Глава 2. Бегство

Четверг – день политической грамотности. Все воспитанники детдома собирались в актовом зале, и кто-то один делал доклад о текущей политической обстановке. Сегодня докладчиком был Покачев.

Накануне он целый день сидел в библиотеке, читая газеты.

– Ну, что, Коля, вы скажете нам о событиях в мире? – спрашивал Виктор Акимович.

– Империалисты бряцают оружием, Виктор Акимович. Очень сильно бряцают. – Озабоченно доложил Покачев. – Американцы взорвали водородную бомбу. Они хотят запугать всех, чтобы народы мира поступали так, как захотят того американцы. Но народы мира не хотят танцевать под американскую дудку. Растет освободительное движение в Африке.

– Молодец, Коля, – похвалил Покачева Виктор Акимович, и мальчик расцвел.

– Ты хорошо подготовился к политзанятиям. Продолжай.

– Народ Северной Кореи дает отпор американским агрессорам. Корейские летчики с помощью своих китайских братьев сбили пять американских летающих крепостей Б-52. Очень метко стреляют наши корейские товарищи, Виктор Акимович!

– Хорошо, Коля. Садись, – ласково посадил Покачева Виктор Акимович.

– А теперь давайте-ка подумаем, ребята, почему в мире столько зла. Почему одни стремятся все время пугать других, да и не только пугать, но применять насилие: стрелять, бомбить, готовить такое ужасное оружие, которое способно уничтожить все живое на планете? – Ребята задумались.

– Они хотят завладеть всеми богатствами мира! – догадался Валька.

– Правильно, Уралов. В том мире, где на нас точат ножи, там царит власть золота, денег, наживы. Все, что там ни делается, всем заправляет этот желтый дьявол – золото. И он лишает людей смысла жизни, потому что деньги, материальные богатства не могут человека сделать счастливым.

– Но как же без денег жить? – спросил Валька.

– Правильно, Валентин. Без денег пока нельзя. Деньги – это кровь экономики, инструмент для организации производства и всего государственного механизма.

Если деньги используются как инструмент для организации производства, жизни общества – это благородная задача денег. Если они удовлетворяют потребности человека, кормят, одевают его – это тоже хорошо, но если деньги становятся основной целью человеческой жизни – это беда.

– Так в чем тогда счастье-то? – спросил кто-то.

– Счастье, ребята, в том, чтобы быть свободным от жадности, зависти, корыстолюбия. Эти страшные качества разрушают человека, делают его глубоко несчастным, хотя он этого может и не замечать.

А счастье, ребята, в общении и любви друг к другу, взаимопомощи и поддержке. Счастье в том, что мы живем в такой стране, где для вас открыты все пути. Где деньги не играют решающей роли. Если ты заболел – тебя будут лечить бесплатно, если ты хочешь учиться – учись, никто с тебя за это не спросит денег.

– Вот кем ты хочешь стать, Уралов?

– Я хочу быть инженером в деревне, чтобы облегчить труд на земле.

– Я рад за тебя, Валя. А ты, Коля Покачев?

– Я хочу стать доктором. Хочу лечить зверей, птиц, рыб. Хочу, чтобы не только люди, но все, кто живет с нами рядом, никогда не болели. А еще хочу быть учителем, чтобы учить детей в стойбищах. Я еще окончательно не решил.

– Это очень благородное занятие, Коля. И то и другое. И мы поможем тебе стать таким либо доктором, либо учителем…

Ребята расходились в приподнятом настроении. Мечталось высоко и радостно…

…До ужина было еще время, в хорошем расположении духа отправился Валька погулять и заглянул на задворки детского дома. Там слышно было сдержанное сопение и звон монет. Не все были на занятиях, кто-то из старших затеял игру в деньги.

…На кону стояло больше рубля. Кон – черта, отведенная на земле. На черте стопкой монеты. Кто больше поставит, тот первым и бьет. Бить надо свинцовой лепешкой с расстояния метра в три.

Когда Ленька Кропачев, долговязый конопатый парень лет пятнадцати, наклонялся с битой в руке, то казалось, что он чуть-чуть не дотягивается рукой до кона. Такому бить полдела, промахнуться трудно.

Раз! И стопка монет опрокинута. Один десятюнчик лежит кверху орлом. Ленька тут же его в карман отправил. Ударил битой по остальным, сразу несколько монет перевернулось. Так до остальных очередь и не дошла, все деньги у Леньки в кармане.

– Ну что, пацаны, – загоготал Ленька. – Есть еще желающие поддержать голодающих… – Денег больше ни у кого, кто играл, не было. Да и откуда возьмутся они у безотцовщины… Все, что было заработано на сдаче макулатуры и металлолома, или проиграно Леньке, или потрачено на сладости.

Ленька Кропачев по прозвищу Клоп с дружком своим Андрюшкой Чеканом держат в детдоме негласное первенство. Андрюха кидал двухпудовые гири, как резиновые мячики.

Но, несмотря на свою силу, Андрюха у Кропачева был в подручных. Они уже и в деревню ходили на гулянки, и курили тайком от взрослых, не стесняясь малышни.

– О, почти трояк! – пересчитал куражисто Ленька выигранную мелочь. Маленькие игроки понуро хлюпали носами. Все же жалко было проигранных денег, добытых с таким трудом. А Ленька все не унимался.

– Хватит на папиросы и на пряники. Вот пойдем мы с Андрюхой на беседу в деревню, папиросы в зубы, кепки на ухо, пряники в кульке – все девчонки наши будут.

– А зачем вам девок пряниками кормить, дали бы лучше нам! На наши деньги-то, – промолвил кто-то из салажат.

– Были ваши, стали наши. А насчет девок-то вам, салапетам, не понять. Вам еще об этом и думать рано.

Валька участия в игре не принимал. На задворки забрел ради любопытства, да и засмотрелся, как играют другие.

Леньку Кропачева он не любил. Какой-то он был не настоящий, в разговорах и поступках подленький. С младшими разговаривал сквозь зубы, пренебрежительно. Андрюху Чекана на словах хвалил и возносил, а за его спиной плевался. Перед учителями и старшими заискивал…

Валька знал, что Кропачев заглядывается на Ларису Жаркову, что и пряниками ее угощал, и пытался по дороге из школы остаться с Ларисой наедине. Только вот Лариса, это знали все, от Леньки всякий раз отворачивалась, убегала. И это обстоятельство, видимо, Ленькиному самолюбию не давало покоя.

И язык у Леньки был поганый. Мог обидеть ни за что ни про что.

Ленька окинул взглядом ребятишек, заметил Вальку и вдруг дурашливо оскалился.

– Вот Лариска Жаркова и та за пряники не откажет. Любого полюбить согласна. Валька знает!

Кровь ударила Вальке в голову. Словно пружина сработала внутри его тела. Он в полете ударил головой в Ленькин живот и поверг наглеца на землю. В следующее мгновение он уже сидел верхом на извивающемся противнике и лупил его кулаками.

– Гад! Фашист проклятый! – хрипел Валька. – Я тебе язык вырву!

Испуг парализовал Леньку. В глазах его был ужас. И Ленька завизжал, как поросенок, которого собрались резать. Этот истошный визг отрезвил Вальку. Он хотел было оставить поверженного врага, как тут почувствовал, что сильная рука оторвала его от противника, подняла в воздух.

Валька уже не хватал ногами землю, его, словно нашкодившего щенка, трепали за шиворот из стороны в сторону. Но Валька сумел зацепиться ногами за невидимого противника и вырваться из его клешней.

Перед ним стоял ухмыляющийся Андрюха Чекан. Валька опустил голову и бросился на нового врага. Однако силы были слишком неравные. Андрюха перехватил парнишку и бросил на землю… Что творилось в этот миг в груди у Вальки, передать невозможно.

Валька вскочил и бросился бежать, куда глядят глаза. Он летел во весь опор, боясь, что сердце его сейчас выскочит из груди, но не от напряжения, а от жестокой обиды. И нужно было как-то унять эту боль, охватившую все Валькино существо, убежать, умчаться от нее, или совершить сейчас что-то такое, что бы смыло с него и со всего окружающего мира эту ужасающую несправедливость, невозможность защитить и отстоять самое для него дорогое…

Дети сразу поняли, что с их товарищем произошло что-то из ряда вон выходящее и что дальше может случиться непоправимое. Они бросились за Валькой вдогонку, пытаясь остановить его, удержать. Но догнать Вальку было невозможно.

Тут небо над миром раскололось, блеснули молнии такие огромные и страшные, что казались они корнями гигантских деревьев, выдернутых невиданной силой из земли. Следом ударил оглушающий, раскатистый гром, тут же на землю обрушился ливень, и в потоках его скрылся мир: и белая церковь, похожая на Ноев ковчег, наполненный перепуганными детьми, и берег реки, и дальние кряжи вековой тайги, и белая рубашонка мальчишки, для которого в один миг ушла из-под ног земля.

Кто-то из ребятишек бросился в деревянный флигелек директора. Виктор Акимович понял все без лишних слов. Превозмогая себя, он не шагал, а буквально летел к скотному двору, не чувствуя бьющих по телу плетей дождя.

Он быстро оседлал Серка и помчался во весь опор по речному наволоку, пытаясь оглядеть в темных лугах белую рубашонку мальчишки. Какое-то время показалось ему, что видит он в бурунах взыгравшей стремительно реки белое пятно. Кинулся было к берегу, но пропало виденье за пеленой дождя.

…Гроза, ворча и громыхая, медленно уходила за таежные кряжи. В парке у церкви меж стволами деревьев летали, как призраки, светящиеся неземным светом шаровые молнии. Глядя в окна, дети видели, как взрываются они словно бомбы, и долго после каждого взрыва плыло в глазах негативное отражение мира.

А в доме том, забившись в темный уголок, тихо плакала голубоглазая девочка Лариса.

Всю ночь в окнах директора не гас свет. Виктор Акимович не спал, ходил по комнате, время от времени останавливаясь у буфета, наливая из графина в стакан водки, и снова мерил покалеченной ногой пространство…

Наутро выяснилось, что еще одного человека недосчитался детдом. На утреннем построении не оказалось и Коли Покачева.

Глава 3. Ночь на реке

Только к ночи успокоилась река, взбаламученная небывалой грозой. Усмирились ее буруны, спрятали под воду белые бараньи шапки, вышла на небо полночная луна и осветила мир призрачным неживым светом.

Где-то на разливах кричала с протяжной тоской, леденя душу, тревожная птица выпь, утки крякали настороженно, прислушиваясь в полудреме, не пробирается ли болотными кочками в поисках добычи лисовин. Глубоко по ямам забилась рыба, напуганная бурей и грозой, не вышел на разбой даже ночной хищник невозмутимый сом. А в землянке, вырытой ребятами в обрыве, метался в горячечном бреду Валька.

И виделось ему, что бредет он тайными тропами, преодолевает непроходимые болота, горные перевалы, укрытые снегами, и оказывается наконец в удивительной стране, наполненной ласковым теплым светом, где цветут удивительные деревья, а на ветвях их порхают радужные птицы, поющие нежными голосами. Звонкие ручьи там полны меда, а говорливые реки полны парного молока…

Валька шагает этим чудным цветущим садом, вздыхая ароматы невиданных цветов. И вдруг останавливает его голос такой родной и близкий.

– Валя! Валенька! Иди скорее сюда! – Валька оборачивается и видит, что к нему протягивает руки его мама, а рядом с нею отец, радостный и улыбчивый с веселым прищуром глаз… А рядом с ними его девочка, любимая его девочка, голубоглазая Лара. Она берет его за руку, и все они устремляются по воздушным дорогам этой чудесной страны…

– Это страна счастья, сынок, – говорит ему ласково отец. – Здесь нет вражды, нет злобы и обид, здесь все любят и уважают друг друга. Здесь царство мира, согласия и дружбы…

…Коля Покачев знал, что Уралов должен быть в их землянке. Кому-то постороннему найти друга будет невозможно.

Как только стемнело, он отправился к Иртышу. Его не пугали ни леденящий хохот филина в парке, ни крики тревожной птицы выпи, ни холод сырой травы. Колька привык жить в природе, так же как человек привыкает к своему дому или квартире.

Лунный свет, проникавший в землянку, закрыла тень маленького человека, но Валька уже не увидел спешащего на помощь друга. Он был уже весь в этом волшебном горячечном полете. Губы его были сухи, на лбу выступила холодная испарина, руки нервно теребили ворот рубахи на груди.

Валька задыхался.

Колька действовал быстро. Он затопил буржуйку, сразу же наполнившую теплом их маленькое убежище, достал из мешка бубен и стал греть его. Скоро бубен подсох, и туго натянутая кожа его загудела.

Колька, как заправский шаман, поднял бубен над головой и ударил в него пальцами, извлекая рокочущие звуки. И в унисон этому рокочущему звуку бубна горловым голосом Колька затянул заунывную древнюю песню без слов.

Все быстрее выбивали пальцы рокочущий звуки бубна, все быстрее вторило ему горловое пение Кольки, словно и не мальчик был это, а великий шаман из рода Щуки, который знает такие сокровенные таинства бытия и космоса, которые даны лишь очень немногим на этой земле.

Все быстрее ритм, все быстрее движения Колькиного худого тельца, все выше и пронзительнее звуки, клокочущие в горле маленького человека.

Казалось, что душа и тело разделились, нет преград и расстояний, нет невозможного. И только звук бубна, ставший уже таким далеким, что рокот его еле слышен и тоньше комариного писка, но голос тот волнует, зовет вернуться обратно на землю, напоминая о незавершенных на земле делах…

…Утро было светлым, промытым дождями, очищенным грозой.

Валька открыл глаза, чувствуя в теле необычайную легкость. Он словно забыл весь ужас вчерашнего дня, свершившейся драмы на задворках детдома. Он вскочил на ноги, но его кинуло к стенке, ноги были слабы и предательски дрожали.

В это время в проеме землянки появился Колька с дымящимся котелком в руке.

– Сейчас я тебя буду поить травами, чтобы к тебе вернулись силы. Меня этому учил дедушка. Он много знал всяких целебных трав, и я от него учился.

Валька с благодарностью принял из рук товарища кружку с зельем. Напиток был горьким и противным, но с каждым глотком по телу разливалась волнами энергия, и кровь закипала по жилам. Валька остановился, перевел дыхание, взглянул на Покачева и твердо сказал: