2

Лёха сжимал в потной ладони два туго свёрнутых рулончика пятитысячных банкнот. Пятьдесят «пятаков» жгли карман – требовали, кричали: «Поставь нас на зеро или в очко смажь – поднимешься, должна же когда-нибудь чёрная полоса кончиться». Сейчас, сто пудов, повезёт – поднимешь банк и на хер «Зуба» с его лёгким заказом пошлёшь, и по долгам раскидаешься. Лёхе так сильно хотелось рвануть в «катушку»² на Нартово или в место попроще – на окраине Автозавода, что руки дрожали и потели, а в груди раскручивалась жадная воронка азарта. Одна беда – эти места были под «Гансом», а тот строго-настрого довёл до всех: пока «Пономарь» не отобьёт все долги, на порог его не пускать. А ещё лучше брать за яйца и тащить к нему, «Гансу», со скоростью курьерского поезда. Так что долг, хотя бы половину, надо закрыть, или его – Лёху – закроют в деревянный ящик.

Стоя в тёмном подъезде на последнем, пятом этаже, Пономарёв смотрел сквозь грязное стекло на вход в неприметный ресторанчик. Нервно куря одну за одной сигареты, «Пономарь» боролся со злым чёртом, сидящим за его левым плечом и настойчиво нашёптывающим в самую душу: «Поставь на кон, поставь на кон!»

Сплюнув густую и горькую от никотина, азарта и адреналина слюну, Лёха, наконец, решился.

– Опа, кого я вижу! – «Дохлый» радостно сощурился и звонко хлопнул в ладоши. – «Пономарь» собственной персоной, знать услышал, по ком звонит колокол.

– Я к «Гансу», – Лёха продемонстрировал «Дохлому» рулончики. – Долг принёс.

– Это ты вовремя, – «Дохлый», здоровый, как трёхстворчатый шкаф, мужик с перебитым носом и пиратской серьгой в ухе радостно заржал. – А то ты всё бегаешь и бегаешь, на приглашения не отзываешься, «папа» тебя уже в розыск собрался объявить.

– Я ни от кого не бегаю, – буркнул Лёха. – Занят был, деньги собирал.

– Ну, проходи, – «Дохлый» хлопнул Пономарёва по плечу так, что тот пошатнулся. – Только ручонки растопырь.

«Личник»³ хозяина подпольного казино быстро ощупал Лёху, не пропустив ни подмышки, ни пах, ни голени с капюшоном, напоследок проведя по телу портативным металлодетектором.

– С чего такая бдительность?

Лёха принялся рассовывать по карманам мелочь, которую его заставил вытряхнуть «отбойщик»⁴.

– С того. Даджиева с племянником завалили, разве не слышал?

– Ну, да.

– И кто?

– Да хер его знает. Залётный кто-то.

– Под себя, значит, его точки возьмёте?

– А, то. Погодь… – «Дохлый» придержал направившегося к лестнице Лёху за плечо. – Шефу брякну.

Поднеся трубку большого старинного телефона к уху, «отбойщик» потыкал пальцем в серебристые кнопки.

– Алло, – тон «отбойщика» из развязного и шутливого стал если не подобострастным, то очень вежливым и серьёзным. – Генрих Францевич, к вам «Поно… – «Дохлый» осёкся, вспомнив, что шеф не любит кличек, и тут же исправился. – Пономарёв Алексей. Говорит, долг принёс. Ага, сейчас приведу.

Брякнув эбонитовую трубку на серебряные рычажки, «Дохлый» крикнул.

– «Лупа» дуй сюда, сменишь меня на тумбочке. А ты, – он похлопал Лёху по плечу, – топай за мной.

Лёха вошёл в кабинет. Не кабинет, а воплощение хай-тек минимализма: белоснежные стены, переходящие в столь же белый потолок, чёрные плитки пола, матово отсвечивающие в свете точечных светильников. Ни тебе картин на стенах, ни книжных полок, ни цветов в вазах. Лишь большой зеркальный стол да два офисных стильных кресла, ценою в пару-тройку заказов «Пономаря».

– Вот… – Лёха поставил скатанные в рулончики купюры перед хозяином «катушки», голубоглазым блондином с резкими чертами лица.

Блондин уронил пальцем один рулончик на зеркальную поверхность стола, небрежно покатал его и лениво бросил, глядя прямо в глаза «Пономарю».

– Не тянет это твоё творчество, на пятьсот тысяч рублей.

Лёха кивнул, очень ему было неуютно под пристальным взглядом блёкло-голубых глаз, разлепил пересохшие губы.

– Да, Генрих Францевич, здесь половина. Остальное, – он нервно сглотнул, – через неделю. Край – две.

– Край – две… – задумчиво протянул блондин. – Зачем ты от меня, Алексей, прятался? Долг, если мне не изменяет память, ты должен был занести ещё в прошлую пятницу.

– Я не прятался, Генрих Францевич, я деньги искал. Не хотел вас попусту беспокоить.

– Попусту… – вновь повторил за Пономарёвым «Ганс» и прикрыл глаза.

Лёха облегчённо вздохнул, очень его нервировал, да что там – пугал, взгляд холодных глаз хозяина подпольного казино. Веяло от этого взгляда могильным холодом. «Ганс» и за меньший долг, не отданный вовремя, пускал людей гораздо круче, чем Лёха, под молотки.

– Ну, хорошо, – вышел из задумчивости блондин, – поверим, только… Если обманешь, Алексей, лучше тебе самому…

– Я понял… – Пономарёв кивнул, чувствуя, как разжимается пружина страха в груди.

– Свободен. Фёдор, забери, – «Ганс» катнул рулончики в сторону «отбойщика».

– Слушай, Федя… – начал Лёха, когда они спустились в холл.

– Какой я тебе Федя, – «Дохлый» скривился, будто Пономарёв обратился к нему не по имени, а дёрнул больной зуб, – меня так, блин, мамаша звала. Ты же не Францевич, по погонялу обращайся.

– Хорошо. «Дохлый», кто о моём долге знал?

– Хер знает. Многие, наверно. Ты же так играл, так играл – как гусар… – «отбойщик» весело заржал.

Лёха зашёл с другой стороны.

– Не в курсе, – начал он осторожно, – кто-нибудь недавно, не искал исполнителя?

– Чего? Какого, блин, исполнителя? Ты, вообще, о чём, «Пономарь»?

Лёха изобразил пальцами пистолетик и сделал вид, что стреляет.

– Пых.

«Дохлый» повертел пальцем у виска.

– Тебе сколько лет, дурила?

– Тридцать пять.

– Точно? А вопросы задаёшь, словно тебе пятьдесят пять. Кто же сейчас такими вещами в офлайне интересуется? Сеть – наше всё. Всё там: стволы, девочки, «ганджибас» и… – отбойщик усмехнулся. – Исполнители.

– Понял… – в принципе, всё как Лёха и думал. – А такого… – «Пономарь» как мог подробно описал одноклассника. – Не знаешь? «Зуб» погоняло. Может, заходил, играл?

«Дохлый» на секунду задумался, погонял морщины по лбу, покачал головой.

– Не припомню такого, – и добавил, – вали.

«Отбойщик» подтолкнул Пономарёва в сторону выхода.

– И давай, с долгом не морозься. Очень мне неохота тебя искать и на кусочки потом распиливать.

3

Сидя в побитых жизнью и дорогами «Жигулях» пятой модели, Лёха смотрел на стандартную блочную пятиэтажку, на втором этаже которой в угловой квартире жил его «объект».

Дом стоял на особицу, отсечённый от прочих строений узкой улочкой, палисадником и линией не то сараев, не то гаражей. Пятиэтажка серой своей безысходностью наводила тоску и желание никогда её больше не видеть. Таких по всей стране построено, наверное, не один миллион. Серый облицованный камешками фасад, узкие бетонные лестницы, куцые балконы. Но было в «хрущёвке» какое-то несоответствие, которое Лёха никак не мог ухватить.

Лёгкая тень тревоги накрыла Пономарёва, когда он только въезжал в район. Странный, надо сказать, это был район, как и путь, по которому он до него добрался. Двухполосная дорога, проложенная вдоль, казалось бы, бесконечно тянущегося пустыря, застроенного ржавыми башнями ЛЭП, какими-то металлическими конструкциями – то ли воздуховодами, то ли трансформаторными будками – и хаотично разбросанными бетонными сооружениями, напоминающими не то доты времён Великой Отечественной войны, не то гигантские вентиляционные шахты. Непонятно кем и для кого возведённые. Серые панельные пятиэтажки, построенные так близко друг к другу, что казалось, они вот-вот соприкоснутся шершавыми бетонными плечами, вызывали совершенно параноидальное чувство клаустрофобии. И вот сейчас эта лёгкая, полупрозрачная тень изрядно сгустилась.

Откинувшись на неудобное сиденье «Жигулей», «Пономарь» наблюдал за текущей во дворе жизнью. Жизнь, даже если принимать во внимание утро буднего дня, была скудной.

За час с лишним ожидания он увидел дворника. Тот с полчаса неторопливо поразгонял грязь по тротуару, а затем, швырнув метлу в хлипкий деревянный сарай, ушёл. Двух бабок, шустро куда-то просеменивших. Таких типично советских типажей – тёплые платки, вязаные кардиганы и шерстяные колготки – он давно не наблюдал. Одинокого бомжа, копошившегося около мусорных баков. Молодую женщину, неторопливо толкавшую перед собой коляску. Да забулдыгу, который, остановившись возле нужного Лёхе подъезда, трепетно и тщательно пересчитал мелочь в кулаке, а затем уковылял прочь.

Помимо неправильности в облике дома, Лёху беспокоило малое количество машин, припаркованных вдоль тротуара. На весь восьми подъездный дом автомобилей насчитывалось всего пять штук, да и те – сплошь отечественный автохлам каких-то лохматых годов выпуска.

Да прокатил мимо древний, как говно мамонта, грязно-оранжевый УАЗ «Буханка» с двумя чудилами в кабине, натянувшими на самые глаза капюшоны чёрных прорезиненных плащей.

Проводив взглядом стреляющую неисправным глушителем древнюю «тачку», Лёха нервно усмехнулся: они бы ещё ОЗК⁵ натянули.

Всё это: и несоответствие в фасаде, которое он никак не мог понять, и малое количество людей, и отсутствие машин – сильно нервировало «Пономаря», раскручивало маховик тревоги внизу живота, не давало сосредоточиться и ещё раз просчитать свои действия.

Лёха принялся глубоко дышать, стараясь унять начавшую бить его нервную дрожь. Когда расшалившиеся нервы более или менее успокоились, он смог ясно мыслить.

Чего он вообще мандражирует? Он ведь не собирается никого убивать. Просто заболтает мужика попозировать немного в позе трупа с кетчупом на морде, а если тот пойдёт в отказ, накачает его водярой до состояния риз, опять же обольёт кетчупом и сделает фото. На крайний случай, если тот начнёт возбухать, вырубит его и дальше по плану – кетчуп, фото.

Затем поедет к «Зубу», предъявит доказательства, заберёт деньги и вуаля. Пусть потом Костян его ищет и предъявляет что хочет, если потянет, конечно. Главное – с «Гансом» расплатиться.

Высиживать в машине дальше не имело смысла, как известно: если решил – за дело. Вот «Пономарь» и взялся за дело. Из бардачка Лёха достал кетчуп, специально подбирал, чтобы тот был максимально похож на кровь, и литровину водки. Рассовал по карманам. Напоследок тщательно протёр в салоне все поверхности влажной салфеткой, пропитанной растворителем, так на всякий случай – мало ли как всё может обернуться, и, натянув на глаза капюшон мастерки, вышел из машины.

4

В чём несообразие фасада, так цепанувшее его и заставившее нервничать, Лёха понял, лишь подойдя к дому вплотную. Окна! Простые деревянные рамы, расчерченные крестовинами створок. Забыв о конспирации, «Пономарь» прошёлся вдоль дома, в открытую рассматривая панельку. Ни одного пластикового окна и ни одного застеклённого балкона.

И подъездные двери – обычные деревянные двери, крашенные в мерзотный бурый цвет и обитые по периметру полосами жести. Ни тебе домофона, ни самого захудалого кодового замка, не говоря уже о цифровом устройстве умного дома. Хватайся за большую П-образную ручку и открывай.