Глава 6

Не знаю, как Царский отрегировал на мой презент, я так и не решилась подойти к нему и лично поблагодарить за помощь. Мы вообще с ним больше не виделись с того утра. Касьян Брониславович больше нас с Эльвирой не ждал, вместо него теперь рядом со мной везде был Демид, что не оставлял меня одну даже внутри университета, дожидаясь меня с пар в коридоре. О том, как на нас с ним смотрели при этом все остальные, я старалась не думать. Хотя женскую половину нашей альма-матер будоражило не столько само его присутствие в ней, сколько симпатичное личико и большие габариты. Чего мужик только не наслушался за прошедшие дни… Мне его в какой-то момент даже жалко стало. Но моё предложение, дожидаться меня в машине или в ближайшей кофейне, Демид сразу отверг.

– Мне даны чёткие указания не оставлять вас нигде одну, – пояснил следом.

Ничего не оставалось, как заткнуться и идти на следующую пару.

Всё-таки Царский очень странный мужчина. Сперва велит смириться с неизбежным, а потом приставляет ко мне охрану, как у президента. Даром что она всего из одного человека.

Но я не жаловалась. Что угодно, если это поможет мне быть вдали от Караджа. С Демидом я вернулась к нормальной жизни. Мне не нужно было больше бояться и оборачиваться на чужие шаги, можно было расслабиться и как прежде наслаждаться жизнью, учёбой и спокойствием.

Всего три дня, но они того стоили. Я не смирилась, но приняла ситуацию. И да, всё ещё искала выход. Но к сожалению достойного так и не нашла. Чего только не перебрала в уме. Даже почти и впрямь решилась пойти и скомпрометировать себя в глазах Караджа. Остановило от этого опрометчивого шага понимание, что на моём месте тут же окажется Эльвира. Пусть сестра и говорила, что готова, но… Кто в шестнадцать лет полноценно может сказать, что знает, чего хочет? Да ей и шестнадцати ещё нет, только исполнится через несколько недель. И сегодня она может и хочет, а в будущем? Что будет потом? Сестра об этом в силу молодости просто не думала. Или скорее верила, что это не важно. Но это важно. Я не хочу, чтобы она однажды проснулась и поняла, что совершила ошибку. А Дженгиз Караджа – это огромная ошибка. Не верила я, что если ему дать невероятно послушную жену, он сразу же перестанет быть таким мудаком. Не перестанет. И кто знает, что будет, когда Эльвире надоест роль послушной жены, и она захочет выйти за пределы своей клетки. А ей надоест! Её гиперактивная натура не продержится долго в статусе покорной супруги. У неё же на уме сплошные подружки, киношки, кафешки, шмотки, косметика и прочая чушь. Какая, нафиг, семейная жизнь? А если ребёнок будет? Это же не игрушка, с которой побыл и забыл. Ему нужно очень много внимания. Или она планирует поступить, как мама: бросить его на нянечек и забыть об его существовании? Уверена, она ни о чём подобном тоже не думала, когда вносила то своё предложение. Нет. Пусть ещё подрастёт.

Обо всём этом я размышляла, стоя на кухне и вколачивая кулаки в небольшой кусок теста под нежную мелодию Поля де Сенневиля «Брак по любви». Рядом стоял наполовину полный бокал красного вина, и оно единственное, что не было в муке. В остальном на рабочей поверхности царил настоящий бедлам. Но самая беда была с тестом. Оно постоянно липло к рукам, и у меня никак не получалось это исправить. В инете советовали мочить руки водой или наоборот, высушить их той же мукой, но в итоге ничего не помогало.

Вообще мне эту успокаивающую терапию посоветовала Ульяна, но в моём случае она приобрела оттенок настоящей катастрофы, которая грозила в скором времени перерасти в буйство и пьянство. Вроде ничего сложного в рецепте не было, и я всё делала, как девушка расписала, но по факту где-то что-то пошло не так. И я не понимала, где и что именно.

Муку я просеяла, яйцо, воду с молоком, соль, сухие дрожжи, разрыхлитель добавила. Всё в нужных пропорциях. Тогда почему оно такое липкое? Где ошиблась? Или так и должно быть, а я зря переживала? Не понимала.

– Нужно больше муки, – вдруг раздался голос от входа на кухню.

Вздрогнув, я подняла взгляд и столкнулась с пристальным вниманием Касьяна. Он стоял на пороге и смотрел на меня с какой-то странной задумчивостью в жгуче-чёрных глазах. Как всегда одетый с иголочки в чёрный костюм с белой рубашкой, он выглядел шикарно и совершенно неуместно в данном помещении.

– Что? – переспросила, не особо поняв его реплику.

– Муки, говорю, нужно больше, – повторил мужчина, шагнув навстречу, – чтобы тесто к рукам так не прилипало.

– Да я уже… – отозвалась я, не особо разумно.

Просто он в этот момент вдруг зачем-то начал раздеваться. Скинул с себя пиджак, пристроив его на ближайшей чистой поверхности у входа. Затем взялся за запонки на манжетах рубашки.

– Вы что делаете? – опешила от такой непосредственности.

Вместо ответа Касьян лишь ухмыльнулся и продолжил раздеваться. Точнее, сняв запонки, он положил их прямо на пиджак, после чего направился ко мне, по пути закатывая рукава до самых локтей.

– Всего лишь собираюсь тебе помочь, – заявил, вставая позади меня.

Помочь? Мне? Он? Не надо!

Собралась отстраниться, но мужчина не позволил, прижавшись ко мне со спины и уложив руки на столешницу. И я снова вспыхнула как факел из-за него. Просто невозможно оставаться равнодушной ко всем его выходкам. А в последние два дня он будто специально испытывал мои нервы на прочность зачем-то. И я даже не желала задумываться, почему он так поступал. Пусть просто уйдёт и оставит меня в покое на этот вечер. И без того едва сдерживалась, чтобы не психануть из-за завтрашней помолвки.

– Вы не могли бы отойти? – попросила негромко я его.

– Мог бы, – легко согласился Царский, а после добавил совсем нагло: – Но так будет удобнее.

– Не сказала бы. И вы руки не помыли, – нашлась с первым пришедшим на ум, что помогло бы избавиться от столь близкого присутствия мужчины.

Новый смешок опалил мою шею, но руки Касьян Царский убрал, пошёл и правда мыть. Но едва ли я успела по-настоящему выдохнуть, а он уже вернулся обратно, снова встав позади меня.

– А это обязательно? – не выдержала я.

– Что именно, Белоснежка?

– Стоять вот так? И хватит называть меня этим идиотским прозвищем.

– А как мне тебя тогда называть?

– Ну я даже не знаю, как насчёт имени?

– Ну раз не знаешь, значит я и дальше буду называть тебя, как нравится мне. Белоснежка.

– Знаете, что?.. – обернулась я к нему, опять вся кипя от возмущения.

– Что? – как-то излишне заинтересованно спросил он с улыбкой.

И я сдулась. Вся злость куда-то испарилась. Я просто поняла, что, даже если я выскажу ему сейчас всю нелепость его поведения, это ничего не изменит, он так и продолжит делать и говорить, что хочет. А я слишком устала. И вообще у меня завтра помолвка. Жизнь, можно сказать, будет кончена. Так смысл переживать из-за таких пустяков? Вот и развернулась обратно к нему спиной.

К чёрту всё!

– Вы что-то про муку говорили, – напомнила, оставив при себе все свои эмоции.

Ответом мне стал новый смешок. А следом сдержанное:

– Верно, её нужно больше, – зачерпнул обозначенное ладонью и тут же всё это ссыпал мне на руки.

Белоснежная пыльца облепила мою светлую кожу подобно прозрачным шёлковым перчаткам, что стало особенно заметно, когда её накрыла мужская ладонь. Гораздо темнее моей, отчего я сама себе показалась чересчур бледной. И я впервые задумалась, почему Касьян Царский выбрал мне именно такое прозвище. Потому что моя кожа белее снега?

Как подумала, так и забыла, когда мужские пальцы легко пробежались по моим, пробудив странное щекочущее ощущение внизу живота. И возможно, я бы задумалась о том полнее, но следом мужчина опять потянулся, уже вместе со мной, к муке, и я отвлеклась на то, чтобы самостоятельно зачерпнуть её ещё немного. Сперва зачерпнуть, затем рассыпать по тесту. И так несколько раз, после чего, всё так же вместе со мной, он принялся вымешивать тесто заново. И с лёгкостью поймал другую мою ладонь своей второй при первой же моей попытке помешать этому безобразию.

– Ещё недостаточно, – произнёс, укладывая обе наши незанятые тестом руки на гладкую поверхность стола.

Мужская ладонь накрыла мою поверху надёжно и бескомпромиссно. Теперь, если б и захотела ещё сильнее, всё равно не сумела бы освободиться. Ну а то, о чём он сказал… почему-то уже не уверена, что речь шла по-прежнему о муке. По крайней мере у меня в голове уже точно ничего похожего не было. Там как на повторе крутились мысли о том, что он слишком близко ко мне, и то, с какой лёгкостью я могу прочувствовать, как поднимается и опускается его грудь в такт дыханию. Какой же он горячий. Как пламя. И такой же непокорный и бескомпромиссный, сжигающий всё на своём пути, что ему мешает. Как, например, моё недавнее сопротивление.

– Сильнее, Белоснежка.

Его дыхание опалило шею, мои пальцы глубже впились в тесто, сминая его, ведомые им. Касьян подался вперёд, плотнее вжимая меня в стол, и я, урывками хватая раскалившийся до предела воздух, старательно изображала послушание, заставляя себя не думать о том, насколько происходящее нелепо, неуместно и неправильно. Хорошо, на часах уже давно за полночь, и дома никого нет. Точнее, мама уже давно спит под своим снотворным, сестра на ночь уехала к подружке, а служащие ушли ещё в десять. Но менее неловко не становилось. Я будто грех какой-то совершала, а не пирог лепила. Хотя надо сказать, мужчина знал своё дело, как если бы не в первый раз занимался этим, тесто и впрямь перестало липнуть к рукам. И чем дольше мы его мяли, периодически посыпая мукой, тем больше я об этом задумывалась. И в итоге не выдержала, поинтересовалась:

– Откуда вы знаете, как надо?

– Когда я был маленький, мама часто пекла что-нибудь, а я сидел рядом и наблюдал. Тогда мне казалось это интересным.

Надо сказать, у меня неожиданно легко получилось представить Царского маленьким, сидящим на высокой табуретке и махающего ножками, с интересом следящего за действиями Екатерины Николаевны. Я даже улыбнулась такой милой картинке. Хотя раньше не представляла эту строгую женщину в подобном амплуа. Царские в принципе производили впечатление холодных и расчётливых людей. Да что уж там, до недавнего времени я и Касьяна видела таким же бездушным роботом, и лишь в последние дни начала подозревать, что это у него всего лишь такая защитная маска. Чтобы не доставали лишний раз.

– Наверное, это здорово, когда мама что-то готовит тебе, – призналась я негромко.

Нам с Эльвирой мама вот никогда ничего не готовила. Для этого у нас всегда были служащие. Даже воду и ту нам обычно заранее приносили в кувшинах в комнаты, чтобы мы не ходили на кухню сами. Отец считал ниже своего достоинства что-то делать самому, если это могли сделать другие. Маме тоже передалась эта привычка. Собственно, поэтому я и находилась здесь ночью, когда никого нет и никто не мог мне помешать. Или упрекнуть в том, что негоже такой, как я, заниматься подобным делом.

– Она готовила не мне, – ухмыльнулся Касьян. – Она так стресс снимает. Если её кто-то очень расстраивает или злит – десять яблочных пирогов, и самообладание Екатерины Царской вновь непробиваемо.

– Вот и мне посоветовали таким образом стресс унять, – призналась я. – Но пока я только ещё больше стрессую, – хмыкнула.

И уже даже не уверена, из-за чего больше: из-за готовки или из-за того, в насколько неправильном положении мы оба сейчас пребывали.

– Начала бы с чего-то попроще, – отозвался он. – Что это должно быть в итоге, кстати?

– Пирог с мясом и картошкой. Начинку я уже сделала. И даже не спрашивайте, как я училась чистить картошку. Скажу только, что для этого пришлось открыть бутылку вина. Без него всё было совсем плохо.

– Пальцы хоть целые остались? – усмехнулся мужчина и тут же перевернул мою ладонь, поднося ближе, чтобы тщательно рассмотреть на предмет возможных повреждений.

– Как видите, – смутилась отчего-то.

Просто он так смотрел… будто ему и впрямь не всё равно было.

– Да ты не настолько безнадёжна, оказывается, – выдал по итогу.

– Сама в шоке, – снова не сдержала я улыбки.

– А вино-то в распечатанной бутылке ещё осталось? – в его голосе тоже слышалась улыбка.

– Ну-у… половина, кажется, – призналась стыдливо.

Просто я первый бокал сразу залпом выпила, а уже потом цедить начала потихоньку. Но я как знала, самое слабое выбрала из запасов, а то бы сдулась ещё, наверное, в самом начале.

– Вторую половину, пожалуй, уничтожу сам, – решил Царский.