…Но есть такое чувство – чувство снега.
Когда оно вторгается в судьбу,
Бессмысленны забвенье, прелесть, нега,
Бессмысленно вступление в борьбу.
И хочется идти, идти по тропкам,
Покрытым первым ласковым снежком,
Смотреть на небо – тихо, нежно, робко,
Как в царствие, куда ты весь влеком…
И не нужны ни жажда, ни надежда,
Бессмысленны победы и борьба…
Всё очень просто – в белые одежды
Сегодня одевается Судьба.
…А есть своё величие в зиме —
Когда, махнув рукой на боль и горе,
Ты говоришь: «Прости!» – своей тюрьме,
Ты не желаешь быть с незримым в ссоре,
И просто, отворив земную дверь,
Шагаешь прямо в белое пространство,
Забыв про сотни, тысячи потерь,
Приняв земли пустынное убранство…
Судьба покрыта белой простынёй.
Нет ни вопросов больше, ни ответов.
Есть только Свет – свет над большой землёй,
И ты к нему стремишься, все изведав.
И на кустах пушится бахрома,
И сердце смотрит ввысь, легко, серьёзно,
И пахнет смерть, как ранняя зима —
Серебряно, величественно, грозно.
Снега, снега, снега… В окне белым-бело.
Сижу один, молчу… Стараюсь я припомнить
Весь прошлый год – всё то, что было и прошло,
Что пело и цвело… Мой дом – унылый, тёмный —
Затих, и белый пух мерцающих снегов
Его заворожил… Как мог не знать я раньше
Души простых вещей, их кротких, мудрых слов,
В которых нет ни лжи, ни глупости, ни фальши?
И все мои друзья сейчас живут во мне,
Их каждый добрый жест, приветливое слово
Запомнились душе, и где-то в стороне
От суеты земной я очищаюсь снова…
Нет больше ни тоски, ни горечи, ни скверны.
Минута тишины душе так дорога…
И многое ещё смогу понять, наверно,
Пока в окне моём – снега, снега, снега…
Проездом оказался я в раю.
Себя я ощущаю в нём, как дома.
Я в праздничную ночь не узнаю
Мир, с детства мне привычный и знакомый.
Вечерний воздух пахнет тишиной.
Мгновенья счастья тают на ладони,
И на окне квартиры городской
Узор морозный – как оклад иконы.
Иду я на свидание с зимой,
Как в новогодней песне в стиле «ретро»,
А месяц – осторожный спутник мой —
Совсем продрог на небесах от ветра.
Подарки новогодние купить
На ярмарку народ скорее рвётся.
Я знаю: праздник можно подарить,
Но он за деньги нам не продаётся.
На ярмарке – в игрушечном раю—
Детишки в лавках покупают сласти,
А я – без денег – мокрый снег жую,
У снега ощущая привкус счастья.
Однажды из-за ветви клёна я
Увидел из окошка дома,
Что счастье, тёплое, зелёное,
Везли по городу седому.
Везли рассвет, арбуза розовей,
И ночь, и запах трав летучий,
И месяц, острою занозою
Застрявший в грозной, тёмной туче.
Везли шершавый воздух ласковый,
Что, как щенок, спит ночью чутко:
Дотронься – вздрогнет… Пахло сказкою
И лугом в синих незабудках.
Я помню: в дни зимы холодные,
Когда всё к людям безучастно,
То были ели новогодние—
Под корень срубленное счастье.
Зимой стала жизнь чёрно-белой картинкой.
Я комкаю счастье в руке,
Как свой черновик. А слова, как снежинки,
Растаяли на языке.
Зима, на меня не смотри с укоризной!
Ты знаешь, как слаб человек…
Меж жизнью и смертью, меж смертью и жизнью
Всё падает, падает снег…
Ночь зимняя печальна и темна,
И в темноте я слышу рёв мотора,
А в небесах огромная луна—
Как жёлтый глаз большого светофора.
Она сигналит: «Приготовься! Стой!» —
И я стою, как пешеход обычный,
А звёзды мчатся вскачь большой толпой
По Млечному шоссе путём привычным.
Всё кончено! Бороться я устал!
Пусть дымка заволакивает дали,
А ветер, злой, холодный, как металл,
Скользит по коже лезвием из стали!
У чёрного окна который час
Стою я, ожиданьем утомлённый.
Луна, как светофора сонный глаз,
Цвет с жёлтого не сменит на зелёный.
На Крещенье ударил мороз.
Опустели дворы, переулки.
Ветер щиплет ресницы до слёз
На минутной случайной прогулке.
Только в небо направишь свой взгляд —
Снегопад, словопад, стихопад.
Приутих прежний шум, маета.
В полумраке сверкает реклама.
Небо синие сжало уста
Над недавно отстроенным храмом.
И маршрутки снуют по дорогам,
Что ведут, к сожаленью, не к Богу.
Спит и видит отстроенный храм:
Небо льдом в этот вечер покрылось.
И за что от Всевышнего нам
Этот дар – или эта немилость?
Иордань надо в небе рубить,
Чтобы солнце смогли мы крестить.
А в домах – теснота, суета.
Пахнет хвоей неубранных ёлок.
Стол накрыт в честь крещенья Христа,
И собрался почти весь посёлок.
Так и тянет беседы вести
О судьбе, о житейском пути.
Не желая склонять головы,
Мы заводим неспешные речи:
Все мы, в сущности, чьи-то предтечи,
Только чьи – мы не знаем, увы…
Слово за слово – и в диалог
Незаметно вступает сам Бог.
Он вступает неслышно, как снег,
Осыпает слова белой пылью…
Белым-белым вдруг станет навек
Сердце, что было тронуто гнилью.
И в простых покаянных словах —
Белых звёздочек тающий прах.
Но кончается праздничный день,
И становится в доме всё тише.
Город спит, и тяжёлая лень
Не даёт нам сквозь дрёму услышать:
В старый дом, где мертво и темно,
Белый голубь стучится в окно.
Как экстрасенс, Зима
Души живой коснулась.
Доверчивая тьма
Течёт по венам улиц.
Колдуя в синей мгле,
Спустившейся так рано,
Измученной Земле
Снег обезболит раны.
И хочется опять,
Как некогда, в начале,
Душою приникать
К земле, к любви, к печали.
Услышать тихий зов
Деревьев, птиц, животных,
Вновь изучить с азов
Науку быть бесплотным.
Не отвращать лица
От неба в снеге белом,
В мелодии Творца
Звучать простым пробелом.
И что-то оживёт
На дне простого сердца,
Взволнует, запоёт,
Откроет к счастью дверцу.
То белый, белый свет
Листа в моей тетради.
То белый, белый след
Седой височной пряди.
То белый, белый нимб
Над головой святого,
То белый, белый дым
В конце пути земного.
…Но зачем, объясни мне, зачем
Я ищу, спотыкаюсь, терзаюсь,
Трачу жизнь на решенье проблем,
Что бессмертны, грешу, снова каюсь,
И мечтаю о странах иных,
Где мерцают нездешние пальмы,
Где бессмертен прозрения миг,
Где заря простирает к нам пальцы?
Там, в оазисах знойных пустынь, —
Тишь, прохлада, души очищенье,
Там – дыхание южных святынь,
Ярок свет, упоительны тени;
Там в шатре, под напевы веков,
Мне расскажет, как сводному брату,
Тайны жизни, секрет вещих снов
Император с руками в стигматах.
Но я – здесь, и поверь мне, поверь,
Мне не жалко, что я не сумею
В этом мире, где много потерь,
Вновь припасть к роднику чародея,
Не пройду по загробным пескам,
Не увижу миров, что чудесны…
Но Тебе посвятил я свой храм,
И к Тебе – слово, дело и песня.
Быть собой – значит жить для Тебя,
Потрясать своё сердце сияньем
С гор Твоих, и, в дороге скорбя,
За друзей восходить на закланье;
За отчизну, за ангельский дом,
Отдавать всё, что дорого, мило;
Только так сердце пышет огнём,
Только в этом – бессмертье и сила.
Я со шпагой своей выхожу
Против пушек и ядерных боен,
Взором смело и твёрдо гляжу:
Ты со мной – и я вечно спокоен.
Ты не бойся, Отец, за меня:
Не предам я Тебя, твердо знаю,
Ни в ночи, ни в сиянии дня,
Я, – поэт, человек, плоть земная.
Утоли мои печали
Светом солнечного дня,
Стуком маленьких сандалий
На дорожке у плетня,
Детским смехом, чистым взором,
Не спешащим разговором,
Красотой всея Земли
Жажду жизни утоли.
Дай мне, жизнь, поверить в Бога,
Что всегда сильнее зла,
И в придачу – хоть немного
Человечьего тепла.
Дай приют, что мне не тесен,
На столе – огонь свечи,
И ещё – немного песен,
Мной написанных в ночи.
Дай мне верные ответы
В споре памяти с судьбой,
И ещё – немного света,
Сотворённого Тобой.
Не знаю я, кто ты, не помню, кто я, —
Пастух? Псалмопевец? Воитель? Судья?
Охотник я или добыча?
При виде твоём сквозь простор бытия
Я вижу, как стая летит воронья,
Меня призывая и клича.
Когда я смотрю в эти злые глаза, —
Так в бездну, откуда вернуться нельзя,
Взирает архангел из рая, —
Я верю, зовет меня Божья стезя,
И я на неё уповаю.
Ведь, если я в этих очах утонул,
Внимая тот грозный и благостный гул,
Что слышат порочные души, —
Я верю: Господь и туда заглянул,
Чтоб я Его след обнаружил.
Цепочка следов сквозь столетнюю грусть
Протянется – ведаю я наизусть,
Кто сквозь эту душу промчался;
Темна, но прозрачна душа твоя, царь,
И я объясню, как дозволено встарь,
Что жил в ней Господь – и скитался.
Он ходит по нашим пустынным сердцам,
Он – нищ, Он – гоним, Он – тесним без конца,
Он ищет приют, словно сын без отца,
В твоём – и в моём бедном сердце.
Я пел, силясь горький твой дух побороть —
Струны моей тропкой прокрался Господь
Из совести – в разум, из разума – в плоть,
Из плоти – в меня, псалмопевца.
Да, отрок, пастух, псалмопевец, пророк,
К тебе перешёл мной накопленный Бог,
В тебе он поёт и рыдает;
Чтоб громче рыдал он, звучал в тишине,
Копьём я тебя пригвождаю к стене,
Как Бога, что прежде таился во мне,
А ныне – тебя опаляет:
Ты знаешь, как горько, страдая в пути,
В себе потаённого Бога нести,
Как всё выжигает он в сердце?
Он вечен, он нищ, он настолько велик,
Что каждый – младенец, и муж, и старик —
Вмещает его не в молитву, а в крик —
Крик жизни, крик страсти, крик смерти.
Не бойся копья, не рыдай у стены,
Не трогай напрасно последней струны, —
Ведь пальцы на струнах преступно пьяны
Судьбой бесприютных скитальцев…
И, чтоб возвеличилось дело твоё,
Пронзая ударом насквозь бытиё,
Я жизнь выпускаю, как будто копьё,
Из царских, из воинских пальцев.
Я звезда. Тебе пою я песню,
Мать Христа.
Средь извечной темноты небесной
Я чиста.
Спи спокойно. Ты узнаешь вскоре,
Что в веках
Будут, будут слезы, будет горе,
Будет страх.
Будет, будет чёрное распятье
Рваться ввысь.
Ты – терпи, и, утешая братьев,
Верь, смирись.
Вспомни, вспомни голую пустыню,
Ночь, меня.
Вспомни, как кормила грудью сына
У огня.
Радуйся и пой под шум метели,
Будь живой
И над гробом, как над колыбелью,
Тоже пой.
Век пройдет, пройдет тысячелетье,
Жизнь и смерть.
Так же будут плакать в мире дети,
Мамы – петь.
Так же будут жертвы приноситься
На крестах.
И в сердцах людей продолжит биться
Тот же страх.
Знаешь, в мире звёзд страданье то же.
Мы горим…
О, не дай нам, превратиться, Боже,
В горький дым!
Плачут реки, горы, океаны,
Небосвод…
«Или, или, лима савахфани!» —
Мир поет.
Пой младенцу, пой живую песню
В темноте,
Чтобы, к звёздам вознесясь небесным
На кресте,
Вспомнил он твои простые звуки,
Песнь небес,
Вынес все назначенные муки
И воскрес.
О проекте
О подписке