Он почти не сводил глаз с Михея, лишь иногда косо поглядывая на второго да на остальных Охотников. Последние по-прежнему сидели за столом и не спешили вмешиваться, но слушали и наблюдали, затаив дыхание. Морен насчитал четырёх, с Михеем и его приятелем выходило шесть. Если дойдёт до драки, тяжело будет.

– Да что ты с ним цацкаешься, Дарий?! – не выдержал Михей. – Я с ним за один стол не сяду, только если в кружку плюну! Да и он не опустится до того, чтоб с простыми людьми харчи делить.

– Ты уж прости моего товарища, – виновато улыбаясь, повторил Дарий. – Он по пьяни не ведает, что мелет. Уважь его, он и успокоится.

«Я не доверяю вам обоим», – с тоской и усталостью подумал Морен, не в силах решить, что хуже: сладкие, но лживые речи или открытая неприязнь.

Однако когда он сделал шаг прочь, в сторону двери, Дарий вдруг преградил ему путь, не давая уйти. Его рука легла Морену на плечо. Он обошёл его, приобнял и спросил дружелюбно:

– Ну так что, сядешь с нами?

Такой наглости Морен уже не вытерпел.

– Руку убери, – прорычал он сквозь стиснутые зубы, и ладонь его потянулась к мечу.

Он лишь хотел припугнуть зарвавшегося юнца, но жест этот заметил Михей. Сжав кулак, он проревел: «Ах ты паскуда!» – и кинулся на Морена. Тот, не выпуская меч, поймал его за голову второй рукой и впечатал носом в стол. Сидевшие Охотники повскакивали со своих мест, раздались крики:

– Полегче!

– Ты что творишь?!

– Михей!

Дарий попытался схватить Морена за руку, но тот чуть высвободил меч из ножен, демонстрируя наточенное лезвие. Охотники замерли, Дарий отступил на шаг, выставив перед собой ладони. Михей стонал и корчился на полу от боли, держась за кровоточащий нос. Разлитый хмель стекал со стола и мерно капал ему на плечи.

Морена трясло от злости, но глаза его не горели, весьма некстати – быть может, тогда его испугались бы сильнее и отстали раньше. Сейчас же на лицах Охотников читались растерянность, враждебность и неприязнь, но никак не страх.

Корчмарь стоял за прилавком белее соли, выпучив глаза, тело его била крупная дрожь. Но тут он побагровел до ушей, затрясся пуще прежнего и проревел срывающимся басом:

– А ну на хер пошли отсюда! Не то за епархием пошлю!

Парочка Охотников подхватила Михея под локти и вывела его, сыплющего бранью, на улицу. Морен бросил взгляд на Дария, убрал меч и быстрым шагом направился прочь. Когда он вышел из корчмы, то первым делом услыхал ругань Михея. Другие Охотники усадили его на лавку здесь же, на крыльце, и пытались унять кровь. Морен прошёл мимо них не обернувшись.

* * *

Близился к завершению последний день праздничных гуляний, и в Заречье готовились к пиру: там, где накануне горел костёр, теперь стояли широкие столы, накрытые белыми скатертями. К закату разожгут огонь, устроят игры, песни, пляски. Сейчас же девушки, что не были заняты приготовлением еды, рвали свежие цветы на венки, украшали рубахи и вплетали ленты в волосы. Парни строгали сучья для костра или таскали бочки с мёдом, а ребятня бегала за мамками и выклянчивала сладости, не желая терпеть до вечера.

На Скитальца, въехавшего в распахнутые ворота, никто не обратил внимания. Лишь некоторые провожали его взглядом, но, увидав, куда он направляется, теряли всякий интерес. Живя близ Русальего леса, жители Заречья не боялись тех, кто обитал в нём: уж несколько веков как устоялся меж ними мир, держащийся на своде правил, которые ни одна из сторон не смела нарушать. Все знали, за что Русалий лес получил такое имя, и просто мирились с ним как с неизбежным злом. А зло в ответ не нарушало границ, очерченных лесом. Пока держался этот хрупкий мир, люди не бросали Заречья и могли не бояться по ночам.

Но чем богаче и влиятельнее становился Липовец, ближайший отсюда крупный город, тем шире разрастались его стены и ближе подбиралась Церковь. А чем дальше заходило её влияние и чем больше появлялось часовен и церквей, тем хрупче и шатче делался этот мир. Тогда как простой люд приспособился и научился жить бок о бок с проклятыми, Церковь их терпеть не желала и вознамерилась истребить все порождения Чёрного Солнца. Будто то было возможно… Морену же оставалось лишь радоваться, что пока его не втягивали в эти распри.

Стоя под сенью деревьев на краю Русальего леса, он ждал, когда подоспеют Охотники, с которыми ему надлежало отправиться в путь. Летнее солнце угасало неохотно, оттягивая наступление ночи изо всех сил, и оставляло совсем немного времени до рассвета. Наблюдая за бытом людей, вглядываясь вдаль, ожидая увидеть красные с позолотой плащи, Морен пытался придумать, как бы ему отделаться от Охотников, как только они войдут в лес. Будь он один, поиск цветка не составил бы труда – он уже примерно знал, что и как нужно делать, но церковные псы в этот план не вписывались совершенно. Они могли всё испортить, усложнить или, того хуже, попросту погибнуть. Присматривать за ними, как за несмышлёными детьми, Морену вовсе не улыбалось, но и как избавиться от них, он пока не очень представлял.

Готовившиеся к празднику люди вдруг засуетились, побросали свои дела и скрылись в домах. Лишь немногие, по большей части крепкие мужики, остались на улице и продолжили разносить бочки с мёдом, вколачивать шесты для игр, расставлять лавки и рубить дрова на будущий костёр. По главной улице, не обращая внимания на праздничные убранства – цветы, травы да красные ленты, – рысью проехал отряд всадников. Морен насчитал четверых. Во главе, на ретивом сером жеребце, гордо подняв голову, ехал тот, кого Морен узнал сразу, ещё раньше, чем разглядел лицо. Именно этот немолодой мужчина со впалыми глазами, держащий спину ровно, будто жердь, командовал вчера отрядом Охотников, устроившим набег на селян. Ещё двоих Морен не знал, а вот увидав третьего, едва не застонал – им оказался Михей. Нос его так и остался изломан, распух и посинел, что придавало ему ещё более грозный и мрачный вид.

Подъехав к Морену, старший из Охотников кивком головы поприветствовал его. А затем развернул коня в сторону деревни и всмотрелся вдаль.

– Это не все? – тут же спросил Морен. – Будет ещё кто-то?

– Должен подоспеть один, но он опаздывает, – ответил старший Охотник всё тем же холодным, надменным тоном, которым разговаривал с ним и вчера. – Если не явится дотемна, отправимся без него.

– Я управлюсь один.

– Нет.

Воцарилось молчание. Михей буравил Морена яростным взглядом, старший всматривался в деревенские улочки, наблюдая за вернувшимися к делам селянами, а Морен изучал тех двоих, что были ему незнакомы. Юнцы лет по пятнадцать, очень схожие меж собой и наверняка братья, украдкой смущённо разглядывали Скитальца. У обоих были тёмно-русые кудри, выбивающиеся из-под шляп, и ярко-голубые, будто речная вода, глаза. Даже лошади под ними походили друг на друга: обе гнедые, с чёрными подпалинами на ногах. Вот только если один из братьев был крепко сложён и держался в седле уверенно, второй оказался миловиден, как девица, и тонок в плечах, как охотничий пёс. Но, будучи выше, он словно стыдился своего роста и сутулился, стараясь стать меньше, чем есть. Оба парня выглядели сильными, однако вряд ли у них было много опыта за плечами.

Заметив, что Скиталец рассматривает их, оба стушевались, и тот, что казался увереннее и старше, обратился к нему:

– Меня Неждан зовут, а его – Милан. – Он указал кивком на брата. – Старшого нашего – Истислав.

– Для тебя – Истлав, – вклинил ледяное слово главный Охотник, не сводя глаз с селян.

Неждан ещё больше стушевался, но слов не растерял:

– А его – Михей.

– Знакомы уж, – хмуро бросил тот.

Неждан потерялся окончательно, и даже конь его мотнул головой, чувствуя нервозность хозяина. Морен невольно улыбнулся и тоже представился.

И вновь воцарилось молчание.

Куцик, сидящий на плече Морена, задремал, и даже слепящий свет закатного солнца не мешал ему. Чистейшее безоблачное небо темнело до черничного оттенка, перетекая в ярчайший облепиховый, но и последний постепенно затухал, уходя за небесным светилом. Мир захватывали сумерки, приглушая, черниля краски. Неподалёку повздорила парочка серых ворон, укравших с людского стола баранку. Не в силах поделить её, они подняли страшный шум и не замечали, что рядом опасность: люди да более крупная хищная птица.

– Посмотрите на них, – заговорил вдруг Истлав, всё так же с презрением глядя на крестьян. – Только вчера их разогнали мечами и розгами, а уже сегодня, потеряв всякий страх, они вновь готовят свои языческие празднества.

– Люди всего лишь веселятся, – не выдержал Морен. – Какое вам до этого дело?

– Славя Старых Богов, они наделяют их силой. Той самой силой, что обрушила на них Божий гнев и кару. Но они, кажется, позабыли об этом.

Вопреки первоначальной задумке, далеко не все Охотники были глубоко или хоть сколько-нибудь верующими, Скиталец знал о том не понаслышке. Но Истлав явно смотрел на мир иначе, как истинный церковник. Морен скосил глаза на его короткие, некогда стриженные под корень волосы и в очередной раз задумался: за что праведника могли сослать в Охотники?

– Разогнать их? – предложил Михей. – Время ещё есть.

– Нет. Пока светит солнце и покуда не жгут костры, это всего лишь праздник, такой же, как и любой другой, свадьба или сватовство. Мы не вправе запретить им накрывать столы и собираться за ними.

«А жениха с невестой они вам быстро найдут, если попробуете им что-то предъявить», – мысленно закончил Морен, видевший такое уже не раз.

– О, явился! – бросил недовольный Михей.

Окольными путями, пробираясь сквозь толпу окруживших его крестьянок, к ним направлялся Дарий. Он словно красовался в седле, держа спину ровно, а широкие плечи отведя назад, и раздавал всем встречным улыбки. Его селяне не боялись и даже более того – собравшиеся вокруг девушки пытались вручить ему свои венки или угощения со стола, а он уделял внимание каждой и вежливо отказывался, лишь иногда принимая съестные дары. В закатном солнце его волосы цвета яркого каштана отливали медью, что делало его ещё краше в глазах девушек. Он явно наслаждался их вниманием и совершенно не спешил.

Лишь когда одна из селянок заметила, что Охотники наблюдают за ними, она ткнула локтем другую. Каждая оборачивалась на мгновение к Охотникам, затем шептала что-то подругам, а те передавали весть остальным. Девушки разбежались, позабыв про Дария, спеша скорее скрыться с глаз. Охотник проводил их тоскливой улыбкой и лишь затем пустил лошадь рысью. К удивлению Морена, Истлав не отчитал его, когда тот поравнялся с ними.

– Я не опоздал, – заявил Дарий вместо приветствия и кивнул на солнце. – Закат ещё не отгорел.

– На твоё счастье, – всё с той же прохладцей ответил Истлав. – Выступаем.

И отряд ступил в Русалий лес.

Морен не знал, есть ли хоть какой-то смысл объяснять Охотникам, как вести себя в этом лесу. Всё же то были не случайные путники, а опытные воины с годами выучки за спиной, и обучали их убивать именно проклятых. Когда появились Охотники – всего каких-то полвека назад, – Скиталец сильно потерял свой авторитет у простого люда. Многим казалось, что надёжнее обратиться за помощью к Церкви, чем искать защиты у чудовища, которое в их глазах не сильно отличалось от тех, кого они так боялись.

Охотников же было много. Они жили почти в каждом городе и близ крупных поселений, их нет нужды ждать месяцами или выпрашивать их милости у епархия. Скиталец же всего один и никак не мог поспеть всюду. А ещё Охотники были людьми, из той же плоти, что и другие, и в жилах их текла красная, а не чёрная кровь. Но по той же причине всегда находилась напасть, с которой мог справиться лишь Скиталец или за которую Охотники не желали браться.

Сейчас же Морен искренне не понимал, зачем он здесь. Истлав вёл себя так, будто Скиталец – лишь очередной боец в его отряде. Им не пытались командовать – и на том спасибо, – но и руководить походом не позволяли, словно и так известно, где растёт цветок. А может, так оно и было?..

Придя к этой мысли, Морен спросил в спину Истлава, ведущего их отряд по тропе в лес:

– Вы хоть знаете, куда путь держите?

– Знаю. Нам нужно в западную часть леса. Цветок видели там.

– Тогда зачем вам я?

– Чем больше бойцов, тем надёжнее. После захода солнца этот лес опасен. К тому же мало отыскать папоротник, нужно ещё заставить его расцвести. Либо найти тот самый, который цветёт в Купальи ночи. Отец Ерофим сказал: возможно, твои проклятые глаза пригодятся. Они видят то, чего не видят другие.

«Так вот в чём дело», – Морену захотелось горько рассмеяться.

– Местные знают про этот цветок, – не унимался он. – Значит, предположение епархия лишено смысла. Если цветок и существует…

– Если, – с саркастичной нотой повторил Истлав.

– …они его видели. А проклятых среди них я не заметил.

– Истлав, в самом деле, зачем он нам? – подал голос Михей. – Что мы, сами не справимся с кучкой русалок?

– Михей, как давно ты служишь под Липовцом?

Вопрос прозвучал столь внезапно, что Михей оторопел, во все глаза уставившись на старшого.

– Так-с… э-э-э… Ну-у-у… вот как нас перевели. С полгода, значит.

– А всего сколько служишь?

– Э-э-э… Лет десять уже.

– Тогда ты должен знать, как ведёт себя та или иная нечисть. Русалки сбиваются в стаи, и если рядом с поселением объявилась русалка, это всегда означает скорую гибель для всех мужчин близ реки, где они завелись. Этот же лес местные зовут Русальим как раз потому, что русалок здесь больше, чем во всей остальной Радее. Однако люди спокойно строят поселения близ него, ходят по здешним тропам, и лишь пришлые неизменно гибнут. Как думаешь, почему?

– А я почём знаю? Они ж безмозглые.

– Не настолько. – Истлав поджал губы. – Очень опасно недооценивать врага. Если русалки живут здесь по определённым законам, значит, в этом лесу есть нечто более сильное и древнее, ещё со времён Чёрного Солнца, что подчинило их себе.

Морен мысленно выругался. Истлав сказал верно: врага опасно недооценивать. А он очень сильно недооценил его.

– Возможно, это нечто, – продолжал Истлав, – как раз и охраняет цветок. И именно поэтому мы до сих пор не нашли его.

– Тогда пусть наш знаток нечисти и скажет, что это может быть, – вмешался Дарий.

Его голос звучал при этом столь бодро и весело, будто они собирались на пир, не иначе.

– Леший, – без раздумий ответил Морен. – Они большие, свирепые, если их потревожить, и живут в каждом лесу. Коли цветок растёт рядом с жилищем лешего, нет ничего удивительного, что он убивает каждого, кто подойдёт близко.

– Лешие не живут близ рек, – поправил его Истлав не терпящим возражений тоном. – И считают своим домом весь лес, а не единственный его участок.

– Это в том случае, если леший один. А если их несколько, они могли поделить лес меж собой. К тому же проклятые, обратившиеся в День Чёрного Солнца, чаще всего уникальны и непохожи друг на друга.

– Это верно.

Истлав словно поставил точку в разговоре, но Морен продолжил задавать вопросы:

– И всё же, как именно вы намерены искать цветок?

– Нужно дойти до речки Тишьи, – подал голос Неждан, не дождавшись ответа от Истлава. – Вдоль неё до острова и оттуда на запад в глубь леса.

– Вдоль реки? Это самоубийство.

– Близко к ней мы не подойдём, – всё же заговорил Истлав, – только чтоб напоить лошадей. Будем держать её в поле зрения.

«Отвратительный план», – выругался Морен в мыслях. Он всё больше злился, но виду не подавал.

Они вошли в чащу на закате, и лесные тени поглотили гаснущее у горизонта солнце. Сизое небо, проглядывающее сквозь листву и ветви, почернело на глазах. Облака так и не подтянулись, и пухлый месяц разгорелся ярче, обещая светлую звёздную ночь. Всадники держались тропы, протоптанной, вероятно, теми, кто месяцы и года́ ранее уже искал огненный цветок. Морен давно не был в здешних краях и очень хотел знать: как долго Ерофим охотится за местным преданием? Тропа казалась старой, по её краям буйно цвёл подлесок, кустарник щекотал бока лошадей, а репей цеплялся к их хвостам. Но пока затихающий лес казался вполне безопасным.

Когда совсем стемнело, Истлав приказал достать и разжечь факелы. Как только огонь занялся и окрасил чащу в золотые тона, Куцик открыл глаза, моргнул несколько раз и недовольно каркнул, точно ворона. Морен снял его с плеча, посадив на руку, шепнул пару слов и отправил в полёт. Один взмах широких крыльев – и Куцик скрылся в лесном пологе, поглощённый тьмой за пределами факелов. Морен думал, что никто не обратит на это внимания, пока Дарий не поравнял ход своего рыжего жеребца с его кобылой.

– Интересная у тебя птица. Заморская?

– Да.

– Зачем она тебе?

– Пожалел просто. Хозяин мёртв уж давно.

– А-а-а, – протянул Дарий. – А я-то думал, она у тебя вроде почтового голубя. Или охотничьего сокола.

– Второе более верно.

– Не боишься отпускать его? Коли на нас нападут, вдруг пригодится.

– Не коли, будь уверен, нападут. Когда станет нужен, сам вернётся.

– А ты, я смотрю, немногословен.

– Разве не слышал? По деревням молва ходит, почему именно я ношу маску.

Дарий отчего-то рассмеялся.

– Стало быть, правду говорят? – спросил он с улыбкой. – И под маской ты прячешь собачью пасть?

Морен не ответил, но Дарий не унимался.

– Мы начали знакомство не с той ложки, предлагаю это исправить. Моё имя Дарий.

– Морен.

– Эй, Дарий, хорош уже! – окликнул Михей. Он ехал впереди, сразу за Истлавом, но, услыхав их разговор, придержал вороного коня и замедлился. – Сдался он тебе?

– Знаешь, я предпочитаю не ссориться с теми, кто сильнее меня, а скорее наоборот, дружить с ними.

Михей фыркнул и отвернулся, а Дарий вновь улыбнулся Морену.

– Не обращай внимания. Его жизнь обидела, вот характер и дурной. Не все Охотники такие, как он.

– Я знаю об Охотниках больше, чем ты думаешь. Единая Церковь начала растить и воспитывать вас на моих глазах.

– О, правда? Так ты и в самом деле немолод? А по глазам и не скажешь.

Факелы держали Неждан и Милан, поэтому руки остальных были свободны. Когда они поравнялись с лесной яблоней, Дарий сорвал розовеющий плод с ветки, подбросил в руке и не мешкая надкусил. Но тут же поморщился от кислоты и скормил его своему коню.

По правую руку от них сквозь редеющие стволы ив и берёз заблестела, отражая лунный свет, река Тишья. Заметив её посеребрённый поток, Истлав придержал коня, внимательно вгляделся в спокойные воды и велел остальным:

– Следите за лошадьми. Если они спокойны – нечисти рядом нет. Как начнут дёргаться – беритесь за оружие.

Он развернулся к берегу, и отряд последовал за ним. У воды все спешились, подвели лошадей напиться, но Истлав дал распоряжение держаться к коням как можно ближе и внимательно следить.

– Они первыми почувствуют опасность, – объяснил он.

Морен не спорил, хоть всё ещё считал, что идти вдоль реки – дурная затея. Небо ещё светлело вдали, короткая летняя ночь не спешила укрывать мир, но месяц уже поднялся над деревьями и серебрил воду. Морен вглядывался в блёклые, прикрытые дымкой набежавших облаков звёзды и думал, что Купальи ночи всегда очень красивы и светлы. За пределами чащи они даже в факелах не нуждались, и когда вышли из-под полога, Истлав приказал затушить их, чтоб не тратить зря.

Река Тишья казалась спокойной и мирной. Лишь иногда робкий ветерок колыхал плакучие ивы, склонившиеся над водой, и шедшая от них рябь дробила лунную дорожку на осколки. Послышался плеск, и все как один повернули головы. Но то оказался бобёр, плывущий куда-то по своим делам.

– Э-э-эх, – протянул Михей. – Поймать бы его да на шапку!

– Вперёд! – усмехнулся Дарий. – А я деньги поставлю: доплывёшь до него или тебя раньше русалки на дно утащат. Выгадаю больше, чем ты с его шкуры, уж поверь.

– А как они выглядят? Ну, русалки, – поинтересовался Милан.

Голос у него оказался тихий и тонкий, сломаться ещё не успел.

– По-разному, – ответил Морен. – На лицо – обычные девушки, а вот ниже пояса и со спины… Тут уж от срока зависит, как давно Проклятье взяло верх. И от той местности, где они обитают.

– Забыл уточнить, что на лицо они всегда красавицы, – дополнил Дарий. – Даже если при жизни таковыми не были.

– Это что ж получается, женские прелести всегда при них? – с усмешкой полюбопытствовал Михей.