Гантели и штанга, турник и брусья. Этого добра тут было в избытке. Не знаю, откуда все это взялось, кто приволок, и сколько пупов при этом развязалось, но выглядел спортинвентарь вполне современно.

В один день качались сгибающие мышцы верхней части тела, в следующий – разгибающие. Потом два дня – на нижнюю часть. Пресс и шея – каждый день. Иногда, впрочем, график менялся.

К концу своего пребывания в этом райском месте, я уже осваивал гантели весом по семьдесят пять килограммов, выжимая их по двадцать раз.

Начинал я с двадцати подтягиваний и семидесяти отжиманий. Через два года я с легкостью подтягивался восемьдесят раз, или десять – на одной руке. Отжимался пятьсот раз на кулаках или пальцах. Или двести на одной руке.

Не могу сказать, что я оброс мышцами – уж это вряд ли.

Хотя если судить по фотографиям, сделанным камерой ноутбука (камера в телефоне, к сожалению, забарахлила), прогресс все-таки был. Главное, что наконец проявился пресс – раньше, сколько я его не качал, жирок на животе мешал увидеть те самые вожделенные кубики, от которых должны млеть девушки на пляже.

Перед сном – пробежка. Пятикилограммовые утяжелители на щиколотки – при беге можно, восьмикилограммовый пояс и рюкзак, с уложенной туда двадцатипяткой от штанги. И наручи, тоже кило по восемь каждый.

И нагруженный металлом, словно пионер на субботнике, я пробегал по пятнадцать километров в день, или вернее, вечер, таща на себе ни много ни мало, почти шестьдесят килограммов.

Главное, было определиться с маршрутом. Ночью лазить по горам с полуцентнером железа на горбу, знаете ли…

Тренировки, тренировки, тренировки. Изометрия, статика, динамика. Скорость, сила, точность. Гибкость, ловкость, резкость.

Еще растяжки. Рук, ног, позвоночника. Когда я выиграл первенство области, я мог, как следует размявшись, сесть в поперечный шпагат. Это несколько сложнее, чем продольный – когда ноги раздвигаются в направлении ходьбы, как задумано эволюцией.

Сейчас же получалось легко висеть в шпагате, словно тот же Ван Дамм между стульев, и мои ноги при этом образовывали угол в сто пятьдесят градусов. Как в продольном, так и поперечном. Любая гимнастка бы позавидовала. Единственное, чем я не обладал – так это их воздушной грацией. Но ведь возможно все, не правда ли?

Научился свободно стоять и легко выпрыгивать в шпагате, а ведь раньше такое казалось мне невозможным!

Между прочим, в ноуте были фильмы с Ван Даммом. И пересмотрев их, того самого шпагата я так и не увидел. Всего лишь ракурс камеры.

В общем, Ван Дамм и шпагат – это заблуждение. Кто не верит, пересмотрите. Единственный, более-менее продольный, в «Патруле времени».

Да и бьет он все время с правой ноги…

Нет, никаких претензий к актеру. Но все же.

…Когда не ходишь на работу, свободное время можно употребить с толком!

Наконец-то я смог выполнить трюк, которым хотелось впечатлить окружающих, и который раньше никак не давался – я смог поднимать ногу выше головы, и удерживая ее, завязывать шнурки на ботинках! Ботинок и шнурков не было, поэтому за неимением их я пока просто почесывался.

В общем получится у любого, нужно только время и усилия.

Чистый, не отравленный промышленностью воздух, простая здоровая еда, тренировки и сон. Начинающийся с наступлением темноты и прекращающийся с рассветом.

Я слился с природой воедино, стал ее неотъемлемой частью. Напрочь исчезли сопутствующие атрибуты города – головные боли, недомогания и плохое настроение.

Я забыл, что такое изжога и отрыжка, нервы и несобранность. Все было четко и понятно. Теперь понятно, что имеют ввиду старцы, медитирующие по сорок лет кряду среди облаков, когда к ним приходит сатори.

Сначала я ходил в одежде, затем поняв, что материя быстро придет в негодность, а с магазинами тут было не густо, постепенно избавился от нее.

Да, хоть с природой я и слился, но не настолько, чтобы расхаживать без штанов! Поэтому последние в качестве бонуса решено было оставить. Как компенсацию за все остальное. Исчезнувший жирок, ровный загар и здоровую кожу. Без угрей и складок – неотъемлемых, к сожалению, спутников городских жителей.

Потом прошло еще пару месяцев, и стало ясно, что штаны скоро закончатся – материя стала протираться. Поэтому пришлось обзавестись порядочным куском материи противного желтого цвета, и делать набедренную повязку.

Выглядело это довольно дебильно – загорелый чувак с намотанной вокруг бедер занавеской канареечного цвета. С другой стороны диагноз поставить было некому – со свидетелями, слава Богу, было напряженно.

Тут-то я и узнал, что такое портянка! Поскольку эта занавеска по факту была самой, что ни на есть настоящей портянкой. А куда ее мотали, другой вопрос. И мотать нужно было учиться – иначе уже через час начинались мучения. Куда деваться, научился.

Спал я, естественно, без этих оранжевых труселей. И один…

Еще один немаловажный момент – ни лихорадки, ни малярии и прочей гадости мне посчастливилось не подцепить. И это при том, что прививок мне не делали. Очевидно, Дайрон решил сэкономить на сыворотке и шприцах…

Не было змей, пауков, скорпионов и прочей летающей и ползающей дряни, которая любит жить вдали от человека, и зачастую напоминает ему об этом в самый неподходящий момент. Например, в постели. Или в туалете.

Кстати, насчет удобств. Под навесом имелась пристройка, где были душ и туалет. Улучшенной планировки – в разных кабинках.

Смыв туалета представлял собой наклонное отверстие, которое выходило из каменного сифона, наверное, где-то с другой стороны горы. Вот так идешь себе идешь, поглядывая на небо и любуясь природой, а тебе письмо… Даже правильнее будет сказать, посылка.

Зато не было запаха.

И ничего нельзя было ронять в очко – вероятность возврата равнялась нулю.

Вода бралась из бака, в который попадала от ручейка, стекавшего сверху. Позже, через три года, я придумал, как сделать ванну. Не в том смысле, что понадобилось тридцать шесть месяцев, чтобы решить проблему, просто не было такой необходимости.

И стирка. Конечно, проблема не стоит так остро, если четыре пятых всего гардероба глубоко спрятаны под слоем нафталина, но и штаны, и трусы, и эта проклятая скатерть-портянка, что ни говори, требовали к себе внимания. В гигиеническом смысле. Это в далеком детстве я наивно полагал, что для стирки (как, впрочем, и для умывания) достаточно лишь воды!

Ну а поскольку не только «Тайда», но и «Лотоса» не было, методом долгих проб и ошибок я пришел к тому, чтобы использовать голубоватый налет, скапливающийся на коре некоторых деревьев, там, где ветви выходят из ствола. О том, что это вполне могли бы быть экскременты представителей местной фауны, я предпочитал не думать. Но так или иначе, этот налет здорово помогал.

Позже, когда я обнаружил поселение, увиденный метод стирки меня не вдохновил: они раскладывали свои смокинги на камнях и что было сил, лупили по ним плоскими палками. Без малейшего намека на моющие средства.

Не знаю, может это и круто, но мне казалось, что если как следует избить одежду, максимум, чего можно добиться, это проявления в виде дыр ее неудовольствия.

Время шло, сезон дождей сменялся сезоном ветров, иногда температура опускалась градусов до десяти – не знаю, возможно ли это вблизи экватора, а иногда и подскакивала до сорока в тени.

Единственным желанием, или правильнее будет сказать, опасением было сохранить ноутбук в рабочем состоянии. Поскольку ни программных дисков, ни запчастей тут, естественно, не было.

Как и книг. Бумажных.

А на жестком диске была богатейшая библиотека. Как литературы, так и музыки. Фильмы, опять-таки. Не только боевики.

Читать, конечно, сначала было непривычно, а потом ничего, привык. Хоть это и не планшет, разумеется. Насчет музыки тоже повезло: обнаружилось столько прекрасных композиций, о которых я, к своему стыду, даже не слыхал!

В общем, можно было не скучать. Я и не скучал.

Потому что особо было некогда.

Раз в две недели я снимал свои солнечные портки, надевал становившуюся все теснее одежду и наведывался в деревню, расположенную у подножия противоположного склона горы. Километрах в двадцати, если в обход, огибая гору по спирали.

По прямой, естественно, гораздо короче, но требовался вертолет. Или парашют.

Несколько десятков одноэтажных домов, одни из камня, другие деревянные – вот и вся деревня. Если оценивать достаток «граждан» по десятибалльной шкале – ноль целых пять десятых.

Куры, индюки и фазаны с подрезанными крыльями, копошащиеся в пыли, с завязанными на лапах разноцветными, выгоревшими под палящим солнцем ленточками.

В центре – почта, магазин и школа. Три учреждения в одной комнате, или правильнее будет сказать, помещении.

Единственном, наверное, покрытым крашеными голубой краской, и местами проржавевшими листами металла. Остальные дома венчала черепица или солома напополам с широкими пальмовыми листьями.

Центр, так сказать, достатка и изобилия…

Темнокожая от загара старуха Айира, и Дийен, ее сын, или Дэн, как он себя называл, невысокий, постоянно улыбающийся разбитной мужичок лет пятидесяти, совмещали, как Юлий Цезарь, множество функций: одновременно были хозяевами, учебной частью, почтальонами и продавцами.

Открытую улыбку Дэна несколько портили торчащие во рту обломки зубов и половина левого уха, результат то ли драки, то ли схватки с медведем, а в остальном – обычный человек.

Я приносил им какие-то листья, плоды и маленькие сиреневые цветки – однажды увидел все это в ихней лавке: такое, судя по всему, нигде больше не росло, – а у меня имелось в избытке, и менял на то, что мне надо – антисептики, чай, крупу, соль, сахар и прочую мелочевку.

Хотя антисептики я брал лишь раз, и больше они мне не понадобились.

Но об этом чуть позже.

Айира была учителем, – когда дети к ней приходили; Дэн торговал, а почта… это почта. Притом, что из всего, что могло иметь хотя бы отдаленное отношение к почте, в поселке были лишь низкопробная серая бумага, нитки и голуби.

Регулярно ниспосылавшие жидкие письмена с небес.

Раз в десять дней приезжал какой-то мачо на разбитом мотороллере, привозил и забирал письма и посылки, наскоро выпивал поднесенный старухой в маленькой кружечке отвар – то ли кофе, то ли что-то алкогольное, и погрузившись, с тарахтеньем отбывал восвояси. Его приезд и отъезд был целым событием – сбегалась половина населения, с завистью разглядывая его немолодого коня.

Их можно понять – на всю деревню был один старый, неработающий пикап, ржавевший на соседней «улице», который местные приспособили в качестве стола или алтаря во время своих многочисленных праздников, и в котором постоянно возились голожопые дети.

Что бы они, интересно, сказали, если б я въехал сюда на своем авто?

Скорее всего, ничего, потому что пробраться по всем этим склонам не способен даже танк.

Национальность определить я затруднялся – это было что-то древневосточное – смесь индусов, корейцев и арабов.

Люди ходили в обычной одежде – шорты, шлепанцы, футболки. Только все это было самодельным, либо вытканным из шерсти, либо плетеным. Лишь избранные патриции носили на своих телесах заводские вещи, и то, в основном Китай.

А иначе как объяснить слишком уж крутые бренды, мелькавшие на их смуглых телах?

Иногда, пару раз, правда, довелось видеть голых по пояс женщин, к обвисшим грудям которых было прилеплено по ребенку. И никаких набедренных повязок или боевой раскраски. Но, по-моему, это так же присуще нашим деревням.

Если никто не обращает внимания, значит, все в порядке.

Первое время на меня пялились, как на панка в сельской церкви, а потом ничего, привыкли. Ну естественно, я же ходил пешком! В шлепанцах, как и все.

Я, если честно, сначала презирал этих поселян. В глубине души, конечно. Но при все при этом не мог четко сформулировать, за что.

Наверное, за контраст? За то, что я такой крутой, накачанный и цивилизованный, а они, словно мыши, шмыгают туда-сюда, выпадая в осадок при виде кипятильника? Или за их низкий уровень жизни? Или за коллективные развлечения вроде незатейливого веселья в виде танцев, песен и посиделок у костра под монотонные байки стариков?

А может, мне просто не нравилась их привычка есть руками из общих чашек во время праздников или громко смеяться?

На этот вопрос ответа не находилось.

Но я так же продолжал обменивать товар, изредка появляясь, так же здоровался, и так же прощался.

Приходил, выгружал Дэну «добычу», а он выдавал мне необходимое.

Эквивалента к обмену не было: я просто отдавал все, что лежало в рюкзаке, и брал, что понадобится. Из всего этого я заключил, что мои цветочки-листики имели в деревне огромную ценность.

Ко мне привыкли, я привык к ним. Их перестал удивлять мой яркий рюкзак, облегающие очки от солнца – последний писк моды, и телефон с наушниками.

Но какой-то холодок, что ли, оставался.

Потом, спустя какое-то время, присмотревшись к их быту и поведению, я изменил свое мнение.

Эти тихие маленькие люди все время чем-то занимались. Трудились, не покладая рук. Уборка, стирка, стройка, готовка, кормежка, шитье-пряжа и еще стопятьсот подобных дел. Ни пьяных драк, ни наездов, ни разборок.

Всегда приветливые и вежливые, кланяются, здороваясь на своем языке.

Ну, я посмотрел, посмотрел, и мне стало стыдно. За свои мысли, о которых я никому не рассказывал.

И как-то притащил им два пакета и рюкзак того, что росло там у меня, чему я не придавал значения, и что так ценилось у них. И отказался брать продукты.

В общем, за просто так, как в мультике.

Что началось, нужно было видеть! Дэн позвал мать, она что-то пронзительно закричала, подзывая остальных. Старушка улыбалась, прижимая темные ладони к морщинистым щекам.

Ну, все засуетились, захлопотали, и когда я по-тихому собирался свалить, схватили меня и потащили куда-то, собираясь угощать. Собрали полный рюкзак подарков, и таким образом, моя идея с дарами в одностороннем порядке провалилась.

И с того самого времени все стало на свои места. Я был своим, меня все приветствовали, я приветствовал всех тоже, так и жили.

Я перестал сторониться от детей, познакомился с ним, угощая их разными гостинцами, иногда давая послушать музыку или подержать рюкзак. Очки, правда, давать не рисковал, и подходя к деревне, прятал их подальше.

– Какобытна? – с китайским акцентом спрашивал меня Дэн, когда я, поздоровавшись, шмякал рюкзак на длинный стол, служивший прилавком.

– Как обычно, – подтверждал я, расстегивая молнию.

Дэн зашелестел свертками. Выкладывал мое, и загружал свое. Ни разу, причем не ошибаясь.

Это что ж, выходит, чем дальше от цивилизации, тем честнее?

Вот интересно, не правда ли, удивительно, что параллельно с развитием общества развиваются также такие негативные человеческие качества, как ложь, подлость и лицемерие?

Повышая, так сказать, качественный уровень.

– Роти, пхул, маритш, тхамал, тшани, – монотонно перечислял Дэн, укладывая в рюкзак хлеб, яйца, перец, рис и сахар.

Подозреваю, что если б я приходил просто так, просить продукты, мне бы их давали бесплатно.

– А лучок? – с надеждой спрашивал я. – Пиядж?

Дэн качал головой.

– Потом. Поззе.

– Эх, нету чиполинки… – горестно вздыхал я, застегивая рюкзак.

Сельское хозяйство, нечего сказать! Деревня называется… Как говорится, свинство и скотство в полном его проявлении.

Насчет определения лука я не ошибался, однажды показав Дэну картинку с изображением луковицы в его же книге.

– Куррар, – Дэн давал связку мягких сероватых корешков, толщиной в большой палец.

Их следовало ободрать, что было несложно, вымыть, естественно, и можно употреблять в пищу. Я, к примеру, нарезал тонкими колечками…

На вкус это напоминало лук, только более слабый, не такой выраженный вкус, и резкий, не очень приятный запах. Который, впрочем, исчезал при термической обработке.

Заменитель так себе, но иначе, я б, наверное, и не протянул.

Не представляю, как я мог раньше жить, не обращая внимание на лук!

Впрочем, с кофе была подобная ситуация. Но к счастью, выраженная не так сильно.

Кофе, который готовила Айира, я пить не смог.

Попробовал один раз, и мне хватило.

– Вот! – Дэн с гордостью показал мне баночку «Кока-колы».

Я отрицательно покачал головой.

– И тебе не советую.

Дэн не понял, и улыбаясь, закивал.

Ну вот, и до них добралось. Уверен, что никакой напиток по своей полезности и близко не подойдет к тому настою, которым бабка потчевала почтальона. А вот по вкусу, конечно, да, им вряд ли сравниться…

Индейцам в свое время тоже понравилась огненная вода.

А чтобы сознательно отказаться от чего-либо, нужно, как известно, через это пройти. Лучше б лук жевали…

Между прочим, хоть я и встречал в поселке покуривающих трубки стариков, пьяных не видел никогда, притом, что почти каждая семья гнала самогон. Или что там еще можно гнать.

– Вот. Полутили. – Дэн протянул мне картонную коробку. Наконец-то! Приехал детский бассейн. Ну, все!

Теперь у меня будет ванна.

Хоть одна приятная новость на сегодня.

Ждал я его больше двух месяцев. Увы. И еще два месяца перед тем ушло на то, чтобы объяснить, что именно мне нужно. Шесть раз, нарушая свой график посещений, я приходил, чтобы выловить того письмоносца на мопеде – и ему кое-как объяснял.

И объяснил-таки, когда догадался принести ноутбук, в котором всю ночь перед тем рисовал этот бассейн.

Рисуй я получше, так и бассейн бы покруче достался. А так, привезли, если судить по коробке, той же розовой расцветки, как и на моем рисунке.

Е-бея тут нет, супермаркетов тоже, так что спасибо и на этом.

Вывод?

Прилежно учите в школе географию, химию, физику и языки. И рисовать учитесь тоже.

Дэн выжидающе поглядывал на меня, очевидно ожидая, что я брошусь рассматривать содержимое. Однако пришлось его разочаровать. Вскрой я коробку, и сюда сбежится половина деревни, которая видела подобный материал, наверное, лишь на покрышках. И резинках от трусов.

Под его горестный вздох я запихал коробку в рюкзак. Неудобно, и продукты тащить в руках, но нести ее подмышкой через поселок не хотелось. Выйду, и переложу. А коробку принесу в другой раз и подарю.

Пускай утешится.

Нужно отдать ему должное – он терпеливо ждал моего прихода, не пытаясь залезть туда своими лапами. Представляю, через какой соблазн ему пришлось пройти!

Что меня удивляло, так это почему жители сами не ходили в горы за своими листьями и цветками? Учитывая спрос на все это, вполне можно было организовать экспедицию и загрузиться впрок на несколько лет. Может, верх для них табу?

– Еще что надо? – спросил я его.

Некоторое время он размышлял. Потом показал мне на висевшую за его спиной изрядно побитую мухами голову буйвола.

– Раангаако. Тшаахину раангаако.

Ему что, нужен буйвол?

Я развел руками.

Дэн зажестикулировал. Показывая на буйвола, тыча пальцами ему в глаза и себе, и изображая охоту.

– Раангаако. Дуй акха.

Некоторое время мы определялись с заказом.

– Глаза буйвола? – уточнял я, указывая на голову и себе на глаза.

Дэн часто кивал.

– Хо.

– Окей, – сказал я. – Как получится. Договор заключать не будем.