Заводские батлы

Настроение у меня упадническое. Не видать мне тринадцатой зарплаты, как сами знаете, чего. А всё этот, бригадир Бобёрчиков, лезет куда его не просят. Теперь вот сижу на поэтических батлах в ледовом дворце, завод представляю.

Я! Я, который за всю жизнь не сложил и строчки, выставлен на бои от целого моторного завода. Ты мол, Гудошников, самый талантливый по этой части с нашего завода! Это директор мне заявил.

– Вон и Бобёрчиков говорит, что ты стихи читать обучен!

– Да что я такого сказал-то? За что меня?

– Как же! Ты на новогоднем корпоративе что сказал?

– Что?

– Напомнить?

– Ну!

– Здравствуй, попа, новый год! Помнишь?

– Так ёлка-то сгорела!

– Правильно, хреновый был новый год, согласен. И все присутствующие на мероприятии ясно по этому поводу высказались. Однако в стихотворном выражении, только ты смог всё красноречиво описать. И заметь, Гудошников, без мата! А это то, что нужно!

– Так это не мои стихи!

– Стихи там, или не стихи! А может и хокки- мокки какие! Всё равно тебе честь завода защищать. И помни. Победить надо Ульяновский молочный! Остальным можешь проиграть, не важно.

– Почему молочный?

– У меня там сват в директорах. Ему нос утрём, а остальным как получится.

Неделя на тренировки ушла. Благо поэтов в городе, как… Короче много. Нашлись знакомые. Я даже пытался выставить тут одного вместо себя. Оказалось, его весь город знает. Никто не поверит, что он с нашего моторного, он вообще нигде и никогда не работал. Так что пришлось самому.

Вот сижу, бои слушаю. Мой-то под пятым номером. Сейчас вот Хлебторг с Патронным дерутся. Патронный конечно убойно строчит, но Хлебторг держится пока. Мне в пятом-то с «Аханом» драться. А в «Ахане», я вам скажу, поэтов тьма, я на их отборочном туре присутствовал. Продавцы там грузчиков и охранников за пояс заткнули, мастера. Потом среди продавцов выбрали самую горластую, с шестой кассы она, говорят. Я-то сам её пока не видел, берегут её, от сглаза наверное. Всё по делу. А у нас? Никаких отборочных! Гудошников, давай! Гудошников, вперед! Гудошников, Россия, Россия! Или нет? Пожалуй так кричать не будут. «Ахан» -то хоть и французский, а продавцы-то наши…

Объявили значит. Правила там такие. Надо наехать на соперника стихотворным слогом. Ему даётся право подумать пару минут и дать ответ. Жюри, а там сегодня кого только нет, все поэтически настроенные люди из руководства областного, голосуют пальцами. Один палец покажут- плохо. Пять- отлично. Всё просто, как два пальца.. А, два пальца, это двойка.

Выхожу. Арбитр спрашивает:

– Живот или спина?

Ну как в футболе, орёл или решка. Надо выбрать, кто первый нападает. Только у нас вместо монеты, плюшевая обезьянка. Арбитр её в воздух швыряет и все смотрят, на что она упадёт. С монеткой-то смухлевать можно, а с обезьянкой нет, не выйдет. В общем, на спину упала обезьянка. Значит «Ахан» начинает.

Ну эта мадам, с шестой кассы, я вам скажу. Вышла такая, приличная вся, в форменной курточке. А потом начала мне козу показывать, брови морщить. Только рубашку на себе не порвала. По команде арбитра, как заорёт на весь дворец:

 
– Что пыхтит, звенит, орёт?
И не едет, не идёт!
Коромыслом дым стоит,
Пробка собралась, гудит.
 
 
Тарантас с пути убрали,
Зрители подняли ор,
Задом наперёд собрали
Ему пламенный мотор.
 

Ну разгневала она меня конкретно. Где это видано, чтоб мы мотор задом наперёд собрали? Нормально там всё собрано! А если что дымит и пыхтит, так это к обслуживающему персоналу. Нечего всякой ерундой машину заправлять. Короче, зацепила она меня. И я тоже заорал на весь дворец:

 
– Магазин ваш хоть французским,
Хоть бельгийским назови,
Пахнет всюду духом русским,
И снаружи и внутри.
 
 
Не пройти ряды свободным,
Всюду камеры стоят,
Лучше умереть голодным,
Чем от сглаза, через взгляд.
 

Кассирша мне две козы уже в лицо тычет. Чувствую, сейчас грудь в ход пойдёт, я посторонился.

Судьи долго совещались. Потом, кассирше все судьи показали по четыре пальца. Двадцать очков набрала.

Я затаил дыхание. На кону тринадцатая зарплата и хорошее настроение на новый год. Судьи и мне по четыре пальца показали. Ничья стало быть. Арбитр объявил батл- перебатл. Тут один из судей встает и заявляет.

– Я, – говорит, – пять пальцев моторному показал. Моторный выиграл.

– Как пять? – говорит арбитр, – я видел только четыре!

– Пять!

– А покажите как вы это делали?

Он поднимает руку с четырьмя пальцами.

– Вот. Четыре, не пять.

– Это пять!

– Это, раз, два, три, четыре!

– Все верно. Пятый я во Франции в аварии потерял. И я ответственно заявляю, что пятый тоже поднят, но его не очень видно.

– Первый раз такое вижу. Что ж вы другой рукой не голосовали?

– Другую акула откусила. Кстати, тоже во Франции.

Тут главный в жюри встаёт и берёт микрофон:

– Товарищи. По политическим мотивам…

– По поэтическим, – подсказывает ему судья без руки.

– Точно. По поэтическим мотивам, победил участник с моторного завода!

Ну команда Ахана жюри обступила и давай митинговать. И про свободную кассу и про подарочные карты всё рассказали им. А главное, угрожали перестать обвешивать посетителей целую неделю. Мол тогда народ поймёт, что в Ахане всё действительно дёшево и в другие магазины ходить перестанет.

Но главный не поддался. Патриотизм говорит, скрепляет Россию. И как закричит:

– Россия!

И весь дворец за ним:

– Россия, Россия, Россия!

Овации десять минут длились, и мне перепало. Вышел я в полуфинал короче. Прямо на Молочный комбинат. Они ещё в первом батле выиграли у Ульяновского высшего военного училища связи. За невыходом на площадку представителя последнего.

Оказалось, заявка на участие есть, а в училище никого нет. Военные связисты говорят, нынче не нужны. Ну это ничего, вспомнят о них, когда любой прохиндей цифровую связь начнёт глушить обычным смартфоном.

И вот полуфинал.

От молочного упаковщица вышла, номер три. От нас-я, понятное дело, больше некому.

Бросили обезьянку, а она на попу упала. Бросили ещё раз, головой в пол воткнулась. Тогда арбитр как швырнёт её под потолок дворца, а она там за лампу зацепилась и болтается. Падать отказывается, значит. Послали за запасной обезьянкой. Пока за ней бегали, я, как мужчина, уступил право выбора упаковщице. Она выбрала, я первый.

Арбитр дал команду и я выпалил:

 
– На молочном, на заводе,
Коллектив с утра на взводе,
Ищут в баках молоко,
Не привёз его никто?
 
 
Краска белая, вода,
Сахар, соль, жирка туда,
Вот такое молоко,
Не заметит ведь никто!
 

Упаковщица раскраснелась вся, кулак мне показывает. Я руки в стороны развёл, мол, что поделаешь, батл. Тут и приврать чуток допустимо. Ну может не кладут они в воду жирок… Я-то откуда знаю!

Арбитр дал отмашку упаковщице.

 
– Вы придумали мотор,
Тяга есть и есть напор,
Он бензина много жрёт,
В атмосферу дым идёт!
 
 
Прикрепляется к машине,
Чтоб движение придать,
Но не купят его ныне,
Его некому продать!
 
 
Оппа! Оппа! Оппа!
 

И давай подпрыгивать и хохотать! Во даёт! Что значит некому продать? Да у нас очередь вперёд на… Впрочем, я же про жирок тоже приврал… Так что право так сказать, она имеет. И мы уставились на жюри.

Судьи опять совещались бурно и продолжительно. В итоге, в общей сложности, мне показали семнадцать пальцев, упаковщице- шестнадцать. Арбитр объявил меня победителем. Народ хлопает, приятно. И тут судья, ну тот, у которого акула руку откусила, опять слово просит. Ну, думаю, кранты, наверно у него опять палец не досчитали, теперь за Молочный комбинат. Плакала моя победа.

– Молодцы! – говорит.

– Хороший батл. Оба молодцы. Однако, в финал проходит Моторный завод. И теперь ему бодаться с Авиастаром!

Авиастару я проиграл в финале. У них на батл вышел заместитель главного конструктора. Представляете, сколько всего он за свою жизнь придумал? Куда мне с ним тягаться. Тем более, что после победы над Молочным, я совсем расслабился, тринадцатая зарплата считай в кармане.

На утро следующего дня директор меня вызвал, хвалил долго. А в конце объявил, что я теперь на всероссийские заводские батлы в Казань поеду. Ну как ему откажешь… У него же на Казанском вертолётном кум работает. Приказал, фюзеляж ему утереть. Пошёл готовиться.

Про Егорку, художника из Симбирска

– Пап, расскажи сказку!

– Да я все сказки, которые знал, уже по нескольку раз тебе рассказал. Я других-то не знаю.

– А ты придумай!

– По твоему, если я в мэрии работаю, то могу сказки сочинять?

– Ну, пап! Ну пожалуйста!

– Хотя… Расскажу я тебе одну историю. Не совсем сказку, скорее наоборот. Но очень поучительную.

Жил когда-то давно, в помещичьей усадьбе в Винновке*, мальчик. Он был сыном крестьянина и с малых лет работал на барина в конюшне. Сено косил, лошадей кормил, навоз убирал. К двенадцати годам его, отец мальчика получил вольную за доброту и преданность хозяину и семья перебралась в Симбирск, так наш город тогда назывался. Денег, выданных помещиком и накопленных семьёй, хватило на покупку небольшого дома на Венце*.

Отец мальчика устроился каменщиком в городскую управу. Мальчик, а звали его Егором, долго не мог найти себе применение в городе. И вот однажды, он увидел, как в Спасском женском монастыре, иконописцы создают образы. Егор стал частенько приходить к мастерам и живо интересовался их работой. Он часами мог смотреть, как мастера приготавливали краску из отваров трав, различных порошков, полученных из корней деревьев, разбавляя их водой и куриными желтками. Добавляя один порошок в другой, им удавалось получить разные цвета, которые потом радугой ложились на обработанные деревянные доски. Со временем, Егорке стали доверять смешивание красок. Это занятие ему удавалось легко.

– У парня глаз, намётан! – хвалили его иконописцы.

И то правда. Егор отлично знал все пропорции и методы получения красок. Мог быстро подобрать любой необходимый цвет и оттенок.

– Ещё годик поработаешь, Егорка, глядишь матушка допустит тебя основу для икон рисовать. А там и лики святых не за горами, – сказала старшая из иконописцев.

– Я не хочу рисовать лики! Я хочу рисовать живых людей!

Однако сразу мечта Егора сбыться не могла. Краски в те времена были дороги, а денег больших в его семье не водилось. Ему пришлось ждать ещё два года, пока его взяли помощником каменщика в городскую управу. Работая вместе с отцом, он стал получать деньги, половину которых тратил на краски.

Вечерами, уставший, придя с работы, он садился рисовать картины. Сначала он рисовал на досках, как иконописцы. Потом постепенно перешёл на холст. К девятнадцати годам он уже очень прилично рисовал. Ему даже удалось познакомиться с несколькими местными художниками. Они лестно отзывались о его работах. Однако всегда добавляли, что ему необходимо набраться опыта.

Семья его была против такого увлечения. Трата денег в пустую. В талант Егора не верили ни отец, ни мать. Однако, Егор упорно рисовал и при каждой возможности изучал работу опытных художников.

Егор чувствовал, что мастерство его оттачивается. Люди живо интересовались его творчеством. Бывало расположится на берегу Волги и рисует. Прогуливающиеся мимо горожане обязательно останавливались около Егора и всячески хвалили его работы. Однако ни одну работу Егора никто не купил. Это очень расстраивало парня. Он уже не усматривал большого различия в мастерстве с матёрыми художниками, но картины так и не продавались.

В один из летних дней, Егор увидел на аллее у Волги, прогуливающуюся девушку. Она была очень красива и сразу запала Егору в душу. Он глаз не мог отвести от неё, а она, словно почувствовав это, принялась ходить по аллее взад-вперёд.

Егор быстро сделал несколько набросков чудесной девушки. Она же, увидев его старания, рассмеялась. Егор хотел попытаться узнать, как зовут девушку, но она исчезла, пока его рука летала по холсту.

В этот день и в следующие три, Егор сходу написал несколько картин. Центральной фигурой картин, была незнакомка, отображенная им по памяти.

И вот, чудо! Его картинами заинтересовались. Егор продал все картины с прекрасной незнакомкой и принялся рисовать ещё.

Когда он увидел её во второй раз, он уже знал, что скажет ей. Она была среди подруг, весело гуляющих по Венцу*, когда Егор подбежал к ним и буквально рухнул к ногам незнакомки, умоляя её сказать своё имя. Сначала девушки принялись сторониться Егора, тогда он показал им свои работы и одну картину, тоже с прекрасной незнакомкой, подарил девушке.

Её звали Еленой.

Жизнь Егора стала стремительно меняться. Знакомство с Еленой в корне перевернуло его жизнь. О молодом, талантливом художнике, стали говорить в городе. Все его картины, на которых была отображена Елена, продавались едва успев высохнуть. Людям нравилась лёгкость с которой они были написаны. Картины, с их слов, вселяли в людей одухотворённость и спокойствие. Картины, в сюжете которых не было девушки, так и не продавались. Эта загадка так и не была разгадана юным художником.

За год знакомства Егора с Еленой он продал более ста картин. У него появились деньги. Теперь он мог покупать хорошие краски и кисти, позволял себе работать с холстами большого формата. Ему стали заказывать картины в богатые дома. А одному купцу, он несколько месяцев расписывал комнату в имении. И конечно, все просили сюжет с прекрасной Еленой.

Девушка так же была рада успехам Егора и с удовольствием позировала ему в разных нарядах. Вот она на скамеечке, вот у иконы в церкви, вот она на лодочке в парке. Молодые люди полюбили друг друга.

Егор теперь мог делать своей возлюбленной дорогие подарки. И даже её отец, державший табачную лавку и не любивший простой, бедный люд, был не против их общения.

Так прошел ещё год и наконец, на Троицу молодые наметили венчание.

Егор к тому времени обзавёлся своей мастерской и домом. Не хватало в нём только хозяйки.

Тем временем, молва про Егора художника дошла до столицы. В Москве так же появились почитатели его таланта и в один из осенних, пасмурных дней, в город приехал очень влиятельный, столичный чиновник. Он был настолько известен, что в те времена, да и позже, никто не отважился произнести его фамилию.

Чиновник нашёл Егора и купил у него все имеющиеся картины, на которых была изображена Елена. Столь щедрому покупателю, Егор не смог отказать и познакомил его с Еленой. Чиновник был поражен красотой девушки и не постеснялся об этом высказаться.

На следующий день чиновник вновь посетил Егора. В этот раз он сделал ему очень странное предложение. Елена должна была уехать с ним в Москву, а он, Егор, получит за это очень большую сумму золотом.

В эту ночь Егор так и не уснул. Елена, его муза, стала ему за годы знакомства и любимой и почти родной. Но… Он отчётливо понимал, что таких денег, которых ему предложил чиновник, не заработать и за всю жизнь. Этих денег будет достаточно, что бы вся его семья, всю оставшуюся жизнь прожила в достатке. Ему же самому, тоже не нужно будет думать о том, где взять средства на жизнь. И он, согласился.

Следующие несколько дней, Егор, сторонился встреч с Еленой, вплоть до её отъезда. Елена же, узнав о предательстве Егора, тоже не желала с ним встречаться. Так Егор остался один.

Егор стал богат. Сорил деньгами направо и налево. Дорого одевался, купил себе дом побольше, кутил в местных кабаках, играл на скачках, стал завсегдатаем карточного клуба. У него появилась масса друзей, которые постоянно находились возле него, пьющих и гуляющих за его счёт.

Картин Егор больше не рисовал. Бывало взгляд упадёт на кисти или холст, в душе что-то зашевелится, да руки не доходят. То голова болит после пьянки, то куда-то опять бежать нужно с друзьями.

Только через год после отъезда Елены, у Егора появилось первое желание сесть за работу. Он промучился весь день, но итогами своей работы остался недоволен. И вроде как рисовал Елену по памяти, как обычно. Однако, в её образе что-то исчезло. Что-то не удавалось ему повторить.

Егор попробовал продать картину за любые деньги, её никто не брал. Более того, теперь Егор слыл в городе не художником, а мотом и пьяницей. Егор стал пить больше, гулять пуще прежнего, назло судьбе, смеющейся над ним.