У китайцев за жизнь принято носить несколько имён. Первое, детское имя китайцу дадут при рождении, второе имя мужчина получит на совершеннолетие от родителей или учителя, а третье – прозвание человек выбирает себе сам.
Ван подошёл к дому торговца опиумом. На пороге сидели двое китайцев по виду завсегдатаи этого притона. Ван зашёл в дом, за столом были пожилой хозяин и его сын, которому было около сорока лет. Ван поздоровался и положил деньги на стол.
– Я хочу выкупить сестру моего друга Ли Минжи Ланг.
Продавец опиума посмотрел на деньги и взял многозначительную паузу, глядя на Вана. Указав на деньги, старик сказал:
– Здесь слишком мало. Эта сумма покроет только кредит Ли. Мы кормили девчонку больше года. И ты не брат ей, сможешь на ней заработать или пользоваться сам. Она хорошо готовит. Ещё столько же, и мы в расчёте.
В это время в комнату зашла Нинг. Большеглазая, худенькая девочка, она несла на кухню в ведёрке краба, рыбу и устриц. Ван и Нинг узнали друг друга. Юноша выхватил сетку из рук Нинг и раскидал содержимое в сторону торговцев, взял Нинг за руку и выбежал на улицу. Летящий краб попал в лицо пожилого торговца, а его сын, выбегая из-за стола, поскользнулся на рыбе и ракушках, с размахом упав на спину.
Ван за руку с Нинг бежал по улице Циндао, с одной стороны которой была высокая подпорная стена. Сын наркоторговца догонял их. Ван подсадил Нинг на стену: «Беги!».
Нинг пробежала по стене метров пять до абрикосового дерева, растущего с обратной стороны стены. Девочка перелезла на ветку, а потом спрыгнула с дерева за стеной.
Когда наркоторговец поравнялся с Ваном, Ван уже был готов защищаться. Наркоторговец попытался нанести Вану удары руками, но лёгкий и юркий Ван, легко уклонился от них. Ван оказался со спины противника и пнул в под коленку. Противник упал. Ван с разбега оттолкнувшись от лежащего и взобрался на стену. Сын торговца опиумом был слишком тяжёлый, чтобы следовать за Ваном, ему оставалось кидаться проклятьями, в след бегущему по стене юноше.
Нинг подошла к двухэтажному дому, где раньше так счастливо жила. Из дверей вышла незнакомая красиво одетая европейка. Нинг заплакала. К девочке подошёл Ван, взял её за руку, и они пошли вместе к окраине Циндао, в Си-Фан.
Внутри жилища была полная разруха, крыша зияла дырами, через них весело сквозил свет, соревнуясь с лучами, льющимися из единственного окна. Нинг оглядела комнату и вздохнула. Ван, оптимистично улыбаясь, подбодрил её:
– Здесь ты подождёшь брата, он вернётся за тобой. Все будет хорошо.
Нинг посмотрела в глаза Вана и ещё раз вздохнула.
– Нинг, мне нужно искать работу, попробую устроиться на пивоваренный завод. Приберись, пожалуйста.
Нинг послушно принялась собирать тряпьё с лежанки.
Ван днём работал, а по вечерам был для девочки школьным учителем, обучал письму и счёту. Так прошло пять лет. За эти годы Нинг превратилась в ладную девушку с пухлыми губами и плавными дугами бровей.
Ван и Нинг ужинали за низким столиком.
– Ван, Ли так и не вернулся, – девушка озвучила свои тревоги.
– Ему в России либо очень хорошо, либо очень плохо.
– Надеюсь, что хорошо.
Ван выглядел сосредоточенным, было заметно, что он давно готовился к разговору:
– После взятия иностранцами Пекина, жить стало очень тяжело. Я работаю на железной дороге чернорабочим, другой работы нет, но нам двоим еле хватает на жизнь, дальше будет ещё хуже.
– Ты предлагаешь мне уйти?
– Нет Нинг, я предлагаю уехать в Россию. Вдвоём.
Ван достал из кармана серебряное украшение Хун-лэ-нюй и одел на шею Нинг.
– Что это? Это можно продать, чтобы добраться до России?
Нина удивлённо рассматривала ожерелье.
– Где ты это взял?
– Нинг, я люблю тебя. Это тебе подарок. Ты согласна быть моей женой?
– Ван, я согласна!
У Нинг от переживания выступили слёзы, Ван притянул лицо Нинг к себе, вытер большими пальцами слёзы, его руки прошлись по головке девушки, спустились на спину. Ван притянул Нинг к себе и поцеловал.
– Я обязательно найду твоего брата. Обещаю. Нинг, пообещай, что ни было, ты не продашь ожерелье.
– Не продам.
Ван целовал Нинг в губы, Нинг сидела, закрыв глаза. Горячая тяжесть наливала низ её живота, она прислушивалась и отдавалась новым ощущениям. Ван аккуратно положил Нинг на лежанку, расстёгивая одежду. Когда на Нинг осталось лишь ожерелье, Ван коснулся пальцами её набухшего соска, втянул его губами. Его ноздри вдыхали запах девушки, которую он так давно знал и хотел, видел рядом каждый день, но не прикасался. Тело Нинг реагировало на каждый поцелуй Вана, на каждое движение его пальцев. Нинг тихо постанывала.
В момент слияния Нинг вскрикнула, напугав мотыльков, роящихся вокруг догорающей свечи. Ван на секунду замер, но руки Нинг не отталкивали, а прижимали спину Вана. Ван уже не контролировал движения, Инь и Ян обменивались энергией с дрожанием, криками и стонами.
Лунный свет из окна всю ночь ласково скользил по юным телам, стараясь проникнуть туда, где никогда ещё не бывал.
Море штормило. Парусную шхуну качало и бросало. Все люди на её борту, за исключением владельца-капитана, были трудовыми мигрантами. В те годы в Российском Приморье половина населения были китайцы, и большинство из них – выходцы из Шаньдун. Как и в наши дни, многие приезжали на заработки сезонно, а на китайский новый год возвращались на родину к родным. Ван и Нинг ехали в Приморье, чтобы поселится там навсегда, Нинг взяла себе русское имя Нина.
Ван бережно вёл Нину из трюма к борту. Нину в очередной раз стошнило.
– Какая сильная у тебя морская болезнь, ничего съесть не можешь, – заботливо сказал Ван. Он довёл Нинг до люка в трюм.
– Ван, это уже не морская болезнь, а беременность.
– Как не вовремя. Ты скоро сама и не встанешь.
По узкому трапу Ван спускался первым. Нина сделала шаг на первую перекладину лестницы. В этот момент шхуна резко наклонилась. Нина потеряла равновесие и упала вниз. Все, что мог сделать в этой ситуации Ван – это утешать плачущую Нину.
Кабинет Юлиуса Бринера был обставлен в японском стиле: вазы, низкий столик и бонсай у окна, бумажная ширма с нарисованными хризантемами. Восточную гармонию нарушали внушительный сейф углу и солидный письменный стол посередине. Хозяин кабинета сидел за бумажной работой, когда в дверь постучали, и молодой приказчик сообщил:
– Здесь какой-то китаец, говорит – Ван ицзу, матрос с "Natalia".
Бринер несколько секунд вспоминал и размышлял, но все-таки решил, что старательный китаец-полиглот будет ему полезен:
– Пусть зайдёт.
Ван до этого не особенно надеялся, что его примут или хотя бы вспомнят. Но Бринер – это был шанс избежать чайна-тауна Владивостока.
– Ты все-таки решил воспользоваться моим предложением, Ван?– с явным интересом спросил Бринер.
– Да, но я опять не один, я приехал с женой.
– Мне уже не нужен мальчик на побегушках. Торговлю и доставку я отладил, система работает как часы с моей родины. Я оформляю право разрабатывать рудники на Тетюхе5. Там нужны толковые работники. Что ты умеешь, кроме как учить языки?
– В Китае я работал на пивоваренном заводе и железной дороге.
– Замечательно. Мне нужно проложить железную дорогу от рудника к Тетюхе. Заводы Демидова стали нерентабельными перед английской сталью, как только отменили крепостное право. Рабский труд был основой экономики России. Если дать одну и ту же работу русскому и китайцу, русский сначала будет опережать китайца, но скоро выдохнется, начнёт прогуливать, пить водку, и требовать улучшения условий. Китайцы работают ровно и долго. Я предпочитаю нанимать китайцев.
– Я прошу дать работу Нине, она из хорошей семьи, училась в школе,– немного приврал Ван.
– На рудниках женщине не место. Она может работать у меня в магазине. Но у меня будут условия,– Бринер хитро улыбнулся.
Бринер, безусловно, был шпионом, только не военным. Промышленный шпионаж помог ему узнать о богатых рудниках на Тютехе. По слухам, он выменял у китайца информацию о местонахождении залежей серебра за два мешка риса. Коммерческая жилка не позволяла ему останавливаться на достигнутом.
О проекте
О подписке