Глава 6. Тётя Вера

Когда я шёл по родной деревне, по этой неровной, поросшей травой дороге, вдоль которой стояли, а местами и лежали электропроводные столбы, со свисавшими на них ошмётками голых, алюминиевых проводов, то с трудом узнавал родные места.

С правой, левой стороны виделось одно и то же: заброшенные избы с заколоченными досками окнами, дома различались между собой разве, что, состоянием. Одни поприличнее сохранились, другие полуразрушенные, третьи с поваленными стенами и крышами.

Всё это окружали сгнившие заборы, за которыми находились объятые бурьяном и деревьями огороды. Но главное и тяжёлое для меня – всюду царила пустота. Полное отсутствие людей.

Видимо, те жители, которые ещё остались в деревне, предпочитали проводить время на своём участке, а не гулять по заросшим улицам.

Прошло всего-то десять лет (и то, с округлением) как я уехал отсюда, а так деревня изменилась: всё превратилось в труху и разруху.

По дороге не скачут больше лошади, запряжённые в повозки и подгоняемые нагайками своих наездников; неслышно весёлых мелодий гармошек, пения старушек; тракторов с полей. Подвыпивших с утра мужичков и их перебранок с жёнами; не бегает по округе детвора; нет ни велосипедов, ни мопедов с мотоциклами, ни обычных прохожих. Нет заливистого лая собак, которые раньше шумели в деревне днями и ночами, зато, вместо них из леса теперь стали подвывать волки, правда, только когда темно (так сказала бабушка).

Конечно, весь этот вид, напустил на меня очень меланхоличное настроение.

Когда обошёл всю деревушку вдоль и поперёк, обнаружил ещё четыре жилых двора, не считая бабушкиного. Возле одного из них я увидел припаркованную у ворот машину «Ниву», а из дома доносился звук топливного генератора, – «Это, наверное, они возят бабушку за пенсией и привозят продукты», – догадался я.

Позже, достаточно нагулявшись, решил зайти к бабе Вере, той самой, которая написала мне письмо и попросила приехать сюда.

Поднялся на крыльцо, постучал к ней в дверь, и она открыла, возникло такое впечатление, что меня здесь ждали.

Встретила односельчанка меня с радостью, улыбкой и самым тёплым гостеприимством, а главное – с той искренностью, о которой я в столице давно позабыл.

Эта пожилая женщина, никогда не считала себя старой и обижалась, если её звали бабушкой, а не тётей (поэтому дальше продолжу называть её именно так), являлась противоположностью моей старушке по внешности.

Тёть Вера человек весьма плотного телосложения, немного выше моих 178 сантиметров ростом; сколько составляет её вес в килограммах, я угадывать не берусь. Про подобных на Руси говорили, – «Такая баба в горящую избу войдёт и коня на скаку остановит». Хотя она была примерно ровесницей бабушки, где-то явно за семьдесят лет (настоящий возраст своей старушки я никогда не знал, она всегда говорила, что и сама давно не помнит), на лице её почти не проступали морщины. Волосы у неё наверняка давно поседели, но она всегда подкрашивала их в каштановый цвет.

Хозяйка впустила меня в дом. Мы присели с ней за плотно сбитый дубовый стол.

Изба эта почти такая же, как и наша: у нас в деревне, все дома по общему строению одинаковы снаружи и внутри. Разница небольшая: такой же метраж, окна, печь, количество комнат и их расположение. Отличия составляла лишь мебель и её обстановка.

Здесь не сушились на стенах всякие травы, из-за чего отсутствовал характерный резкий запах, вместо них висели различные рукодельные коврики, сама, наверное, вязала; выжженные на досточках картинки. Ещё мне показалось, что в её хате гораздо светлее, чем в бабушкиной, может, из-за обилия белого цвета?

За чаепитием я честно всё рассказал тёть Вере о себе, даже о том, в каком браке состою и, конечно, о событиях минувшей ночи. Как ни странно, она этому ничуть не удивилась.

– Я могу поговорить с тобой о странных вещах, чтобы ты правильно меня понял и не принял за дуру?

– Разумеется, тёть Вер.

– Тогда, что могу сказать, – начала она говорить шёпотом, – в нашей деревне всегда в неупокоенных мертвецов верили… может, и вправду ходит. Бабки, что по соседству ещё остались тоже говорят – видели они деда Петю.

– Вы всерьёз думаете, что такое возможно? – с улыбкой поинтересовался я.

– Не думаю, а знаю! – подняла она указательный палец левой руки к потолку, – так что, будь поосторожнее, тебя-то он не тронет.

– Почему? По преданиям упыри, наоборот, предпочитают изводить своих родственников или близких друзей.

– Э-э-э. – Загадочно протянула женщина, ближе подсаживаясь ко мне, – не забывай Саш, что род у тебя особый. Ведь по твоей линии страшные колдуны велись ещё со времён Грозного царя! Это всем в деревне известно. – Провела она воображаемый круг по столу, – разве не помнишь, как десять лет тому назад дед твой помирал тяжело? Всё руки к тебе тянул, а старухи тебя по очереди караулили, отгоняли от него. Это неспроста! Колдун перед смертью силу должен передать или страшной кончина его будет! Он не передал, вот и умирал в мучениях, что только не делали: и потолок прорубали над ним, и соль сыпали, и тазик ставили под кровать. Всё одно, три дня мучился, – видать, сам чёрт его изводил!

– Вы хотите меня напугать? – С иронией спросил я.

– Нет. Я говорю, как есть, как знаю! А ты лучше послушай меня: тебя он не тронет, а вот жену твою, может попробовать извести. Энто и бабушки твоей касается, тебе она зла ни в жизнь не сотворит, даже если и захочет, а вот Алисе твоей, ещё как может… держи ухо востро!

– Хм… может, нам просто уехать обратно в Москву, вот и всё?

– От нечистой силы не убежишь. – Покачала тёть Вера головой, – конечно, отец тебя тогда забрал и всё вроде хорошо закончилось.

– Допустим, – предположил я, – что плохого в том, если бы дед мне и вправду силу особую передал? Сейчас на подобных делах большие деньги делают, в том числе те, у кого и способностей никаких нет. Просто люди у нас доверчивые, идут к разным «магам» и гадалкам за утешением и платят при этом им неплохо! А раз уж сила настоящая есть, можно и миллионы на этом поднимать!

– Хах, – усмехнулась собеседница, – это вы сейчас, пока молодые, так думаете, а в старину колдовства боялись! Ведь если колдун в деревне, кому он вредить должен?! Правильно – местным! Это и падёж скота, и засухи, и неурожаи, болезни разные, даже смерти людские! Поэтому люди всегда с теми, кого подозревали в связях с нечистым, жестоко расправлялись.

– Пусть так, – снова согласился я, – почему тогда деда моего не трогали? Ведь вся деревня говорила, что он колдун? Чуть ли не с самим Диаволом водку в день Ивана Купала попивает?

– Очень просто! Боялись его больше чем самого чёрта! Прости Господи! – перекрестилась женщина, – сильным он был колдуном, очень сильным. Родовым! А отец твой почему-то не стал продолжателем его дела и тебе не позволил, вот связь и оборвалась. Когда старик умер, вся деревня страшилась, что он упырём станет, собрались мужики и… – на этом месте она прервала рассказ.

– Продолжайте, ничего страшного. – Мне стало интересно дослушать до конца деревенскую байку.

– Решили они разрыть могилу и как полагается в таких случаях, кол осиновый в сердце вбить! Только одно скажу, когда в первую ночь мужики наши на кладбище пошли, так вернулись такими напуганными, что слова с них вытянуть не могли. Мы всё боялись, что они заиками на всю жизнь останутся!

– Чего же их напугало? – долил себе в кружку кипятка, очень уж вкусным оказался напиток из самовара тёть Веры, первый раз подобный отвар пил.

– Тогда ночь тихая стояла, даже ветер не дул. Мужчины, их пятеро собралось, понятное дело, для храбрости самогону выпили и пошли с нужными инструментами на погост. Только они в холм могильный лопату воткнули, как молния в ближайшее дерево ни с того ни с сего резко ударит! – Стукнула хозяйка кулаком по столу, едва не перевернув кружки, – да так сильно, что дерево вдоль пополам раскололось и сразу ветер сильный поднялся, чуть с ног не сбивает! После этого могила деда твоего затрещала и слабым синим светом из щелей начала светиться. Потом, с непонятным шумом, медленно из-под земли стал гроб наружу выезжать, будто толкали его оттуда снизу вверх! Только он полностью вышел из-под могильной земли, тут же изнутри начал покойник сильно биться, крышку пытаясь открыть! Она же гвоздями заколочена. Ждать, когда гроб откроется, ясное дело, никто не стал. Все мужики: руки в ноги и до деревни бегом, крестясь, без оглядки!

– Больше на кладбище никто не ходил? – предположил я.

– Ночью нет. – Тихо ответила старушка, – днём, всем селом пошли, вырыли его, а он лежит там в гробу как живой, аж пот на лбу выступал! Кол вогнали, здоровый такой, – показала она руками его размер, получилось метра полтора, – и покойничек завопил, да так громко – жуть! До сих пор, как вспомню… дрожь по спине идёт! После ещё одной «смерти» дедушки твоего, тогда уже окончательной, мы решили, порядка ради, его ещё и сжечь, а прах потом обратно в гроб сложили, так и зарыли.

– Почему нельзя сразу днём пойти? – Спросил я, – зачем именно ночью на кладбище переться? Что за Голливудские предрассудки?

– Стеснялись просто. Главное, все в упырей верили, но признаться боялись. Потом и не все их, мужиков наших, понять бы смогли: на кладбище то на этом, сколько деревень соседних хоронило раньше; днём кто-то из живых да бывал там. Из-за этого и пошли ночью, на свою беду.

Тёть Вера закончила рассказ. Мы сидели молча, подыскивая нужные слова. За окном резко подул сильный ветер, бросив песчанки пыли нам в окно, словно просился войти, от этого мне сразу захотелось прервать неловкую паузу в разговоре.

– Скажите, тёть Вер, а зачем вы мне всё это рассказываете?

– Чтобы знал ты Саш, чего тебе следует ожидать. – Она ответила так быстро и чётко, что я подумал, именно этого вопроса и ждала.

– Если правда, этой ночью ко мне мертвец заявится, что делать? – Как можно натуральнее, будто и правда во всё поверил, спросил я.

– Бабушку звать, она знает на него управу, захочет – поможет. Вообще, осталось тебе наследство от деда, вот, только где его твоя старуха прячет… не знаю.

– И что он оставил? – Удивился я.

– Книгу, самую что ни на есть колдовскую! Старинную, ей лет четыреста, а то и все пятьсот! От отца к сыну передавалась! Не знаю Саш, что в книге той, но страшная сила там таится – это к гадалке не ходи. Попробуй сыскать её, тогда тебе ни один мертвец не страшен. Больше скажу, – собеседница приблизилась ко мне и перешла на шёпот, – сам вызывать подобных деду Пети с того света сможешь!

Я бы усмехнулся тогда от услышанного, но уж таким тоном это сказала тёть Вера, что веселиться желания не возникло никакого. Просто сменил тему, так же, как сделал это прошедшим вечером с бабушкой.

– Здесь же леса вокруг вас, считай дикие, наверняка есть охотники, браконьеры, не мешают?

– Бывают, очень редко, но бывают. Выстрелы порой слышно, когда охотятся где-то поблизости, в основном ночью. Скажу тебе – это даже хорошо!

– Чем?

– Волков отстреливают и отпугивают. Иной раз волки ночью знаешь, как завоют. – И она продемонстрировала. – У-у-у-у!

Сделала это женщина так неожиданно и громко, что я вздрогнул и едва не уронил кружку с горячим отваром на себя, чем рассмешил хозяйку дома.

– Бабушка твоя этих волков даже подкармливает, ничего не боится старуха! – Снова вернулась она к обсуждению моей семьи.

Допив остатки тёплой жидкости, я сказал:

– Ладно тёть Вер, засиделся я у вас, пойду домой. Жена, наверное, давно проснулась. Не хочу её наедине со своей бабушкой надолго оставлять, особенно после ваших историй. Какими бы у нас с ней отношения ни сложились, в обиду давать я её не намерен.

– Бабушку попроси, она к тебе так жену приворожит, что та на край света пешком за тобой пойдёт.

– Нет уж, я как-нибудь сам свои семейные дела разрешу. Всё, пойду я. Правда, засиделся у вас.

– Погоди милок минуту, я сейчас. – С этими словами она ушла в другую комнату, – когда вернулась, в руке у неё находился свёрток, который был вручён мне в руки, – держи!

– Что это? – Не понял я.

– Обрез из ружья! Муж мой, царствие небесное, делал при жизни. Он же, кстати, с теми мужиками ночью деда твоего откапывать ходил. Здесь, главное, патроны самодельные, дробь серебряная. Если дед Петя придёт ты его и угостишь из обеих дудок! Убить его это не убьёт, но, поранит и отпугнёт точно! Вот тебе ещё несколько патронов, больше нет, если найду в сарае ещё, тогда зайдёшь, возьмёшь. Только бабушке своей не говори, что я тебе это дала, ворчать начнёт, ещё проклянёт.

Обрез я, конечно, не взял, сказал, что справлюсь сам. А уж если сильно понадобится: зайду к ней в другой раз и тогда возьму.

Рассказывать о том, что я тогда подумал и почувствовал, пожалуй, не стоит. Просто поблагодарил хозяйку за гостеприимство и направился к своей избушке.