– Как адаптация? – не выдержав, спросил он.

– Нормально, – отозвался коммуникатор. – Осваиваюсь. Сложнее, чем «Тайфун», – откровенно признался Дорохов. – Без «Беатрис» не управиться, запаздывают реакции.

– Подружился с ней? – «Хоплит» Лагутина уже миновал транспортную развязку, свернув в задымленный коридор, который, судя по компьютерной схеме, вел к модульным воротам северного сектора, как раз в том направлении, где располагался портал.

– Мы познакомились, – лаконично ответил Иван.

Илья Андреевич, не ожидавший такой сдержанности, по достоинству оценил как выдержку, так и осторожность оценок, звучавших из уст Дорохова.

Парень прирожденный пилот. Зря его держали на «Тайфунах».

– У тебя как с пехотной подготовкой, лейтенант?

– На полигонах отрабатывал упражнения с оценкой «отлично».

– Боевых десантов не было?

– Два.

– Уже неплохо. Совет выслушаешь?

– Конечно.

– Доверяй рефлексам. У тебя есть все данные: опыт пилотирования «Тайфуна» в космических боях плюс наземная подготовка. «Хоплит», конечно, ни летать, ни ползать не умеет, но «Одиночка» отлично читает рефлексы, она интерпретирует твои навыки, ограничив их возможностями серв-машины. Понимаешь, о чем я?

– Не совсем.

– В бою ты не должен задумываться над сиюсекундными действиями. Работай на привычных рефлексах, позволь «Одиночке» адаптировать твой боевой опыт и ни в коем случае не допускай мысль о том, что «это не „Тайфун“. Теперь понятно?

– Более или менее.

– Доверься машине. У «Хоплита» запас прочности – на десяток аэрокосмических истребителей…

Их диалог оборвался сам по себе: сканеры машин зафиксировали огромные, плотно сомкнутые модульные ворота и одновременно – неясные сигналы за спиной в глубине уже пройденных тоннелей.

– Сзади движение, – предупредил Иван.

– Вижу, – отозвался Илья Андреевич. – Вот что, лейтенант, смотри на схему, у нас есть два боковых ответвления основного тоннеля, почти перед самыми воротами. Механизм створов наверняка не функционален. Вне стен цоколя инсекты подготовили для нас встречу. Твое мнение?

– Учитывая сигналы из глубины цоколя, предполагаю, что нас атакуют одновременно с двух направлений, как только ворота будут открыты. Если выбить их ракетным залпом, велик риск повреждений, мы фактически находимся в трубе, по которой пойдет ударная волна. – Рассуждая вслух, Иван смотрел на боковые проходы. Лагутин не зря обратил его внимание на эти ответвления основного тоннеля. Хорошее укрытие, но оттуда не произвести залп, способный выбить многотонные створы.

– Беатрис, у нас есть альтернатива ракетному удару по воротам?

Ответ «Одиночки» последовал незамедлительно:

– В комплектацию серв-машины входят средства для подрыва бронированных укреплений. Установка зарядов осуществляется при помощи технических манипуляторов.

– Илья Андреевич, если мы используем заряды направленного взрыва? – Дорохов понимал – его экзаменуют. При этом Лагутин, отлично осведомленный о возможности подрыва ворот, позволял ему тратить драгоценные секунды на консультацию с киберсистемой.

– Добро. Ставь заряды. Таймер на тридцать секунд, твое укрытие – левый проход.

Иван развернул машину, приближаясь к мощной, устоявшей перед бегом неумолимого времени преградой. Из-под поворотной платформы «Хоплита» выдвинулись гибкие технические манипуляторы. Перед мысленным взором появилась схема установки зарядов.

– Действуй, Беатрис.

Манипуляторы пришли в движение.

Минутой позже, когда был установлен последний заряд по схеме, гарантирующей, что оба створа вылетят наружу, превратившись в своего рода поражающие элементы для тех, кто находится в непосредственной близости от ворот, Иван, уводя «Хоплит» в боковое ответвление тоннеля, мысленно отметил, что сигналы на сканерах стали четче.

– Готов? – В голосе Лагутина проскользнули нотки вполне понятного напряжения.

– На позиции.

– Включай таймер. После взрыва дождись, пока обломки рухнут. Двигаемся парой, я веду фронтальный огонь и контролирую левый фланг, ты – правый и тыл. Ни в коем случае не менять направление стрельбы. Что бы ни творилось вокруг – останавливаться запрещаю, опережать меня тоже. Дистанция пятьдесят метров, построение – уступом.

– Я понял.

Сканеры целевого монитора уже отчетливо обозначили движение группы инсектов в глубинах магистрального коридора.

Секунды обратного отсчета утекали в вечность…

Семь… Пять… Три…

От взрыва, казалось, вздрогнул весь цоколь.

Многотонные керамлитовые^[14] плиты в буквальном смысле выбило наружу, а ударная волна рванула назад по магистральному тоннелю, сметая на своем пути все, что выступало за пределы образующих границы прохода стен. Чудовищной силы порыв ураганного ветра поднял и гнал перед собой копившийся веками мусор, превращая осколки пластика и мелкие твердые предметы в шрапнель.

Об инсектах, наступавших из глубин цоколя, можно было забыть, да Иван и не думал о них, ясно представляя последствия прохождения ударной волны. Все внимание Дорохова в данный момент сосредоточилось на открывшемся проходе.

Тусклый свет пасмурного полудня щедро хлынул сквозь скрученные в спираль завихрения дыма. Сканеры автоматически взяли увеличение, и Иван вдруг ощутил иную, неведомую ему ранее ритмику событий: время как будто утратило привычные свойства физической величины, он видел, как массивные створы ворот, пролетев примерно тридцать метров, коснулись земли. Все происходило словно в замедленной съемке – медленно вращающиеся серо-стальные плиты рухнули, выбивая глубокие борозды в мерзлой почве, последовал еще один конвульсивный толчок, и вдруг все обозримое пространство за открывшимся проемом вздыбилось десятками черно-оранжевых султанов.

Мины!..

Сенсорные мины, рассчитанные на поражение тяжелой планетарной техники!

Тонны вырванной земли, казалось, повисли в воздухе, и вдруг, ломая субъективное восприятие, прорываясь сквозь адский грохот, в коммуникаторе прозвучал сухой отчетливый приказ Лагутина:

– Вперед!

Время остервенело сорвалось в стремительном беге миллисекунд: дымные султаны еще только начинали опадать, комья мерзлой земли градом низвергались с небес, сизо-черные облака клубились, ширились, укрывая глубокие воронки, а «Хоплит» Лагутина уже вышел из уродливого пролома, на ходу слегка повернув рубку, чтобы в зоне эффективного сканирования оказался фронт и левый фланг.

Рассудок Ивана на мгновение потонул в потоке данных. Боевой сканирующий комплекс «Аметист» фиксировал шестьдесят восемь целей в зоне правой полусферы, транслируя пилоту их классификацию, дистанцию до обнаруженных объектов, значения высоты относительно уровня основания цоколя, энергооснащенность, расчет приоритетов упреждающего огня в зависимости от степени потенциальной угрозы…

«Хоплит» Дорохова, автоматически развернув рубку вправо, успел сделать пять шагов, когда задняя полусфера сканирования начала полниться сигналами, расположенными по краю древнего сооружения.

Их взяли в плотное кольцо и не собирались выпускать. Новые чувства, основанные, как показалось Ивану, на интуиции, стучались в рассудок, требуя немедленных, адекватных обстановке действий, и…

Его сознание внезапно переключилось на иное восприятие реальности. Это произошло мгновенно, без какой-либо предварительной подготовки, он (как показалось) вмиг утратил все человеческое, но то было лишь мимолетное чувство жутковатой новизны, – потаенный смысл полного нейросенсорного контакта, оказывается, не ограничивался приемом данных от сенсоров и мысленной отдачей распоряжений, нет, психологическая составляющая играла едва ли не решающую роль при взаимодействии человека с кибернетической системой.

Миг, когда рассудок уже не мог отделить собственную плоть от керамлита бронеплит «Хоплита», когда сенсоры стали глазами, слухом, еще чем-то, не поддающимся мгновенному осмыслению, он уловил обратную связь – это «Беатрис», производя сотни, если не тысячи мгновенных действий, чутко прислушивалась к ритму биения человеческого сердца, ловила каждую мысль, ассоциируя себя с пилотом в той же степени, в какой он ощутил слияние с машиной.

Иван не мог себе представить, что подобное возможно в принципе. Ни один урок мнемонической подготовки не шел ни в какое сравнение с данностью.

Случилось то, что должно было случиться, – нервная система человека в секунду запредельного осознания грозящей опасности приняла новые возможности, исходящие от кибернетических компонентов, не размениваясь на страхи и фобии.

Жуть накатила и отхлынула, в душе осталась звенящая, напряженная нота кричащей новизны, но и она разлетелась вдребезги с первым ракетным запуском, от которого взвыли тревожные датчики аларм-процессора.

Иван уже не думал – он действовал.

Пятидесятимиллиметровая зенитная установка, расположенная на «загривке» серв-машины, развернулась с ноющим визгом, и тугая очередь разрывных снарядов хлестнула по верхней кромке цоколя, где среди огрызков стен заняли позиции инсекты, вооруженные ручными пусковыми комплексами.

Левая полусфера, дистанция семьсот метров, высота парения – триста, крупнотоннажная цель.

«Хоплит» продолжал движение, следуя за ведущим, зенитная установка, отработав по руинам, вошла в режим одиночного огня, экономя боезапас, внимание Ивана теперь сосредоточилось на корабле инсектов, который поднялся над поверхностью планеты, намереваясь произвести массированный ракетный запуск.

Времени не оставалось даже на то, чтобы предупредить Илью.

Боевая связка… Глубокий смысл данного термина раскрывался именно в такие критические мгновения – серв-машина Лагутина двигалась, полностью игнорируя цели в зоне ответственности ведомого, и Иван каждым нервом почувствовал: Илья доверился ему как самому себе…

Могут ли в такие секунды приходить в голову посторонние мысли?

Как выяснилось – могут.

Там, где смерть обнажает клыки, нет места мелочам. Дорохов не помнил, чтобы когда-либо раньше он воспринимал столько мелких, незначительных деталей, но новые ощущения гармонично вплелись в ноющий звук независимой подвески, на которой крепилась сборка ракетных тубусов.

Заглушки пусковых стволов со звоном отлетели и повисли, раскачиваясь на тонких тросиках…

Шаг в сторону, к одинокому огрызку стены из потрескавшегося желтоватого стеклобетона. По телу вдруг поползли мурашки. Он смещался с таким расчетом, чтобы машина Ильи не попала в зону поражения от ракетного залпа корабля инсектов.

Время застыло. На глянце термостойкого покрытия тубусов – мутный блик.

Левый серводвигатель чуть приподнял пусковую установку и…

Он видел огонь: жадные языки пламени поочередно вырывались из стволов, опережая первый сполох, который должен был появиться в носовой части космического корабля инсектов.

Успел…

Иван не предполагал, что его нервная система способна на подобное, предельно детализированное восприятие событий, в пределах миллисекунд. Сейчас для него не играла никакой роли цена нового уровня восприятия данности: он не задумывался о последствиях, лишь датчики «Беатрис» зафиксировали, как всплеск метаболических реакций в организме пилота в буквальном смысле сжег добрый килограмм его веса.

В шею Дорохова впился первый микроинъектор системы поддержания жизни.

Он не чувствовал легкого укола – его рассудок ушел вслед за огненными росчерками ракетного залпа, ударившего в борт черного как смоль корабля.

Нестерпимая вспышка, далекие, похожие на рой точек, обломки органической брони и горячечный бутон взрыва – исполинский цветок, распустившийся в серых небесах.

Минус три секунды.

Отчет таймера.

Жизнь, прожитая в крохотном отрезке данности.

Частицей сознания Иван оценивал события, спрессовавшиеся в несколько секунд, понимая, что былое мировоззрение никогда уже не вернется, он стал другим, но трансформация рассудка еще не окончена, и единственной оценкой происходящего, мерилом любого действия станет не количество полученных повреждений, не число уничтоженных противников, а то, кем он выйдет из боя, сможет ли сохранить свою личность после скачков темпорального потока или его самосознание, нырнув в омут нейросенсорного контакта, навек застрянет тут, в виртуальной реальности оцифрованной Вселенной.

Некогда. Не сейчас.

Ракетные комплексы разломившегося пополам, падающего корабля инсектов все же произвели залп; со стороны картина происходящего внушала ужас: десятки прямых как стрелы инверсионных шлейфов наискось били в землю, вздымая тонны мерзлой земли в двух километрах от цоколя, приблизительно в том месте, где «Аметист» фиксировал множественные цели.

Сейчас там царил натуральный ад, к терзающим чахлый низкорослый лес разрывам добавилась тяжкая судорога падения двух отделившихся друг от друга фрагментов космического корабля, часть активных сигналов на вариаторе целей тут же начала меркнуть, а на частоте связи раздался скупой комментарий Лагутина:

– Иван, отстаешь! Держи дистанцию!

Кровь бешено ломилась в виски.

Уколы микроинъекторов стали чаще, муть в сознании мгновенно рассеялась, взгляд уже цепко фиксировал общую картину боя, радикально изменившуюся за тридцать секунд, прошедших с момента появления «Хоплитов» на открытом пространстве.

Машина Ильи Андреевича шла по перепаханной воронками целине (минутой ранее там располагалось минное поле, подорванное падением многотонных ворот). Оба орудия ведущего «Хоплита» работали, смолкая лишь в момент перезарядки, мимо, оставляя мутные шлейфы, промелькнуло несколько выпущенных по нему ракет, от которых Лагутин уклонился, даже не сбившись с темпа тяжкой поступи.

Иван развернул машину, возвращаясь к намеченному курсу.

Мимо видеодатчиков сыпались пустые кофры, выброшенные механизмом перезарядки зенитного орудия.

Мгновенный взгляд назад.

Кромка цоколя, истерзанная снарядами, в нескольких местах змеилась свежими трещинами, у подножия исполинского сооружения снег покрывала копоть, хлопья сажи кружили в воздухе, со стороны редколесья короткими разрядами бил импульсный лазер, справа чадно горел еще один корабль инсектов, сбитый Лагутиным.

– Внимание, они выдвигаются нам навстречу. Решили контратаковать. Экономь боеприпасы, Иван.

– Где еще три корабля?

– Горизонт сканирования чист. Фиксирую множественные наземные цели, классификация – пехота противника.

Иван не мог визуально сосчитать количество противников. Целевой монитор выдавал цифру в сто пятьдесят четыре единицы только в зоне его ответственности. Волна инсектов накатывалась с фронта и обоих флангов. Основной удар принимал на себя ведущий, но Дорохов помнил приказ: не останавливаться, что бы ни случилось.