ИВАНУ КРОМЕШНОМУ, МОЕМУ МИЛОМУ КЛАДОВЩИКУ ДУШИ

«Человек – парное существо. И если он несчастлив в любви, то он просто несчастлив… и всё.»

«АВИ»

Давай так. С рассудительностью.

Просто нужно храбро озвучить, что наши отношения нужно затормозить.

Я уже больше ничего не смогу теперь написать тебе нового, пока не заработаю новых приключений на свою задницу. Будут приключения – будет, что описать. Тем более, всё это сейчас пишется на последнем пределе моих нервных сил.

Так что в этом плане я тебе уже больше не помощница.

К тому же, что теперь у меня повис очень серьёзный и страшный диагноз – рак, хоть и под вопросом. Больная женщина тебе уж точно не нужна. Ты не справишься.

Твои письма приводят меня в сильное волнение и возбуждение ничуть не меньше, чем ты говоришь о себе. Я потом долго не могу заснуть или работать. Ползу на работу, как осенняя сонная муха.

Нам нет смысла идти дальше. Я уже и так думаю о тебе больше времени, чем это полагается обычным друзьям по переписке. С каждым днём желание с тобой общаться только распаляется, и никак не угасает. И с этим нужно что-то делать, потому что в конечном итоге я снова неизбежно приду к раздирающей душевной боли.

Снова тебе предлагаю. Совершенно трезвая и в здравом уме. Мне самой уже очень трудно останавливать себя в своих желаниях. Ведь я в любви маньяк.

Сила желания быть с тобой может однажды стать непреодолимой для меня. Поэтому, пока не поздно, и мы с тобой ещё в хороших ровных отношениях, занеси меня, милый, пожалуйста, в чёрные списки везде. Это единственный способ меня остановить.

Теперь дальше. Я тебе очень благодарна, что ты появился и был в моей жизни. Поэтому я и пишу это письмо, чтобы поблагодарить тебя.

***

Ты даже не думай, что я приеду. Физически не смогу это сделать. Денег нет, плюс скоро раскрутится машина моего лечения…

Не переживай. Муж мой позаботится обо мне. Потому что тиран и деспот в моей семье на самом деле я, а не он.

Я придумала все правила и создала все условия для него, чтобы он был, ну… типа главным, типа хозяином. Но управляю всем в моей семье именно я.

Это моё слово – закон, вложенное и сказанное детям через мужа. Это меня дети боятся ослушаться. Но в этом есть толк.

Моя дочь – стипендиатка президентского фонда, студентка айтишница. Это мои вещи везде, моя библиотека, моя квартира, и… во второй, новой, совместно построенной квартире, хоть она и записана на мужа, но там живут мои родители, я их туда поселила.

Это я делаю всё, что хочу. Муж даже позволил мне любовницу найти, чтобы удовлетворять свою похоть… Это я превратилась в чудовище, и сама в ужасе от себя.

***

А ты молодец, ты гораздо сильнее меня. Ты мужчина. Настоящий мужчина. Поэтому, я верю, у тебя должно хватить сил и рассудка занести меня в чёрные списки везде. Заблокировать и перекрыть мне доступ.

Я немного погорюю, а потом стану искать себе нового человека.

Но пусть это будешь не ты… Я не хочу, чтобы ты из-за меня переживал.

У тебя всё будет хорошо. Но пусть это случится без меня.

МЁРТВЫЕ НЕ ОБЩАЮТСЯ

Когда всё кончилось, сначала стало тихо. Ушла боль. Утихли страхи. Непривычно очень. Но кто чувствует эту непривычность? Нет ни тела, ни мозгов, значит и ума не должно быть. Если ум в мозгу. Но сознание осталось. Значит, что-то всё-таки осталось.

Так. Спокойно. Раз нет боли, то и тела нет. Есть лёгкость, есть сознание. Кто всё это думает? Я ведь умер. Кто такое это «я», которое продолжает думать?

И чем я смотрю, если нет тела и нет глаз? Значит, могила это не конец. Правда не конец.

Это первое, что я понял.

***

– Будто про меня пишет. Про детство особенно. Про метель и сосульки. Про то, как я жевала снег. – Слышу чей-то голос. Близко-близко. – Интересно, сколько ему сейчас лет? И где он рос? Всё про меня.

– Что это? Кто это? Кто говорит? Кому говорит? – Я – непонятное существо, умеющее слышать. «Я», которое прежде было человеком. Потом человек состарился и умер. А это «Я» продолжает существовать, слышит и, возможно, способно даже видеть.

И никакое оно не новое это «Я». Оно прежнее. Думает, как при жизни.

– Так легко и предельно просто пишет об одиночестве. Хотя и о себе, но всё время кажется, что обо мне. Случайно наткнулась в интернете. Надо Райке и Людке это посоветовать. Пусть почитают. Что там у него дальше? Три часа ночи, а отрываться не охота. Ладно, надо спать. Завтра после работы ещё почитаю. Как его зовут? *АВИ* – какое странное имя. А… Это псевдоним. Всё. Спать, спать, спать…

– А мне не хочется спать. Это плюс. Мёртвые не спят. Весело. Интересно. О! Вижу! Женщина в возрасте, немолода, но со следами былой красоты. Укладывается баеньки. Как странно. Она говорила, а губы не шевелились. Похоже, она думала. А я слышал. И так будет всегда, когда будут вспоминать обо мне? Забавно. Не знает ещё, что меня нет в живых. Что осталось от меня у них, живущих? Тексты. Мои тексты. У некоторых из них память обо мне. Но память скоро сотрётся. Даже у близких. У друзей раньше, у родных чуть позже.

А кто у меня родные? Нет их среди живых. Раньше меня ушли.

Я никогда не любил похороны. Старался не бывать. Смотреть, как в землю опускают ящик с холодной оболочкой, не интересно. Традиция людей. Прощание с телом усопшего. Да разве я тело любил? Я их живых любил. Настоящих. А тело, как старый, поношенный костюм. Теперь я и сам без тела.

***

– Ну, давай за Андрюху! Не чокаясь. Не плохой был парень. Конечно с придурью. Но кто сейчас без неё? – Вижу пару друзей, за меня пьют. Поминают. Водочка, закусочка, дым сигаретный за столом. Бывало и я любил этот простой мужицкий антураж. А теперь со стороны смотрю.

Они не знают, что я здесь. С ними. Не могут знать. Чувствую себя шпионом. Невидимкой. Забавно.

– Да. Странный он был. – Слышу продолжение разговора. – То болтает без умолку, слова не вставить. А то замолчит и в точку смотрит. Я слышал, он в последние годы немного умом подвинулся. Книжки писать начал. Пить совсем бросил.

– Это точно. И я заметил. Перестал ко мне приезжать. Сколько его ни звал к себе, он всё причины придумывал. Дома сидел и сочинял свою белиберду.

– А ко мне приезжал в последний год пару раз. С виду нормальный. Но молчаливый стал больше. А, если и говорил, то только о своих книжках. Но вот слушать он умел, как никто. Теперь это редкость.

Мне было приятно видеть друзей. Слушать их разговор. Читать их мысли. А что у меня ещё осталось? Только это. Никакими знаками дать знать о себе я не мог. Только смотреть и слушать. И, как я уже догадывался, слушать о себе мне придётся ещё долго. От разных людей, от моих живых читателей, от бывших жён и любовниц, от моих детей. От тех, кто жив и помнит.

И не только хорошее слушать. Но и узнать о себе и всё то, о чём забыла моя совесть. Всякое было в жизни. Они ещё напомнят мне мои гадости и подлости. Вспомнят меня низким, отвратительно трусливым и слабым. Люди помнят меня и таким. И я должен быть к этому готов. Среди них меня нет. Но остались мои поступки, мои ошибки, мои тексты. Я всё это заслужил.