Глава 5

Грузинов возник ниоткуда. Сперва «сдружился» с Вяльцевым в «Фейсбуке», потом списались по электронной почте. Прислал пару бессодержательных посланий. После чего в «Фейсбуке» с Вяльцевым «раздружился», но второй канал связи поддерживал – и неожиданно предложил встретиться.

Вяльцев согласился, хотя был сильно озадачен: зачем он понадобился вузовскому одногруппнику, с которым не виделся почти двадцать лет? Они учились на истфаке в университете, однако никогда не были близки и в студенческих компаниях не пересекались. И уж тем более не враждовали, чтобы спустя много лет помнить друг о друге. А после вуза и вовсе не контактировали: их ничего не связывало. Учился Грузинов как будто похуже Вяльцева и в целом проявлял равнодушие и к оценкам, и к знаниям. По крайней мере, со стороны казалось именно так. И это было нормой: на истфак в те годы шли не ради изучения истории, а чтобы иметь хоть какой-то диплом о высшем образовании. Вяльцев рылся в воспоминаниях, вызывая образ Грузинова-студента, и тот возникал, маячил в отдалении, но никак не выходил на передний план, а лишь исчезал в кулисах памяти. Вяльцев не мог вспомнить о Грузинове почти ничего примечательного. И тем примечательней было то, что Грузинов вспомнил о Вяльцеве.

Они встретились в торговом центре, в том самом, где сначала побывал исчезнувший на сутки Тосин. И Вяльцев, проходя вдоль бутиков, вдруг увидел Серёжу, шарахнувшегося от него в сторону. Вяльцев только хмыкнул и пошёл дальше, а через несколько метров обернулся, услышав сзади виноватый Серёжин голос:

– Здравствуйте, Андрей Александрович.

– Добрый день.

– Андрей Александрович, извините…

– За что?

– Я не… Всё в порядке, Андрей Александрович, я просто тут хожу… Я никуда не убегал. Позвоните родителям, если не верите.

– Я тебе верю.

– Честно, я никуда не убегал.

– Я верю.

– Я не убегал.

– Верю. И сегодня – воскресенье, – улыбнулся учитель, – поэтому в школу идти не обязательно.

Серёжа помялся и вдруг сказал:

– Спасибо.

– За что?

Ответа не нашлось, и ученик спешно попрощался:

– До свидания.

– Всего доброго, – кивнул Вяльцев, развернулся и пошёл дальше, чувствуя на душе что-то неладное. Так у мнительного и неуверенного в себе человека мгновенно портится настроение, если перед ним проскользнёт чёрная кошка. Вот и Серёжа словно перебежал ему дорогу.

Полагая, что заметит Грузинова издалека и сразу узнает его, Вяльцев уверенно шёл к назначенному месту встречи и оказался застигнут врасплох, когда откуда-то слева окликнули: «Андрей!» Голоса Вяльцев не узнал, но понял, что это зовёт его бывший одногруппник, и, развернувшись, несколько растерялся: Виктор Грузинов неподвижно стоял перед витриной с манекенами, и стоял так, что казалось, будто он из их компании. Он выглядел довольно моложавым и элегантным. Лицо, напряжённое и как бы стягивавшееся в одну точку, выглядело хитровато-хищноватым, как у злой мультяшной лисы. Ещё рыжеватая, хоть и потемневшая шевелюра. Коричневое пальто, явно в тон волосам, ладно сидело на стройной фигуре. Во внешности Грузинова было что-то рекламное, отчего хотелось рассмотреть его, полюбоваться им. Вяльцев, одетый в бесформенную болоньевую куртку и неприметную кепку, позавидовал чужой презентабельности и – невесть отчего – почувствовал горечь проигрыша, мелкого, пустячного, не сравнимого с поражением, но всё ж неприятного, обидного.

Он поприветствовал Грузинова, пожав протянутую руку:

– Здравствуй, Виктор.

– Слушай, я голоден, – радостный и слегка возбуждённый голос Грузинова звучал очень по-дружески. – Тут есть пара сносных ресторанчиков. Пойдём.

Вяльцев смутился: посещение ресторанов всегда являлось непозволительной роскошью для тощего учительского бюджета. Тем более он не собирался идти в ресторан с Грузиновым: с чего бы такие излишества? Но Вяльцев постеснялся прямо отказать и стал прикидывать, можно ли просто посидеть там, ничего не заказывая, а Грузинов уже увлекал его к лифту, и получилось, что Вяльцев вроде как и согласился.

В ресторане он шёл за уверенно двигавшимся Грузиновым, решив повторять всё за ним, дабы случайно не опростоволоситься. Вяльцев вообще побаивался официантов и таксистов, не имея с опыта общения с ними, а потому не знал толком, как следует себя вести.

У шагнувшей им навстречу искусственно-приветливой девушки в белой блузке Грузинов попросил столик на двоих, «в уголке». Она повела их по залу; справа тянулся ряд сервированных столов, слева, вдоль всей стены, открывались оформленные в стиле гротов ниши. Увидев свободную, Грузинов скомандовал шедшей впереди девушке: «Здесь», – и резко свернул в арку. Но белоблузка не остановилась, не расслышав его или решив проигнорировать. Вяльцев неожиданно оказался перед выбором: за кем следовать? Будь он один – пошёл бы за белоблузкой. Но Грузинов действовал настолько уверенно, что Вяльцев подчинился его решению и тоже шагнул в нишу. Место там предназначалось явно не для двоих, и вернувшаяся к ним белоблузка попыталась было это объяснить, но Грузинов, в тот момент уже снимавший пальто, проигнорировал её замечание. Сев за стол, он сказал: «Меню», и прозвучало это как нечто среднее между просьбой и требованием, не допускающее, впрочем, возражений.

Вяльцев тоже разделся. В поношенной кофте с катышками он чувствовал себя здесь чужеродным телом. Ему не дано было естественно вписаться в изысканный интерьер, как это получалось у Грузинова, чей ладный пиджак из мягкой ткани – лишь повседневный гардероб элегантного господина. Но в обращении с приятелем Грузинов никак не подчёркивал своего превосходства и, когда Вяльцев сел-таки за стол, Виктор спросил:

– Графинчик водочки?

Вяльцев мотнул головой и, поняв, что отсидеться без заказа не получится, углубился в изучение меню. Точнее, цен.

– Тогда вина? Красного, белого?

Прикинув, что бутылка вина может выйти подороже графинчика водки, Вяльцев захлопнул меню.

– Я совсем не голоден. Ты заказывай, Виктор. Я посижу.

– Хорошо. Тогда позволь мне тебя угостить, – и Грузинов нажал кнопку вызова официанта.

– Угостить?! – ужаснулся Вяльцев. – Зачем? Что ты затеял?

Вместо ответа бывший одногруппник улыбнулся и легонько махнул рукой. В проёме ниши возник официант, и Грузинов быстро накидал заказ тысяч на пять. Вновь оставшись вдвоём с Вяльцевым, он проговорил успокоительно:

– Расслабься. Давай просто посидим, поболтаем. О счёте не беспокойся. У тебя, кстати, никаких ограничений в рационе нет? Врачи диетами не морят? Вот и отлично. А то я боялся, что закажу тебе что-нибудь не то.

– К чему всё это? Что тебе от меня нужно?

– Вот и поболтаем об этом. Как у тебя дела?

– Нормально.

– А в целом?

– И в целом нормально.

– Жизнью доволен?

– Доволен.

– Ну и отлично. Ты по-прежнему в школе?..

– Да.

– Сейчас в школе трудно, – понимающе заметил Грузинов. – Да и никогда не было легко. Работа – адская. Зарплата – низкая. Благодарности – никакой. А главное – полное бесправие. Когда я учился, со мной произошёл случай: по геометрии решали сложную задачу в классе. Учительница продиктовала условие, все записали. Она и говорит: «Я, дескать, и сама не очень представляю решение. Так что будем разбираться вместе». А я и брякнул: «А у нас и в голове не было, что вы знаете решение». Она мне сразу учебником по макушке треснула, я как раз на первой парте сидел. И знаешь, – тут Виктор выдержал небольшую паузу, – за дело получил-то. Я и не обиделся на неё вовсе. И она ко мне хуже относиться не стала. Ну, получил в воспитательных целях. Бывает.

– Вот тоже случай, – поддавшись дружеской откровенности приятеля, подхватил Вяльцев. – Учился у нас в классе второгодник. Рожа у него была смазливая, блудливая. Как-то на географии проходили полярных исследователей, учительница назвала Скотта. А тот на весь класс: «Скот-т-тина!», – и «т» так просмаковал, до сих пор это помню. «Скот-т-тина!» Она его за шиворот – и из класса. А нам говорит: «Человек ради науки жизнью пожертвовал, а про него всякая шваль такое!..»

– И правильно она вышвырнула. Абсолютно заслуженно. А сейчас попробуй тронь ученика – засудят!

Официант принёс вино, откупорил бутылку и разлил по фужерам.

– Твоё здоровье, – Виктор легко взял бокал и потянулся чокнуться с Вяльцевым. Тому тоже пришлось поднять свой: ничего иного не оставалось.

Чокнулись, отпили вина, и Вяльцев поинтересовался:

– А почему вам давали сложные задачи по геометрии? Разве ты не на гуманитарной параллели учился?

– Нет, в физмате. Но мне точные дисциплины так надоели, что в одиннадцатом классе решил: на технические специальности поступать не стану. Ничего, подтянул литературу, историю, английский. Ну, и поступил туда, где мы с тобой и встретились.

– А сейчас чем занимаешься?

– Сложно сказать в двух словах. И в трёх тоже. Знаешь, есть такие сферы, где чем-то занимаешься, а вот объяснить, чем именно, – трудно.

– А с чем это связано?

– Ну, смотри… Я наблюдаю за тем, что сейчас происходит. В России, в мире, да и вообще. Что-то вроде пиара в его изначальном смысле.

– Рекламой?

– Не-ет. Реклама – это как раз то, во что пиар вырождается. А вообще это связи с общественностью. Public relations. Только не называй меня пиарщиком: я это слово не выношу. У меня оно с публичными туалетами ассоциируется. Звучит – как «писсуарщик».

Вяльцев хохотнул от неожиданной шутки.

– Тема не для застолья, – резюмировал Виктор. – Закроем её.

Официант принёс салаты и сырную нарезку. Вяльцев покосился на поставленную перед ним тарелку: кушать ли?.. Виктор же, не обращая на него внимания, принялся за свою порцию, и Вяльцев взял в руки вилку и зачем-то нож. Он посмотрел на Виктора долгим, пристальным взглядом. Всё то время, пока Виктор балагурил, сидя за столом, его подвижное, живое лицо выглядело открытым, правдивым. Теперь же в чертах снова проступило что-то хищное, лисье. Виктор, поглощавший салат, ничуть не походил на самого себя, несколько минут назад дружески болтавшего. Как будто у него было не одно, а два лица. И невозможно было разобрать, какое из них подлинное.

Доев салат и глянув на полупустые бокалы, Виктор подлил вина. Чокнулись ещё раз.

– Недурно готовят. И вино отменное. Да ты чего стесняешься?

– Объясни, – Вяльцев чуть подался вперёд, – что тебе от меня нужно?

– Опять ты за своё, чудак-человек. Ну, хорошо. У меня чёрная полоса в жизни. Душевный кризис. Подробностей рассказывать не стану.

– Извини, – смутился Вяльцев. – Всякое бывает, я понимаю.

– Ничего. Тут ещё возрастное наложилось. Прошлое часто вспоминается. А с тобой пересёкся – и захотелось встретиться. Пообщаться. У нас, пожалуй, и тем для бесед нет, а мне вот захотелось посидеть, поговорить. Ешь салат, скоро подадут горячее.

Чувство неловкости в ресторане сменилось у Вяльцева чувством неловкости перед Виктором, который, кстати, выглядел вполне жизнерадостным, ничуть не подавленным. Вальцев кинул взгляд в арку: а не уйти ли? Но решил, что этим ещё больше обидит приятеля, и принялся за салат.

– А ты не думаешь из школы уволиться? – неожиданно спросил Виктор.

– Куда? – отозвался Вяльцев.

– Так, интересуюсь.

– А куда я пойду-то?..

– Ну, это не проблема. Было бы желание, а работа всегда найдётся.