Глава вторая
Великий город

Очнулся Ждан в кромешной темноте и полной тишине. Сердце бешено стучало в грудной клетке – ту-дум, ту-дум, ту-дум. Однако тело раздирал невыносимый холод. Будто сама жизнь оставила это крошечное тело. Мальчик поднес дрожащую руку к лицу, но так и не смог ее разглядеть. Страшно.

– Рада… – позвал Ждан как можно тише.

Разгулистое эхо ответило в сто раз громче, чуть ли не выкрикивая имя сестры во весь голос и неся его вдаль. Зажав уши руками, мальчик замер от ужаса. Но время шло, а никто так и не появился. Зато глаза немного привыкли к темноте – впереди угадывались очертания широкого и просторного туннеля.

Ждан собрался с силами и аккуратно побрел вперед. Все тело ныло и болело, но он продолжал упрямо брести по уходящему вверх склону.

«Интересно, как там Рада? Куда ее увела Хозяйка? И зачем? Что она собирается делать с сестрой? И что за существо появилось потом? Человек? Черт или лихо какое?» – вопросы роились в голове, словно назойливые сентябрьские мухи, жужжа и кусаясь. Но Ждан не мог ни ответить на них, ни прогнать прочь. Оставалось лишь раз за разом прокручивать одни и те же мысли и упрямо брести вперед.

Становилось теплее, почти перестало знобить от холода. Вокруг даже слегка посветлело – чернота сменилась оттенками серого. Но ощущение тревоги нарастало. Скользкое, шершавое, противное. Оно поднималось откуда-то из глубин коридора и волочилось следом, будто планировало догнать мальчика. Он не отважился обернуться и лишь шагал все быстрей и быстрей.

– Ш-ш-ш-шшш, – позади послышалось едва различимое шипение.

Мальчик рванул вперед. Каждый шаг отдавал болью в теле, но предчувствие упрямо твердило: догонит – погубит. Сдирая ноги в кровь острыми камнями и скальными наростами, Ждан стремился только вперед. Вдалеке забрезжил дневной свет, лицо окатило пряным летним ветром. Внезапно сзади его что-то крепко схватило и попыталось прижать к холодному камню. Словно дикий зверь, мальчик со всей силы заколотил ногами. Раз за разом он сбрасывал с себя сильные когтистые руки, извивался как змей, вгрызался зубами и непрерывно кричал неземным голосом. Как только хватка обидчика ослабла, Ждан изо всех сил рванул вперед. Лишь стоя одной ногой на согретых солнцем камнях, он обернулся.

В кромешной тьме подземного прохода стояла сестра. Взгляд ее был полон печали и толикой гордости.

– Прости за все, братец. Прости. И прощай.

– Рада!!! – Ждан развернулся и бросился было назад, но тут скала задрожала. В одно мгновенье ход в царство Хозяйки обвалился.

– Рада!!! – Мальчик вновь закричал не своим голосом и открыл глаза.

Снова темно, темно повсюду!

– Тише! Тише, тебе говорю! Чего разорался, ну?

Перед ним показалось незнакомое морщинистое лицо. Усталый взгляд, мешки под глазами, жидкие сальные волосы, тронутые сединой. Но при этом густая серая борода и роскошные усы. Незнакомец выглядел малость испуганным, слегка угрюмым, но вроде бы невраждебным.

– Вы кто?

– Дед Пихто, ха! – явно довольный собственным остроумием и ошарашенно молчавшим мальчишкой мужик зашелся хриплым хохотом. Который тут же перерос в кашель.

Лишь бегло осмотревшись по сторонам, Ждан осознал, что сейчас ночь, а сам он лежит в неспешно катящейся по дороге телеге. Старенькая лошадь туго знала свое дело и везла путников аккуратно, по памяти объезжая кочки и ухабы.

– Смеян я, Смеян, – промочив горло дешевым пойлом из бутылки, прохрипел возничий. – Слыхал обо мне, ну?

Ждан кивнул. Похоже, про него Рада и говорила… «Рада! Точно!» – мальчишка подорвался с места, вскочил на ноги и на ходу спрыгнул с телеги.

– Стой! – закричал Смеян и, чертыхаясь, то ли свалился, то ли перекатился на землю. – Дурной, что ли? Куда рванул?

– Сестра моя – Радка! Там осталась! Под горой!

Волна болезненных воспоминаний вновь захлестнула Ждана. Перед глазами то и дело мелькали образы сестры, хозяйки и загадочного существа. Казалось, нечто бестелесное опутывает его с ног до головы и пытается утянуть во мрак подземных пещер. Часть мальчика желала вернуться, но другая – отчаянно сопротивлялась.

– Эй, парень! Эй! Слышишь меня?! – приглушенный голос Смеяна с трудом преодолевал пелену наваждения. – Что с тобой, ну?

Ждан собрался с силами, судорожно вздохнул и вырвался из цепких объятий морока. Он лежал на земле, до боли в кулаках сжимая влажную от росы почву.

– Головой, что ли, стукнулся? – с сомнением пробубнил возничий.

– К сестре мне надо. Обратно, – с трудом поднявшись на ноги, мальчик неуверенно шагнул вперед, но тут же рухнул на колени.

– Куда же ты пойдешь? И так еле на ногах стоишь. Садись в телегу лучше, до Великограда доедем, там и разберешься во всем, ну?

Смеян попытался поднять Ждана с земли, но тот лишь отмахнулся.

– Нельзя. Мы и так от мамки с папкой сбежали. Кроме сестры у меня никого не осталось!

Мальчик решительно поднялся на ноги, несколько раз тяжело вздохнул и твердо направился в противоположном от Великограда направлении.

– Дурак, что ли?! Ну куда ты пойдешь, куда, ну?! – не унимался извозчик, тут же припустив за упрямцем. – Ночь, не видно ни зги. До Выселков два дня пути только, а у тебя ни еды, ни воды, ничего!

– Ничего, Радка мне показывала, как росу с травы пить. Да и ягод с грибами в лесах хватает, доберусь.

Лошадь-старушка посмотрела на удалявшихся все дальше и дальше спорщиков, грустно покачала седеющей гривой и начала разворачиваться в обратную сторону.

– Нет хода в царство под горой! Остановись, ну! – отчаянно взмолился Смеян.

– Простите, не могу. Нет мне жизни без сестры. Лучше сгину в поисках, чем дальше жить буду.

Сказанные слова отозвались внезапной болью в сердце. Тягучей, ноющей болью. «Поклялся ведь! Жить несмотря ни на что. В час скорби и нужды поклялся, от всего сердца. Не дело клятвы ломать, пусть даже на словах». Но лицо мальчишки оставалось угрюмым и упрямым: «Раду надо найти».

– Точно пойдешь? Что бы я тебе ни сказал пойдешь, да?

– Пойду, – решительно кивнул Ждан и повернулся поблагодарить за внезапную заботу, как вдруг получил резкий удар в живот. Сложившись пополам, он поднял глаза на неожиданно резвого Смеяна. Во взгляде читалось: «За что?», но произнести заветные слова не вышло из-за сбитого дыхания. Впрочем, извозчик и так все понял.

– Прости уж. Только я тебя отпустить не могу. Придется со мной до Великограда доехать.

Ждан хотел возразить, запротестовать, сбежать, на худой конец. Но второй удар прервал поток цепких мыслей и подарил недолгое блаженство забытья.

В следующий раз юнец очнулся под утро. Солнце еще не показалось из-за горизонта, но небо уже окрасилось яркими красками нового дня. Мальчик лежал на дне телеги, связанный по рукам и ногам веревкой. Рядом валялся нехитрый скарб – мешок с провиантом, несколько пустых и парочка полных бутылей, ворох сушеных трав (зверобой с шиповником, что ли?), старая подкова и горсть яблочных огрызков. На козлах сидел все тот же неунывающий кучер, насвистывающий незнакомую Ждану мелодию. Родители частенько говорили, что выходить за пределы деревни опасно – либо волки сожрут, либо ордынцы украдут. Детское воображение услужливо подкидывало одну картину за другой: вот Ждана привозят во вражеский лагерь, вот его уже пытают раскаленными углями, вот продают на невольничьем рынке богатому хану, вот он тщетно силится убежать от обученных гончих псов под одобрительные крики толпы.

– Не боись, ничего я тебе не сделаю, ну, – не поворачиваясь прохрипел Смеян.

Ждан затаился и даже дышать перестал. Глаза у этого мужика на спине, что ли?

– И глаз на затылке у меня нет, – рассмеялся возничий, пересаживаясь на дно телеги к мальчику. – В моем деле что важно? Людей понимать. И тебя я по-другому точно бы не остановил. Понимаешь, да?

Мальчик неуверенно кивнул. Не из согласия, скорее из страха. Кто будет спорить с собственным похитителем? Особенно, будучи связанным по рукам и ногам.

Словно вновь прочитав чужие мысли, Смеян вздохнул и достал из голенища изрядно поношенного сапога нож. То был нож отца Ждана. Однако поднявшаяся было волна возмущения моментально ретировалась, как только возничий придвинулся ближе и замахнулся клинком. Мальчик зажмурился: «Прости, Рада, родная! Обещал жить да поживать, но, видать, не судьба.» Удар!

Нет, на самом деле Смеян принялся пилить ножом веревки, попутно ругаясь и приговаривая:

– Эх, пьяный вчера был. Ну. Так затянул, что вовек не развяжешь. Жаль, бечевка-то ладная…

Через несколько минут тряска прекратилась, а еще через пять Ждан наконец осмелился открыть глаза. Руки и ноги были свободны, хоть и страшно затекли. А вот нож Смеян отдавать не спешил.

– Да не съем я тебя, не боись.

– Не угадали, – буркнул Ждан.

– Чего не угадал?

– Я подумал, что нож вы отдавать не спешите.

– Не спешу, это ты верно заметил, – заливистый смех вперемешку с кашлем даже лошадь заставил обернуться. – Но обязательно верну. Как только в Великоград вернемся. А пока я тебе кое-что расскажу. Ну?

Мальчик осторожно кивнул. Спорить с вооруженным человеком не хотелось. Впрочем, со своим неожиданным проворством Смеян и без ножа представлял немаленькую опасность для хилого ребенка.

Начинать рассказ извозчик не спешил. Хмурился, крутил ножик в руках, вздыхал, дважды почесал лысеющую голову. Посмотрел на Ждана, снова вздохнул. Потянулся было к бутылке, но передумал. Дальше тянуть смысла нет было: каждый человек его профессии знал, что время – деньги.

– Три дня назад, стало быть. Спал я себе дома, спал да никого не трогал. Снилось мне что-то. Может, и нет, черт его знает. Но потом…

На лбу у Смеяна проступили капельки пота, лицо побледнело.

– Приснилось, что стою я в пещере. Гол и бос. В чем мать родила, ну. Холодно, будто Навь забрала. А сделать ничего не могу. Ни пошевелиться, ни моргнуть, ни дышать. Будто вся земная твердь на плечи свалилась…

Извозчик вытер пот рукавом поношенного кафтана и продолжил. Ждан внимал как зачарованный.

– А потом появилась Она. Словно из ниоткуда. Всю свою жизнь я на баб не засматривался, ну! Сеню свою всем сердцем любил. Но такой красоты никогда не видал. И не увижу. А затем совсем чудное произошло…

Смеян говорил сбивчиво, то и дело осматривался по сторонам, не подслушивают ли их случайные белки и птицы. Глаза его блестели возбужденно и одновременно удивленно, будто он сам не до конца верил в собственный рассказ и только сейчас смог им поделиться.

– Она протянула мне руку… А на ней – вот такой кусок малахита! – Мужчина изобразил большим и указательным пальцем добротную монету. – Чистейший, ни примесей, ни трещин! На деньги с него можно одну, а то и две зимы пережить. Не работать вовсе, просто на печке сидеть, ну!

Сам не зная почему, Ждан подался вперед, жадно внимания каждому слову. Возможно, сказался заговорщический тон Смеяна. Или хотелось побольше узнать о загадочной владычице всего малахита под горой…

– Я ничего не сказал, но слова были лишними. Она рассмеялась и взмахнула рукой. В моей голове промелькнули дерево близ дома, лежащий под ним мальчик, повозка и Великоград. Вспышка – и все исчезло. Я вновь лежал в кровати, мокрый аки серая мышь, руки трясутся. Схватил что под руку попалось и побежал к дереву. Нашел тебя. Запряг повозку и сходу рванул в Великоград.

Седовласый кучер потянулся вглубь кафтана и что-то достал. Рывком придвинулся к Ждану и раскрыл ладонь. На ней красовался искрящийся в солнечных лучах малахит.

– Камень лежал у меня за пазухой. Этот. Видишь?

Конечно, Ждан видел. Сразу вспомнил подземные залы и реки малахита в пещере. Если даже крошечный кусок настолько будоражит умы людей, то на что они готовы ради куска побольше? Например, того самого, что лежит за пазухой у самого мальчика.

– Видишь?

Возничий явно хотел получить ответ, и Ждан кивнул, лаконично добавив:

– Вижу.

Смеян рывком отодвинулся от мальчишки, спрятал свой драгоценный камень в складках одежды и откинулся назад, запрокинув голову.

– Видишь, стало быть.

От последовавшего смеха у Ждана волосы стали дыбом – столько эмоций перемешалось в нем разом.

– Не привиделось, значит. Не приснилось.

Возничий вернулся на козлы. Лошадь повернулась к хозяину и ободряюще зафырчала, явно сочувствуя сложившейся ситуации.

– Знаешь, что смешнее всего, парень?

Возведение в звание парня Ждану, конечно, льстило. Раньше его называли малец, мальчик, мальчишка. Но парень – это другое. Старше, мудрее, сильнее. Парень хоть куда! Рубаха-парень!

– Нет, – ответил парень, немного помолчав. Несмотря на только что обретенную мудрость и множество новых качеств, смешного в сложившейся ситуации он не видел.

– Жили-то мы неплохо: жена-красавица, дочка-хозяйка, сынишка… твоего, значит, возраста, ну. Ладно жили, душевно. Со своими проблемами, конечно. Иногда пояса затянуть приходилось. Но даже в самые лютые зимы и дрова были, и еда. Тебе-то повезло меньше, по лицу вижу.

Ждан прекратил растирать уставшие запястья и провел ладонью ото лба к подбородку: «Лицо как лицо. Глаза, нос, рот – все на месте». Хмуро уставился он на спину Смеяна.

– Голод, парень. Голод, ну… Много я его в жизни повидал. И в отрочестве, и в молодости… да и в последние годы. Я по дороге до Великограда сотни раз ездил. Груза перевез столько, можно княжьи закрома доверху забить.

Людей повидал немыслимо. И хороших, и плохих. И голодных. Острые скулы, кости торчат, а в глазах – голод. Да такой, что на смертоубийство толкает. Опасная штука. Ну и сразу видно, что питался ты последнее время неважно.

– Ничего подобного, – запротестовал Ждан. – Кашу ел полбяную, ягоды, яблоко! Даже пряник разок пробовал.

Упоминания еды тут же пробудили аппетит в растущем нутре. Живот протяжно заурчал, отчаянно оповещая о необходимости перекуса. Да и как давно мальчишке доводилось хоть что-то положить в рот?

– В мешке снедь лежит – хлеб, молоко, соли чуток, пара яблок. Невесть что, но с голодухи выбирать не приходится, верно? Угощайся.

Ждан с сомнением поглядел на затылок кучера, а затем на мешок: «С чего бы такая щедрость?»

– Да ешь давай, ну. Не боись, умысла злого нет. На детей голодных смотреть не могу. Только мне что-нибудь оставь!

«Ну и что, что вновь стал мальчиком, а не парнем – зато живот урчать перестанет!» Развязав тесьму, мальчишка сразу почувствовал дивный запах закваски. Целый батон золотистого хлеба! Рядом с ним расположились добротная крынка с молоком, четыре яблока и что-то завернутое в лопуховый лист. Соль, видимо. Ждан сглотнул подступившие слюни и вновь неуверенно взглянул на Смеяна.

– Ешь-ешь, не стесняйся!

Отбросив лишние опасения, мальчик приступил к трапезе. Хлеб был немного суховат, с загрубевшей корочкой, молоко кислило из-за жары, а яблоки чуть сморщились, но даже такая простая еда показалась Ждану дивным яством. Он смаковал каждый крошечный укус, каждый глоток, каждый хруст.

– Перекусишь, и жизнь становится веселее, ну! – улыбался кучер, кусая еще кисловатое летнее яблоко. – Тебя как звать-то, малец?

– Ждан, – ответ давался с трудом, учитывая набитые едой щеки.

– Вот что, Ждан. Отпустить я тебя не могу. До Великограда не довезу – смерть и мне, и семье моей. Как до города доберемся, так наши пути и разойдутся. Нож тебе отдам, а захочешь – даже до Выселков вновь подвезу. Ну? Договорились?

Мальчик задумался. Сперва он собирался спрыгнуть с телеги, как только Смеян потеряет бдительность, и тут же скрыться в лесах. Но места вокруг незнакомые, в какой стороне родная деревня – непонятно, а коль идти вдоль дороги – быстро догонят. Да и гор вовсе не видать, похоже, далеко лошадка увезла. Сам возничий здорово напугал Ждана, но человек он был вроде неплохой – стал бы кто попало чужого ребенка кормить? Да, ударил пару раз, но и дома били частенько. И слова эти, что не жить ни Смеяну, ни семье его, коль Ждан убежит…

– Договорились.

– Вот так вот запросто? – кучер обернулся и впервые посмотрел на мальчика с нескрываемым удивлением.

– Ну… не хочу, чтобы вас убили. Или ваших родных. Вы же вроде неплохой человек.

Мужчина почесал седую бороду и рассмеялся:

– Пожалуй, неплохой, ну! Верно, Дряга?

– Дряга? – вопросительно поднял брови Ждан.

Спереди раздалось воодушевленное конское ржание.

– Кобыла моя – Дряга. Зовут ее так, ну. Хорошая животина. Добрая и преданная. Из стольких передряг меня вытаскивала. Не сосчитать. Старовата, правда, стала – еле ноги волочит. Но Великоград любит. Если поездка выходит удачной, я ее яблоком угощаю. Побольше да посочней.

– Ой… а мы все яблоки-то и съели, – ужаснулся мальчик.

– Не боись, ну. Новых купим, как до города доберемся. Либо по дороге наберем, знаю я одну деревню заброшенную…

И Смеян пустился в рассказы обо всем и ни о чем, как это умеют делать разве что кучеры и бояре. Говорил он ловко и гладко, разве что словечки всякие вставлял куда ни попадя. За несколько часов ухабистого пути Ждан узнал, что Великоград так зовется из-за размеров своих великих – крупнейший город на много верст вокруг. Народу в нем разного хватает – и бояр богатых, и оборванцев голозадых, и горожан приличных, и ушлых купцов. Последние такие цены заламывают, хоть волком вой! Князь нынешний – Остромир – ни рыба ни мясо. На троне сидит, да деньжищи с сел да деревень окрестных собирает. Нет, чтобы дорогами заняться, разбойников из лесов выдворить, да бешеных зверей переловить. Вместо этого пирушки крутит да перед боярами заискивает. Те и рады, золота с барского плеча в казну отсыпают, да мед попивают. Только трепаться об этом в городе не стоит, иначе до следующего рассвета можно и не дожить. Да и вообще, кому эти города нужны? Люди там – тьфу, ни о чем окромя себя не волнуются, ближним не помогают, постоянно куда-то бегут, что-то делают. Даже минутки найти не могут, чтобы просто на солнышке полежать да полной грудью вздохнуть. Дураки, одним словом.

Ждан, в свою очередь, рассказал о родных краях. Как здорово им жилось с отцом, маменькой и сестрой Радмилой. Как они вместе хозяйство вели, как землю в порядке держали, в поле работали, забор чинили. Как рыбу на речке ловили, жуками сушеными менялись, оружие из веток мастерили. Смеян поддержал мальчика в стремлении оруженосцем богатыря стать, дело нужное и полезное. Только лучше сперва ратному делу обучиться да подрасти немного. Когда рассказ добрался до событий последних лет, извозчик молчал и лишь неодобрительно качал головой. Особенно на местах, когда отец Ждана поколачивал за малейшие провинности. Приключения в лесу вызвали еще больший отклик, а прощание с сестрой даже выбило скупую мужскую слезу из видавшего виды кучера.