Подполковник Дубинин обращался ко всем курсантам на «вы», даже к наглым «мажорам» и последним двоечникам. Андрей так и не поспал перед дежурством, опять мешали крики и другие шумы. Дежурить предстояло уже не со своими дневальными, а с такими же «залётчиками», то есть теми, кому тоже наряд вне очереди выдали. Обычно, таких заставлять убираться – проблема. Здесь же дела обстояли ещё хуже. Оба были из числа «мажоров» и «пацанчиков с понятиями», то есть, для обоих мыть туалет было «западло». Андрей и не собирался никого уговаривать или угрожать.
– Мне всё равно, будете ли вы убираться или нет. Я только из увольнения. Если объявят ещё пять нарядов, отдежурю. На майские все равно всех отпустят. А вы по два месяца без «увала». Смотрите сами.
«Залётчики» были настолько злостными, что, несмотря на то, что были «мажорами» и родители пытались их забрать на выходные, начальник курса был непреклонен. Видимо, очень сильно насолили они ему. Оба на речь Андрея ответили, что им «пофиг».
– Мне тоже, – ответил Андрей и больше с курсантами Жбякиным и Понторезовым не разговаривал.
Курс жил обычной жизнью – спортивно-массовые мероприятия, ужин, свободное время, умывание и отбой. После «спортмассовых», когда курс убыл на ужин, Андрей зашел в умывальную комнату. Какой-то дебил плохо почистил подошвы «берцев» о металлическую решетку при входе с улицы, и размазал грязь по кафелю. Даже в туалете были следы пребывания грязнули.
«Где он только грязь нашел? На плацу ж\б плиты, между корпусами асфальт», – удивлялся Андрей.
На линолеуме «взлётки», как показалось Андрею, «чиркашей» также было больше, чем обычно. После отбоя дневальные стали спорить, кому мыть туалет и умывалку. Здравая мысль всё-таки посетила их головы, что начальник завтра будет «раздавать слонов» и увольнения им ещё долго не видать. Однако, каждый из них был не против только помыть «взлётку», но туалет мыть мешали «понятия».
«Дома, видимо, служанки убирали и горничные», – с презрением подумал Андрей, глядя на ругающихся «мажоров». Их препирания грозили перерасти в драку, поэтому Андрей сказал, чтобы оба шли спать, если работать не хотят.
– Всё равно завтра с наряда снимут, если никто из вас не уберет туалет. Ещё три месяца из нарядов вылезать не будем, – «успокоил» их Андрей.
Ему показалось на мгновение, что курсанты задумались над сказанным, однако оба разошлись по кубрикам.
«Видимо, «понятия» сильнее желания побыть в увольнении», – подумал Андрей и взялся за книжку.
– Андрюх, там в умывалке и туалете такой срач… Тебя же с наряда снимут, – сказал подошедший Женек Макаров.
– Впервые на арене цирка – «Человек-Пофиг», – отшутился «дикторским» голосом Андрей. – «Мажоры» никак не решат, кому мыть туалет, не мне же за швабру браться.
– Ну, смотри сам, – посочувствовал Женек.
«Лягу и я спать. Всё равно с наряда снимут, так хоть высплюсь», – решил он, и, закрыв дверь на щеколду, лёг спать на ту же «косячную» кровать возле тумбы. Ночью его никто не тревожил, и он, проснувшись за двадцать минут до подъема, пошёл в умывалку. «Снаряд в одну воронку не падает. Со сном меня не «спалили». Но хрен редьки не слаще, не за сон, так за срач снимут», – думал он, взирая на подсохшую уже грязь.
Курсовой офицер, капитан Мамонов, был самым нетребовательным и тихим курсовым офицером. Прапорщик Пчельник давно бы сам выписал каждому по наряду, а дневальным бы ещё и съездил по ушам. Мамонов же из своей кельи не выходил ни разу и срача не видел. До прихода Дубинина оставалось три часа, но желания поработать у «залётчиков» Жбякина и Понторезова, вместе с их пробуждением, не проснулось.
После убытия курса в столовую, а потом и на занятия, оставалось ещё двадцать минут до прихода Дубинина. Осознав-таки, что их ждёт грандиозный звиздец, они решили убраться вдвоём. В виду ограниченности во времени, решили вымыть «взлетку», а туалет после.
–Туалет всё равно не успеете, вчера надо было грязь убирать.
– Чёнть придумаем, – ответили «двое из ларца» и с тем же усердием принялись за работу. И в точности, как те двое из мультфильма, так как работа у них не заладилась. Видимо, в первый раз держали в руках швабру и тряпку, вот и не знали, что делать. Андрей не собирался им помогать, даже советом.
«Цезарю – цезарево, Кесарю – кесарево» – злорадно думал он, глядя на их усилия по очистке авгиевых конюшен. – «Вчера бы и сам помог, когда надо было, а теперь уж, извольте сами».
«Чиркашей» после утренней «физры» прибавилось, грязь из умывальника распределилась и по «взлётке», усиливая грандиозность срача и ощущения неминуемого возмездия со стороны Дубинина. А до его прихода оставалось десять минут… «Залётчики», взглянув на часы, с утроенной скоростью принялись вытирать «взлетку», но время шло быстрей. Жбякин выглянул в окно и обреченно произнес:
– Дубина идёт.
Тут Понторезов пулей метнулся в умывальник и прибежал обратно с порошкообразным чистящим средством «пенолюкс». Жбякин недоумённо посмотрел на него и что-то хотел сказать, но Понторезов высыпал порошок на пол и крикнул:
– Тащи одёжные щетки.
Андрей с интересом наблюдал за действом, стоя на тумбе. Жбякин принёс две щётки, и они с Понторезовым принялись тереть «чиркаши» на линолеуме. Андрей понял суть замысла – Дубинин всегда заходит на курс с центрального входа и сразу идёт в умывалку и туалет, чтобы проверить чистоту. Здесь же, при входе, на полу рассыпан порошок на площади около двух квадратных метров. Дубинину придётся перепрыгивать (а хорошую спортивную форму он давно растерял, в «спорттоварах» уже не купишь) или возвращаться вниз и заходить с дальнего входа. Это даёт от силы пять минут времени, но потом он всё равно пройдет в туалет.
– Курс, смирно!!! – заорал Андрей вытянувшись на тумбе в одноимённой стойке и доложил, что происшествий за время его дежурства на курсе не произошло. Срач пока не в счёт. Дубинин, увидев порошок и усердно драивших пол курсантов (Жбякин даже высунул кончик языка от старания), хотел было шагнуть, но передумал и попятился назад.
– Вольно. Занимайтесь, не буду вам мешать, – пробормотал он, и стал спускаться по лестнице вниз.
Понимая, что они лишь оттянули время казни, Жбякин подбежал ко второму входу и рассыпал порошок на пол. Услышав скрип двери, стал изображать усердие и тереть пол щёткой. Дубинин хотел было преодолеть препятствие, но снова не решился.
– Молодцы, занимайтесь, – удовлетворенно хмыкнул он и скрылся в своём кабинете.
Дневальные ещё три часа изображали адский труд по чистке линолеума, продвигаясь по сантиметру в час, и не давая возможности Дубинину пройти к туалету (может он и хотел по естественным надобностям, но такой возможности у него не было), хотя он и предпринимал четыре безуспешные попытки пройти. Перед обедом прибежавших с занятий курсантов Дубинин выстроил на «взлетке» (они скрыли старую грязь и принесли новую), довёл нужную информацию, затем ушёл в свой кабинет, забыв уже проверить туалет. Его привычный режим сегодня был нарушен, обычно он после 11-ти уже не занимается проверкой чистоты. В это время или уже чисто, или наряд отдыхает, готовясь к внеочередному дежурству.
После обеда Дубинина вызвали к начальнику института на совещание, где он пробыл до 17.00 час. Не возвращаясь на курс, он построил подчиненных на плацу и что-то доводил. Дневальные расслабились (до окончания дежурства оставалось менее часа) и туалет с умывальником так и не трогали. Через несколько минут прибежал запыхавшийся курсант:
– Весь наряд быстро на плац, на построение перед курсом. Я на тумбе постою, – пропыхтел он.
«Вот и всё, чуда не произошло. Сейчас состоится торжественная казнь перед лицом товарищей. А счастье было так близко… Интересно, как Дубинин узнал про срач? Он же, вроде, не заходил в туалет. Если бы зашел, мы бы услышали. Хотя, сейчас всё и узнаем», – размышлял Андрей, глядя на часы.
– Пошли, звиздюлей получать, – «порадовал» он дневальных и они, с удрученным видом, спустились на плац.
Сначала они заняли свои места в строю во взводах, затем после команды: «Выйти из строя» и объявления фамилий, каждый вышел и замер лицом перед строем. Лица товарищей выражали скорбь (все понимали, что сейчас произойдет казнь), но у некоторых и злорадство («так вам и надо, мажоры. Мы убираемся, а у вас срач»).
– За образцовое несение службы при исполнении обязанностей на дежурстве, объявляю курсантам (звучат их фамилии) внеочередное увольнение!
Курс, как один человек, охнул. Такой речи и результата дежурства под руководством Андрея никто не ожидал. Злорадство сменилось недоумением и злобной завистью: «Всё можно этим мажорам. Купили увалы, наверное». Андрей купить увольнение не мог, и сам был в легком ступоре от услышанного.
– Служу России! – хором ответили «отличники службы».
– Встать в строй!
– Есть! – заняли свои места во взводах.
Андрей хоть и был ростом почти ниже всех во взводе, но стоял первым в первой колонне, как командир первого отделения. Возвышавшийся сзади над ним на добрых две головы, Тухтаров прошептал:
– Андрюх, я что-то не понял. Срача такого на курсе я никогда не видел. За что «увал» – то? Мы думали, вас казнить будут.
– Волшебная сила «Пенолюкса», Тухтар, – улыбнулся хитро Андрей.
****
Не ожидая увидеть сына через неделю после прошлого увольнения, мама спросила, почему он так скоро приехал опять.
– Лень, умноженная на «Пенолюкс» равняется внеочередному увольнению.
«Первый день»
31 августа 2001 года выдался солнечным и теплым. Была пятница, а на завтра родители и первоклашки готовились к торжественной линейке. Для Андрея учёба в школе была позади, как и два года учёбы в техникуме, и ещё два на очном отделении ВУЗа МВД. Сегодня был его первый рабочий день, он шёл в свой родной ЛОВД в милицейской форме с лейтенантскими погонами. Так получилось, что распределили его в службу БЭП. Он сам не рвался, из четверых выпускников трое отказались и горели желанием работать в уголовном розыске. У руководства же была уверенность, что Андрей является родственником однофамильца Владимира Петровича, некогда возглавлявшего данную службу (только во времена СССР она называлась ОБХСС). Андрей поначалу отрицал родственную связь с Владимиром Петровичем, но потом решил, что если начальство хочет так думать, он ему мешать не будет.
После того, как начальник отдела представил новоиспеченных лейтенантов широкой общественности из числа сослуживцев, по случаю пятничного совещания в актовом зале, Андрей с будущими коллегами прибыл в кабинет начальника ОБЭП на утреннее совещание. Как оказалось, в этот день родились двое коллег. Сергею Александровичу стукнуло 32 года, Валере – «Хохлу» – 23. По этому случаю планировалось посетить ресторан и поздравить новорожденных. В связи с чем, день предполагалось посвятить подготовке к данному мероприятию. Только вид у Сергея Саныча был не такой радостный, как следовало бы ожидать.
– Алексей, может перенесем на понедельник? Кто такие мероприятия на пятницу планирует? И следак будет не в восторге, да и днюхи у нас сегодня. Может, отдохнем сегодня, а в понедельник все сделаем в лучшем виде? – О чем-то, пока непонятном для Андрея, просил начальника Сергей Саныч.
– Серега, до понедельника жулик может сорваться. Надо брать, пока горячо. Сейчас из Управления приедут, все сделаем быстро. А вечером и отметим.
– Знаю, как у нас это «быстро», – огорченно вздохнул Сергей Саныч.
Андрей не понимал смысл сказанного, но подумал, что кроме празднования, начальник запланировал ещё какое-то мероприятие, вносившее нежелательные коррективы в планы по проведению пятничного вечера. По лицам остальных было видно, что они тоже не в восторге от этого.
– Андрей, сходи пока домой, переоденься. Лучше в спортивную форму. И кроссовки обуй поудобнее, – сказал начальник ОБЭП.
Андрей этим словам удивился, так как думал, что опера БЭП на службу одевают исключительно костюмы с галстуками, а не ходят, как «братки» из 90-х.
– Сегодня спортдень? – предположил он.
– Вроде того. Может, и побегать и побороться придется. Давай, по-шустрому переоденься и сюда. Из Управления приедут, планы составим и будем работать.
Вернувшись домой, Андрей сообщил матери, что сегодня много работы, да ещё и два дня рождения, так что придёт он поздно.
– Как коллектив, как начальник? – спросила она.
– Всё нормально, сейчас банду Сиволапого брать будем, они фальшивые облигации и векселя Эфиопии и Занзибара сбывают, – облачившись в синий спортивный костюм и белые кроссовки, сообщил Андрей.
– Смотри, аккуратнее там, Шарапов.
– Усё будет пучком, прорвемся, – жуя на ходу бутерброд с колбасой, заверил Андрей мать, и помчался навстречу опасностям, полный желанием искоренить навсегда экономическую преступность в родном городе.
Прибыл он в кабинет начальника вовремя, как раз приехали двое матёрых оперов из Управления. Один (лет сорока) и вправду выглядел грозно – квадратная челюсть, «стальные» глаза и красное, обветренное лицо. Телосложение «матерого» было как у борца-тяжеловеса. Скорее, он напоминал опера уголовного розыска, нежели «белого воротничка» (как иногда, в шутку, называли оперов БЭПа коллеги из других служб), и Андрей с трудом представил, как «Сергеич» (так его называли коллеги) выглядит среди бухгалтерских документов. Второй опер был щуплого телосложения, одет в чёрный кожаный пиджак, несмотря на жару. Возраста был около 30-ти, но вёл себя уверенно, видимо, по должности (а то и званию) был равен «Сергеичу».
Они привезли с собой деньги (купюры оказались помечены невидимыми чернилами, светящимися в ультрафиолетовом освещении) и диковинный аппарат в виде пуговицы со встроенной видеокамерой и компактного устройства с дисплеем. Все сели за стол и стали обсуждать детали предстоящей операции. Андрей внутренне гордился тем, что в первый день имеет возможность на равных вместе со всеми обсудить поимку опасного преступника, но молчал, так как пока ничего в этом не понимал. Предстояло «брать с поличным» взяткополучателя Хрякина.
Суть дела такова… Коммерсант Заславский арендовал в местном подразделении РЖД подъездные пути с прилегающей и огороженной им территорией. На ней производился сбор, а также сортировка и погрузка чёрного и цветного лома металлов для последующей отправки для переработки. Дела в данном направлении деятельности Заславского шли успешно, уже лет шесть. Гражданин Хрякин, который являлся мастером ПЧ (служба, отвечающая за обслуживание и эксплуатацию железнодорожных путей), ежегодно подписывал акт, в котором указывалось, что данный подъездной путь пригоден к эксплуатации. Естественно, данная подпись Хрякина стоила денег («Ох, уж, эта коррупция!!»), но сумма была для Заславского необременительна, и все оставались довольны. Хрякин – деньгами за свою «закорючку» в акте, Заславский – возможностью продолжать выгодный бизнес.
На конец августа у Заславского скопилось изрядное количество металлолома, который он планировал отправить ж\д вагонами покупателю. По заключенному договору, доход от сделки обещал быть крупным, осталось только дождаться подписи Хрякина и отправить лом. Узнал ли Хрякин о сумме контракта, или просто «аппетиты выросли», но 28 августа тот запросил сумму за свою подпись в акте в четыре раза больше, чем годом ранее, не слушая доводы Заславского в пользу уменьшения суммы. «Не подпишу – работать не будешь», – сказал Хрякин коммерсанту. Заславский не желал расставаться с такой большой суммой, в связи с чем направился в ЛОВД искать защиты у органов правопорядка. Каждый год его всё устраивало (то, что он ежегодно совершал преступление, давая взятку, он как-то не думал), а тут жаба уселась к нему на плечи и плотно сдавила шею. Не задушила совсем, но денег он пожалел.
Первую часть требуемой суммы Заславский пожертвовал из своих сбережений. Купюры пометили и вручили «барсетку» с находящейся в ней видеокамерой. При передаче денег 29 августа, Заславский сказал Хрякину требуемую фразу о том, для чего он передает данные деньги и когда принесет остаток суммы. Хрякин взял деньги, ничего не заподозрив.
Сегодня опера Управления привезли с собой недостающую сумму и видеокамеру в пуговице, которую установили в кожаную жилетку. Они пояснили, что «барсетка» могла вызвать подозрения у Хрякина, так как Заславский раньше обходился без неё. По мнению Андрея, кожаная жилетка вызывает больше подозрений (жарко, да и коммерсант придерживался другого стиля в одежде), но он благоразумно помалкивал, считая, что тут люди поумнее и поопытнее него. Пока шло обсуждение деталей, Андрей присоединился к операм, просматривавшим видеозапись с первой передачи денег. На видеозаписи, кроме Хрякина, был ещё парень лет двадцати.
– А это кто такой? – Спросил Андрей у Сергея Саныча.
– Помощник Хрякина, Урюкин. Если и второй раз передача денег будет в его присутствии, лучшего свидетеля и не найти. Не захочет же он быть соучастником? Да и для следствия лучше один «железный свидетель», чем два «гнилых» подозреваемых.
« … остаток денег в сумме (звучит сумма) за подпись в акте я принесу вам 31 августа», – вещал голос Заславского на записи.
«Хорошо, в 13.00 в моём кабинете», – соглашался с ним корыстолюбец Хрякин.
Мобильные телефоны в 2001-м году были непозволительной роскошью, поэтому всем раздали рации, проверив предварительно связь. Как водится, сигналом к атаке, служили три зеленых свистка…
Заславский в 12 ч 50 минут вошел в здание ПЧ, сотрудники ОБЭП расположились по периметру, в автомобилях и ждали условного сигнала. Сергей Саныч наблюдал за происходящим в здании ПЧ через дисплей устройства, сигнал на который поступал с камеры в пуговице жилетки Заславского. Был обычный пятничный день, в здание входили и выходили из него люди, внимание оперов не привлекающие. На вопрос Андрея, о его действиях, начальник ответил, чтобы Андрей задерживал Хрякина и Урюкина, если те вздумают бежать. «Зубами вцеплюсь в ногу, но не отпущу», – подумал Андрей и кивнул начальнику с наисерьезнейшим видом. Сотрудников ЛОВД было аж девять человек, так что численный перевес явно был на их стороне, да и Хрякин не обладал комплекцией легкоатлета. Скорее, слегка похудевшего сумоиста.
Наконец, был дан сигнал к атаке. Все ринулись в кабинет, обезвреживать коварного взяткополучателя и корыстолюбца Хрякина и его помощника Урюкина. Андрей находился в дальней от входа в ПЧ машине, поэтому прибежал в кабинет в числе последних, вместе с начальником и экспертом. В руках последнего была видеокамера, которую тот включил перед входом в здание ПЧ. Справа при входе в кабинет располагались два письменных стола. На столешнице дальнего от входа стола, лицом вниз и руками за спинами, находились Хрякин и Урюкин, удерживаемые каждый двумя сотрудниками ЛОВД. На ближнем от входа столе, в той же позе, находился совершенно неизвестный человек в «гавайской» рубахе. Кто это такой, и как он тут оказался, было совершенно непонятно. Человек тоже был крайне удивлен и напуган происходящим. Но именно около него, на столешнице находились именно те купюры, который предназначались Хрякину. Они светились в ультрафиолетовом свете, являя взору напуганного человека надписи «Взятка. ОБЭП», как и должно было быть. Руки человека также светились, свидетельствуя о том, что эти купюры он в руках держал. Эксперт снимал всё происходящее на видеокамеру. Первый вопрос начальник ОБЭП задал неизвестному пока мужчине:
– Вы кто такой и что тут делаете?
– Алексеев, Владимир Юрьевич. Я работаю в фирме «Призма». Ехал по делам, а тут батарейка села, – ответил мужчина. Его уже не держали, он сел на стул, оставаясь, однако, в непосредственной близости от сотрудников милиции. Алексеев вынул из кармана мобильный телефон «Моторола» размером с кирпич и антенной длиннее самого телефона. Данная модель сим-карты не имела, и «трубка» продавалась с городским номером. Алексеев продолжил:
– Мне нужно было позвонить начальнику на сотовый (очевидно, он гордился фактом обладания редкой и дорогой по тем временам «трубкой»), и я вошёл в это здание, на нем была табличка «РЖД». Я думал, что во всех организациях РЖД, хоть в одном кабинете, должен быть городской телефон. Я заглянул в этот кабинет и попросил позвонить. Он (указав на Хрякина) разрешил мне, и я сел за этот стол. Я стал набирать номер, в это время этот мужчина (указал на Заславского) передал этому мужчине (указал снова на Хрякина) вот эти деньги. Потом послышался топот в коридоре и этот мужчина, получивший деньги от того мужчины, кинул их мне через стол. Я инстинктивно поймал деньги, честное слово! Тут вбежали люди с криками: «Стоять, милиция! Работает ОБЭП!», и меня скрутили. Я тут не при чём, это он мне деньги кинул. Я даже позвонить не успел.
О проекте
О подписке