере.

– А, вон ты про кого, племяш, – хмыкнул в рюмку дядюшка. – Она тебе зачем? Дурная девка… была.

– Была?

– Дядюшка, это я хотела прическу, – пояснив, Катерина отставила рюмку подальше. – Нет, нет, мне больше не надо. Еще опьянею… Знаете, какая я во хмелю грозная?

Все посмеялись, закусили, и Гаврила Васильевич продолжил:

– Была да сплыла, племяш. Продал! На базаре и продал… вместе со всеми протчими… Какой-то заезжий помещик и взял, не побрезговал. Хотя видно сразу – дурная.

– А купчую кто-то заверял? – помогла братцу Катя.

Секунд-майор хохотнул:

– А как же! Говорю ж, покупатель не здешний… Вот и пришлось. Чиновник в Нарве и заверил. В присутствии, там оно одно, за рекой сразу.

– А, так вы в Нарве продавали…

– Нет! Рядом, в Ивангороде… Вы надолго к нам?

– Нет-нет, – Катенька улыбнулась. – Отобедаем да поедем. Так ведь просто заехали – навестить. Безо всякого дела, по-родственному.

– Это хорошо, что по-родственному…

– Катенька, мне бы тебе показать кое-что… – неожиданно улыбнулся старший, Василий. – Книжицу тут прикупил… некоего господина Новикова… и еще кое-что. Не интересует?

– А там стихи? – живенько заинтересовалась барышня.

– Есть и стихи, – кузен добродушно улыбнулся.

А вот Катерина вдруг опечалилась и покривила губы:

– Ой… Жаль, что я альбом с собой не взяла… или какую тетрадь. Я б у тебя, мон шер кузен, стихи-то переписала… которые понравились бы…

– Ой, Катерина! – хлопнул в ладоши Василий. – Неужто мы для тебя писчей бумаги не сыщем? Верно, батюшка?

– Да сыщем, конечно же! Разве ж для любимой племянницы бумаги жаль?

– Вот и славно! – Катя обрадованно встрепенулась. – Тогда пошли же!

– А потом милости прошу в наш театр! – поднявшись, неожиданно предложил младший, Николенька.

– Театр? – гости удивленно переглянулись.

– У вас что же, свой театр есть? – хлопнула ресницами барышня. – И актрисы? Они ж стоят…

– Театром он наш старый сарай называет, – Василий хохотнул и хотел было отвесить младшему подзатыльника, да промахнулся.

– А что – и театр! – оскорбился Николенька. – Мужички там скамейки для гостей поставили, сцену смастерили…

– Из старой телеги! – все подтрунивал Василий. – И занавеса-то еще нет – не из чего!

– Да, занавеса нет, – согласно кивнув, младшой развел руками и тут же улыбнулся. – Ну, пока можно и без него… Зато пьеса есть! И – актрисы…

– Актрисы там те еще! Птичница да сенная девка…

«Сенными» именовались крепостные девки, непосредственно прислуживающие в барском доме… и обязанные исполнять любые прихоти хозяина. Даже самые непристойные… Впрочем, чего с крепостными церемониться? Они люди, что ли? Так, с виду только…

– А что у вас за пьеса? – выходя из-за стола, поинтересовалась Катя. – Господин Мольер или, может быть, Гольдони?

– Обычная такая пьеса… моя! – Николенька смущенно засопел… и улыбнулся столь премилой улыбкою, что все невольно рассмеялись.

– Антош, ты ж видел уже… – потянув Антона за руку, юный автор покусал губы. – Пока они стихи… Пошли! На актрис посмотришь… как те играют… Ну, пошли же! Тебе ж в прошлый раз понравилось…

Сказав так, Николенька потащил гостя за собой, не слушая никаких возражений… Тоже еще – режиссер выискался! Феллини, Антониони… Жан-Люк Годар! Ну, что же… посмотрим, чем новоявленный Тарковский удивит?