Председательствовал освобождённый секретарь – Миша Рогов. Миша закончил институт лет пять назад, носил в кармане партийный билет, но из комсомольского возраста ещё не вышел и потому имел полное право возглавлять комсомольскую организацию.

Члены комитета сидели вокруг большого прямоугольного стола в специальной комнате для заседаний, примыкавшей к кабинету Рогова, какому там кабинету – маленькой комнатке три на четыре с одним письменным столом, парой стульев и креслом для посетителей. «Каморка папы Карла» – шутя называли студенты кабинет Рогова, имея в виду не только героя известной сказки Алексея Толстого, но и основателя научного коммунизма Карла Маркса, портрет которого был единственным украшением комнатки.

В отличие от каморки председателя комната для заседаний была достаточно просторной. Помимо стола, вокруг которого сейчас сидели комитетчики, здесь громоздилось несколько шкафов с собранием сочинений Ленина, юбилейными альбомами, кубками и призами. Под стеклом рядом с бюстом вождя мирового пролетариата хранилось знамя комсомольской организации. На стенах между шкафами висели стенды с орденами и историей ВЛКСМ. В углу на маленьком столике красовалась гордость комитета – электрическая пишущая машинка «Оптима 202».

Заседание проходило чётко по повестке: итоги уборки картофеля, подготовка к смотру первокурсников, празднование очередной годовщины Великой Октябрьской Социалистической революции. Комитетчики отчитывались, слушали своих товарищей, задавали вопросы, голосовали. Маша Савельева, тихая худенькая девушка в больших очках, как всегда, вела протокол.

Самое обычное рутинное заседание. Оно ничем не запомнилось бы, как не запомнились десятки других заседаний, проходивших по два-три раза в месяц, если бы не последний вопрос повестки дня – «Разное».

– Мы с Игорем предлагаем открыть в нашем институте дискуссионный клуб с условным названием «Ленинская чистка», – когда дошли до «Разного», начал делиться своей идеей Павел, – все мы знаем, что в последнее время в нашей жизни распространилось много негативных явлений: потребительство, бюрократизм, аморальное поведение. Мы привыкли называть эти явления «пережитками капитализма», но ведь с момента революции прошло уже больше шестидесяти лет, а эти явления не только не исчезают, но и разрастаются. В чём причина? Наша гипотеза состоит в том, что мы подзабыли некоторые основополагающие марксистско-ленинские идеи. Нужно вернуться к прочтению классиков, сопоставить их теоретические положения с практикой наших дней и понять, что мы делаем не так, чтобы очиститься от ошибок, которые мешают нам двигаться вперёд.

Выступление Павла произвело на членов комитета неприятное впечатление. В комнате повисла тишина. Комитетчики не знали, как отнестись к этой затее. Никого из них не волновали проблемы марксистско-ленинской теории, а уж тем более в применении к реальной жизни. Теория сама по себе, а жизнь сама по себе – это было для юных карьеристов совершенно очевидно, хотя они никогда не произнесли бы такую ересь вслух. Они выжидательно смотрели на Михаила – что скажет главный?

Для Михаила предложение стало досадной неожиданностью. «Дурачьё, – подумал он, – лучше бы посоветовались сначала со мной», а вслух сказал:

– Интересное предложение, ребята. Останьтесь после заседания, и мы его подробно обсудим.

После заседания Михаил провёл друзей в «каморку папы Карла», включил в сеть дюралюминиевый электрический чайник, предложил располагаться, кому как удобно, и боком протиснулся к своему столу.

– Ну и задачку же вы мне задали, ребята, – начал он, повздыхав, – все нормальные студенты требуют дискотеки, клубы интернациональной дружбы, а вы вон чего удумали – дискуссионный клуб им подавай! Думаете, кто-то придёт в ваш дискуссионный клуб?

– Смотря какие темы мы будем поднимать? – возразил Павел.

– Ну, и какие же, например, темы?

– Мы обсуждали уже с Игорем первое заседание. Давайте посвятим его проблеме государства. Так и назовём «Отмирание государства: за и против». Сопоставим ленинские идеи с реальным положением вещей. Разберёмся, что неладно в нашем государственном устройстве.

– Ну и что же неладно в нашем государственном устройстве? – насторожился Михаил.

– Так для этого дискуссия и проводится! – бросился выручать друга Игорь, – нам всем вместе надо с этим разбираться!

– Ребята, вы это серьёзно? – секретарь в недоумении хлопнул себя ладонями по ляжкам, – вы хотите, чтобы у меня забрали партбилет, а вас исключили из комсомола? Кто в здравом уме и твёрдой памяти позволит обсуждать такие вопросы, когда все ответы даны в партийных документах? Я вас очень ценю и считаю вас отличными комсомольцами, может быть, лучшими комсомольцами в институте, но, ей богу, эта ваша затея совсем не к месту и не ко времени. Советую вам как друг – бросьте вы эту фигню!

Чайник тем временем зашумел, и из носика повалил столб пара.

– Вот и чай поспел, – обрадовался Михаил, отделил шнур от дюралюминиевого корпуса и залил кипяток в заварочный чайник, – сейчас чайку попьём с сушками!

– Облом! – с досадой сказал Игорь, как только они вышли из комитета комсомола.

В коридоре их поджидали Римма и Ната – две девушки с курса, с которыми они были очень дружны. Их на курсе так и называли – «великолепная четвёрка». Римма, худенькая блондинка с короткой мальчишеской стрижкой, немного напоминала своим видом юркую мышку: остренький носик, подвижное лицо, порывистые движения. Весь её облик – отсутствие косметики, толстый свитер серого цвета, потёртые джинсы, кеды вместо туфель – был подчёркнуто незаметным, если бы не глаза: большие, распахнутые в мир, меняющие цвет в зависимости от освещения от бледно-серого до небесно-голубого. Глаза, казалось, жили сами по себе, а всё остальное – само по себе, но от глаз было просто невозможно оторваться.

– Ну, как дела с клубом? – с ходу спросила она расстроенных друзей.

– Пролетели, как фанерка над Парижем, – в своей обычной манере ответил Игорь.

– Жалко, – на Риммином лице появилась гримаска огорчения, – идея-то ведь хорошая!

– Рогов всего боится, – с едва сдерживаемой злостью вступил в разговор Павел, – и разрешения не даёт.

– А зачем нам обязательно разрешение? – спросила Римма, – разве мы не можем просто взять и собрать клуб?

– Где мы его соберём? У нас даже помещения нет! – тяжело вздохнул Павел.

– Если дело только в помещении – я могу помочь, – сказала вдруг Ната.

Все посмотрели на неё, как будто только что заметили.

Нату в их компании воспринимали не очень серьёзно, что было несколько странно, потому что, по сравнению с Риммой, она была девушкой яркой и выразительной. В отличие от подруги, Ната не любила брюк и носила подобранные со вкусом платья, юбки и жакеты, подчёркивающие её ладную фигуру. Волосы она не стригла, а чуть подрезала и завивала, и они падали тёмно-каштановой волной на плечи, обрамляя немного вытянутое лицо с высокими скулами и тонким носом. Светло-карие, немного зеленоватые глаза всегда смотрели приветливо-вопрошающе, как будто она чего-то от вас хотела и предоставляла вам право самим понять, чего именно.

Молчание длилось не больше минуты, но друзьям показалось, что мимо них пролетел не один тихий ангел, и не один милиционер родился на просторах их необъятной страны.

– А с этого места попрошу поподробнее, – прервал затянувшуюся паузу Игорь. – Тётя из Америки виллу в наследство оставила на Лазурном берегу?

– Почти, – засмеялась Ната, – только не тётя, а бабушка, не виллу, а квартиру, и не в наследство, а цветы поливать.

Оказалось, что бабушка Наты серьёзно заболела, и родители перевезли её к себе, чтобы она была под присмотром, а Нате вручили ключи и поручили ездить на квартиру к бабушке два раза в неделю поливать цветы.

Вся компания немедленно поехала осматривать так удачно подвернувшееся помещение.

Ехать было недалеко – четыре остановки на трамвае, при желании можно и пешком дойти.

Сталинский пятиэтажный дом абрикосового цвета стоял, повернувшись одной стороной к тихой улочке, по которой ходили трамваи, а другой – в уютный дворик, заросший сиренью и чубушником, заставленный покосившимися чуланчиками и металлическими гаражами.

Квартира поражала своими размерами: трёхметровые потолки с лепниной, большая прихожая с огромным шкафом, просторный зал с двумя широкими окнами, круглым столом в центре и пианино в углу. В одну сторону от прихожей располагались ванная комната с газовой колонкой и старинной чугунной ванной, неожиданно тесный туалет и длинная, похожая на кишку кухня. В противоположном направлении убегал узкий коридор – там были ещё какие-то комнаты, но туда Ната никого не повела, а друзья решили не наглеть. Люстры, обои, мебель – всё в квартире было добротно и качественно сделано в лучших традициях пятидесятых годов, когда, видимо, всё это покупалось и наклеивалось, но с тех пор всё успело устареть и обветшать – и квартира оставляла противоречивое впечатление былой роскоши и сегодняшнего запустения.

– И кто же у нас бабушка? – присвистнул от удивления Игорь.

– Скорее уж дедушка, – грустно ответила Ната, – он был генералом, героем Советского Союза, в его честь даже улицу назвали.

Друзья с восхищением смотрели на Нату, открывшуюся им вдруг с неожиданной стороны, а одновременно на большую комнату, на широкий стол, на зелёный абажур над ним. Картина напоминала им обстановку рабочих кружков начала двадцатого века – и так хотелось скорее провести заседание своего клуба!

Через неделю за этим столом собрались ребята и девчонки с их курса – всего человек десять. Ната заварила чай и поставила на стол вазочку с печеньем. Молодые люди были на редкость торжественны и серьёзны, как будто всеми овладело чувство причастности к чему-то великому, что совершается на их глазах и в чём им посчастливилось участвовать.

С основным докладом выступил Павел. Он горячо рассуждал о том, что понятие «общенародное государство» ненаучно и скрывает классовую сущность государственной машины. По факту же власть в стране захватила партийно-советская номенклатура, постепенно перерождающаяся в новую буржуазию.

– Советская номенклатура превратилась в новый правящий класс, – развивал основной тезис своего доклада Павел, – ни Маркс, ни Ленин не говорили ни о каком «общенародном государстве». Либо «диктатура буржуазии», либо «диктатура пролетариата» – третьего не дано. На мой взгляд, наше «общенародное государство» больше напоминает первое, чем второе.

Не все соглашались с точкой зрения Павла, спор получился острым и горячим. Настоящий спор, а не те вымученные дискуссии, которые иногда возникали на семинарах под строгим присмотром преподавателей. Взгляды высказывались самые разные, предлагались разные, иногда просто фантастические пути решения проблем, но в одном были согласны все – с Советским Союзом что-то не так.

– А мы-то чем можем помочь в этой ситуации? – когда страсти начали уже зашкаливать, задала вопрос Ната. – Что изменится от того, что мы здесь поговорим?

– В мире ничего, но в наших головах многое, – ответил Павел, – чем яснее мы будем понимать, что происходит вокруг, тем скорее мы решим, что надо делать. Скоро мы закончим институт и будем работать в разных местах, в том числе в советских, партийных и комсомольских органах. Если мы сохраним связь друг с другом, мы сможем совместно находить решение практических вопросов. Будем меняться сами – постепенно изменится и страна.

Ната пожала плечами, как бы говоря: «Не убедил!». Павел сам чувствовал, что ответ звучит немного по-детски, но он и правда пока не знал, какая реальная польза может быть от их клуба.