– Видел. На редкость неприятный тип, уж извините, такое хамло, – поморщился служащий.
Ника сразу подумала о скандальном толстяке. К нему это слово подходило идеально.
– Полдня, как приехал, и уже со всеми тут переругался, – вздохнул служащий, – есть же такие люди…
"Понятно: видимо, этот засранец решил таким образом отомстить мне за то, что Вейдер его слегка искупал. С Женей сцепливаться не рискнул, один раз уже от него схлопотал, так решил напугать меня, делал вид, что собирается вломиться в мою душевую! – Ника бодро шла к палаткам. – И зачем только приехал?.. Видно же, что скалы и озеро ему по барабану. Поругаться, что ли, на приволье? Мияко говорит, что у него на лице написаны преступления и жертвы… Я, конечно, наукой нинсо не владею, но и без нее вижу: этот тип – тот еще душнила. И надо же было ему оказаться моим соседом! Весь отпуск отравит!"
Навстречу ей шли чем-то возмущенные тетушки-подруги, тоже в халатах, с пакетами и полотенцами.
– Такой хам, такой хам, – негодовала на ходу одна, – я давно таких не встречала! Чего, говорит, бабка, приперлась… Ладно, время позднее, люди некоторые спят уже, а то я бы ему ответила, показала бы "бабку"! Каков поганец!
– Нарывается на скандал, – ответила вторая, – язык чешется с кем-то перегавкаться. С таким только схлестнешься, и как в помойке искупаешься. Его тут давеча парень один шуганул, так он и ищет, на ком отыграться. Наплюй на него, Любаня, мы отдыхать приехали, вот и будем отдыхать, а он пусть хоть изведется весь.
– Да такой сосед весь отдых испортит.
– Ничего, его тут никто долго терпеть не будет, пару раз отпор получит, научится язык придерживать. Все они такие смелые, пока окорот не получат!
"Понятно, наш словоохотливый сосед никак не успокоится. Видимо, сигнал пропал или собеседники уже спать легли, не с кем поалёкать, так он и развлекается с соседями. То под дверью душа шляется, то с этими женщинами поругался. Но подруга Любани права: никто не будет терпеть его выходки, пару раз поучат этого душнилу, сразу угомонится. Или свалит с острова!"
Палаточный городок затихал. Ника постояла немного у своей палатки, глядя на озеро. В июле ночи были очень светлыми, и на горизонте алела заря. Небо приобрело приятный земляничный оттенок, не яркий, как в Петербурге, а нежный, акварельный. Озеро затихло и блестело, как зеркало.
Вероника осмотрелась. В палатке Вейдера еще горел свет и голубел экран ноутбука. Мияко уже погасила фонарь и закрыла оконную шторку. Парень, искавший маршрут до Вонгозера, еще сидел у палатки и, шлепая себя по рукам и щекам, спасаясь от комаров, барабанил пальцами по экрану планшета. Вернулись и тут же закрылись в своей палатке Любаня с подругой, охая и изрекая какие-то банальности вроде "усталые, но довольные мы вернулись домой", и здесь даже этот навязший в зубах речевой оборот не вызывал раздражения.
Ника прошла в свою палатку и плотно застегнула полог от комаров и ночной прохлады. Можно было, конечно, включить на ночь портативный фумигатор, но Орлова слышала, что на всю ночь в спальне его лучше не оставлять работающим.
Застегнув и окно, Вероника улеглась в постель и открыла книгу. Но уже на второй странице зевнула раз, другой. Строчки поплыли и стали путаться. Минут через пять Ника отложила книгу и погасила фонарь. Долгая дорога, полный впечатлений день и свежий озерный воздух подействовали, как лучшее снотворное.
Кто-то прошел по площадке среди палаток, послонялся туда-сюда. Обошел, шумно сопя, вокруг палатки Мияко; звучно откашлялся под окном у Вероники… Но усталая Орлова этого не услышала – ее уже сморил крепкий сон.
Мияко тоже не шелохнулась и продолжала дышать ровно, как крепко спящий человек, но рука уже нащупала под матрасом фукибари, трубочку, стреляющую шипами. В зависимости от ситуации их смазывают ядом, снотворным или жидкой вирусной культурой… Сейчас на шипах было снотворное. Она была готова отразить любое нападение. Захоти неизвестный прорваться в палатку или подкараулить девушку на выходе, его ждал бы очень неприятный сюрприз. Забавно, конечно, ночью в походе попугать соседок, но лучше так не шутить с синоби – юмор могут неправильно понять.
Мияко обратилась в слух, отслеживая каждое движение снаружи. Глядя на нее, никто бы не поверил, что эта спящая в расслабленной позе девушка готова молниеносно отреагировать на любое изменение ситуации.
Человек шумно высморкался возле большой палатки двух пожилых путешественниц, и удалился за валуны, на большую площадку в центре палаточного лагеря. Прожужжала "молния" палатки.
"Просто придурок, которому нравится по ночам пугать женщин, – подумала итиноку, – и я даже догадалась, кто это. Он так отдувался и переваливался на ходу, что сам себя выдал… Среди наших соседей больше нет никого с таким перевесом!"
Убедившись, что все звуки затихли, Мияко перевернулась на другой бок.
"Тихий шаг в ночи,
У окна движение -
Глупая шутка
Или предвестник беды
Тревожит меня?"
Сложив это танка, она прикрыла глаза и через минуту уже по-настоящему крепко заснула.
*
Дождь забарабанил по крыше и скатам палатки около двух часов ночи. Проснувшись, Вероника порадовалась тому, что ее палатка хорошо защищена от проникновение внутрь влаги. В такой никакой дождь тебе не страшен. Раньше было хуже – палатки мгновенно отсыревали, несмотря на все попытки защититься, и поход превращался в испытание. Наброшенный сверху полиэтилен сползал; задирался на ветру и не спасал от сырости. Разве что на голову не капало… Самодельная изоляция снизу тоже не гарантировала полной защиты. Спать приходилось одетыми, в обуви, завернувшись во все, что брали с собой, и все равно под утро зубы отбивали барабанную дробь в выстуженной сырой палатке. Нередко поход заканчивался раньше намеченного срока из-за простуды. А сейчас она лежит в тепле в легкой летней пижаме и слышит только расслабляющий шелест дождя. Ни сырости, ни холода. Да, если бы такие палатки были, когда мои родители в молодости проводили отпуск в Хибинах, может, сейчас у мамы так не ныли бы перед каждым дождем спина и колени!"
Кто-то шумно протопал мимо к озеру. Ника выглянула из-под полога и увидела в сероватом дождливом сумраке силуэт в плаще и шлеме и улыбнулась. Женя решил не упускать дождевой пейзаж и решил запилить видео в непогоду.
Ника закрыла полог и снова легла.
Через полчаса, когда она уже совсем засыпала, ее снова побеспокоили – чья-то возня, шушуканье, взвизг "молнии" на чьем-то пологе. Как будто те самые голоса, которые она слышала днем в заброшенном доме.
Вейдер выбрал лучший вид на озеро с дождевой тучей, спустившейся почти до самой поверхности воды, установил штатив, прикрыл телефон специальным зонтиком и начал эфир. Несмотря на ночное время, в онлайне оказалось несколько подписчиков, и первые лайки посыпались уже через минуту лайва. Да, вид был удачный – на фоне потемневшего неба и свинцово-серого озера.
За валунами кто-то вылез из палатки. В ночной тишине, сопровождаемой лишь тихим шелестом дождя, отчетливо прозвучало нецензурное ругательство.
– Какая еще Лизка Кокина, – человек снова выматерился, – совсем уже (ругательство), уроды! Я вас всех тут… – очередной матерный глагол.
Вейдер узнал голос толстяка. "И отчего это он так раздухарился среди ночи? Орет на весь лагерь…"
– Нормально, в окна х… всякую бросают, – продолжал негодовать толстяк, – узнаю, кто, – он продолжал щедро сдабривать свою речь крепкими выражениями, – на рожу эту писульку налеплю!
"А, ему в палатку бросили записку, от которой он и завелся! Да, не лучший поступок, хулиганство, конечно, неприятно, когда тебе ночью что-то в окно бросают. Но это не повод такую истерику закатывать!"
Комок бумаги перелетел через валуны, прямо под ноги блогеру. Снова ругательство с обещанием "порвать за такие приколы". Закрылся полог палатки.
Малышев поднял и разгладил листок и в тусклом сероватом сумраке различил две строчки, написанные крупным почерком, явно намеренно измененном: "Не забывай о Лизе Кокиной из Тихвина. Шила в мешке не утаишь!".
"Кокина из Тихвина, – Евгений нахмурился под шлемом Дарта Вейдера. – Надо утром показать Орловой, тут явно какая-то тайна, как раз по ее части. И самому погуглить. Почему он так распсиховался из-за этой записки? Как будто она его напугала…"
Вейдер недаром был одним из самых успешных и популярных блогеров страны. Он легко мог пожертвовать сном, отдыхом и комфортом ради интересной темы, проявлял здоровое любопытство и на публичных акциях не подхлестывал участников, сидя в сторонке, а шел впереди и вдохновлял их своим примером.
Вот и сейчас, вернувшись в палатку с запиской, подброшенной толстяку и встревожившей его, Женя тут же сбросил латы Лорда Ситхов, достал планшет и открыл поисковик.
"Лиза Кокина, Тихвин", – набрал он.
Совпадений вышло много. Вейдер тут же отмел вылезшие вперед рекламные ссылки салона свадебных платьев Ангелины Кокиной и детского аниматора Елизаветы Кориной и углубился в изучение информационных ссылок.
В основном это были статьи о ДТП в районе Введенского женского монастыря в Тихвине. Машина с петербургскими номерами не пропустила на светофоре "скорую помощь", торопящуюся под сиреной в больницу. Мощный внедорожник врезался в желтую спецмашину, опрокинул ее, вильнул и умчался с места происшествия. Водитель и медсестра получили тяжелые травмы и были госпитализированы. Врач, фельдшер и пациентка погибли на месте от травм, несовместимых с жизнью. Материалы изобиловали леденящими кровь снимками груды смятого металла, в которую превратилась "скорая", и суетящихся вокруг сотрудников МЧС, пытающихся извлечь оттуда людей.
Елизавета Кокина, 20-летняя жительница Тихвина, студентка института экономики и права, за год до трагедии вышла замуж и на свой страх и риск решила родить ребенка, несмотря на тревожные прогнозы врачей. Бедняжка с детства страдала диабетом, и ей рекомендовали повременить с рождением ребенка.
Осложнения возникли на восьмом месяце. Кокину увезла "скорая помощь" из магазина, где она выбирала коляску. Но до больницы юную женщину не довезли.
Елизавета и ее нерожденный младенец погибли. Эта трагедия, случившаяся летом, ровно четыре года назад, потрясла весь Тихвин…
*
Нашлись свидетели, которые запомнили внешний вид и номер внедорожника, и через несколько часов водитель "лексуса" был задержан. Тридцатипятилетний Егор Болдырев, сотрудник агрохолдинга "Эко-Вкусно" (название предприятия придумано автором, любые совпадения с реальностью случайны – /прим. автора/), заявил, что момента аварии не помнит так как на несколько мгновений потерял сознание за рулем. В его медицинской карте нашлось упоминание о юношеской черепно-мозговой травме, которую Егор получил, играя в футбол в университетской сборной. Травмы такого рода часто напоминают о себе даже спустя много лет – мигрени, головокружения, обмороки. Болдырев получил три года условно.
"Мало дали!", "Три года условки за трех погибших???", "Четырех, вы забыли ребенка!", "А шофер и медсестра? Они чудом выжили, их в больнице с того света вытащили", "У мужика теперь инвалидность, первая группа, а у него трое детей!", "У девушки лицо стеклом порезало, на всю жизнь шрамы останутся!", "Ну, ясно, дядю Васю-слесаря за такое посадили бы, а бизнюге условку дали!", "И куда так торопился, урод, что "скорую" не заметил?!!", "ЧМТ у него, ага!", "Мозгов у него точно не было, вы на фото посмотрите, ну и рожа!", "Совести точно нет!", "Бухой, небось, был, помните, Ефремов так же фургон службы доставки протаранил!", и так далее – такие комментарии посыпались на "дело Болдырева" в интернете. Но через несколько месяцев буря сошла на нет, шумиха стихла, и Вейдеру не удалось найти никакой информации о последующей судьбе виновника аварии.
Он открыл свадебное фото Елизаветы Кокиной. Тоненькая девушка с красивым, но болезненно бледным, каким-то прозрачным лицом и пышной русой косой, в закрытом венчальном платье. Они с мужем сфотографировались возле главного храма Тихвинского Успенского монастыря; муж держит юную супругу на руках. Такие счастливые, смотрят друг на друга любящими глазами и еще не знают, какое недолгое счастье им отмерено.
Евгений отложил планшет, вышел из палатки и закурил на валуне над водой. Чужое горе обожгло его, он подумал о своих родителях. Кирилл и Анна Малышевы поженились такими же юными и тоже думали, что у них еще вся жизнь впереди. И тоже не прожили в браке и года. Отца ждал расстрельный приговор за чужие преступления, а маму – соседская травля и спешный переезд-изгнание в Купчино. Виновники понесли за это наказание совсем недавно, с опозданием на четверть века. Но это не вернуло отца и не изгладило из маминой памяти те страшные месяцы и не помогло ему забыть о том, как долго он был изгоем, жил под фамилией отчима, чтобы клеймо "сына маньяка" не сломало его жизнь, и дважды чуть не погиб в поисках истины – один раз – от рук шантажиста на зимней улице, и в Ахтиарске, когда его настиг наемный убийца…
"Жаль, я ему сильнее не вломил, – подумал Евгений, – если этот жирдяй и есть Болдырев! Утром расскажу Орловой. Эта история – как раз по ее части!"
Легкая рука легла ему на плечо, и Женя чуть не свалился в оду от неожиданности.
– Не надо, Дзеня, – тихо сказала Мияко, – у тебя такое рицо, как будзто ты кого-то хотесь убичь.
– Ну, ты даешь, – Вейдер перевел дыхание. Подпрыгнул он на месте неслабо. – Как из воздуха возникла. Я чуть сигарету не проглотил.
– Ты был так охватсен гневом, что не срысар, как я прибризирась, – пояснила девушка. – Идзвини. Не надо портичь карму из-за грядзных рюдей.
– Можно подумать, Мия, что ты уже все прощелкала.
– Вкурира, – щегольнула знанием русского сленга Мияко, – оставь. У кадздого своя карма, и распрата за зро никого не минуеч.
Вейдер положил ей руку на плечи, придвинулся к девушке.
– Ладно, – сказал он. – Ты права… Вроде я всякое повидал за то время, пока занимаюсь блогом, а никак не привыкну к человеческой мерзости. Каждый раз хочется порвать урода на тряпки…
– Их сама дзизнь порувет, – а про себя Мияко подумала: она повидала мерзостей намного больше. И тоже не научилась воспринимать их как данность. Обучение в селении Акайо-дзенина выработало в ней железное самообладание. Гнев, ненависть, омерзение никогда не прорывались наружу, но это не значит, что их теперь не было.
Они сидели на валуне у озера, и от камня к горизонту протянулась лунная дорожка, а небо уже светлело. Не прошло и получаса, как луна совсем побледнела на небе. Короткая летняя ночь закончилась. "Просто сидим и смотрим на озеро, и ничего больше… А я уже и от этого счастлив. Впервые встречаю девушку, с которой можно просто сидеть рядом и молчать, забыв о том, что только что рвал и метал и чуть не ринулся вышибать мозги из этого жирного подонка…"
А Мияко слагала хокку:
"Как она мала
Но как много вмещает,
Летняя белая ночь!"
"Опять в третьей строке шесть слогов вместо пяти, – девушка первой соскочила с камня, – размер у меня частенько хромает… У Харуки-сэнсэя хокку получаются лучше…"
– Пойдем в паратки, Дзеня, – сказала она, – перед рассуветом старо хородно. После додзьдя ноть прохрадная.
– Да, всегда так…
*
Дождь несколько раз за ночь прекращался, а потом снова начинал дробно выстукивать по туго натянутому полотнищу палатки. Ника, убаюканная этой мелодией, мирно проспала до девяти часов утра.
Проснулась она, когда солнце, разогнав остатки туч, зашарило лучиками по окнам в поисках лазейки, и самый проворный лучик скользнул по лицу Орловой. Молодая женщина потянулась, открыла глаза. "Вот и вся непогода… Теперь, если верить метеорологам, в ближайшие две недели осадков не будет! Безоблачное небо и плюс двадцать три градуса – что может быть лучше?"
Она быстро убрала постель, оделась, сунула ноги в кроссовки и выглянула из палатки.
Солнце стремительно подсушивало и согревало берег и деревья. Еще кое-где блестели лужи, в воздухе еще держалась дождевая прохлада, но видно было, что это ненадолго и день будет погожим и теплым.
У своей палатки снова сидел с планшетом Вадим. Он улыбнулся и кивнул Веронике. Мимо лагеря пробежали трусцой Ира и Миша. Весело гомонили у костра Лена, Катя, Ваня и Сережа. Протрусили в сторону санудобств Любаня с подругой, живо обсуждая, с чем лучше печь шарлотку – с корицей или ванилью.
Ника осмотрелась в поисках Мияко, и едва различила черноволосую голову метрах в ста от берега. Девушка плавала, ритмично загребая руками, без единого всплеска.
А у кострища, общего для трех палаток, курил Женя, и по его лицу Ника поняла, что блогер хочет о чем-то с ней поговорить.
– Что – опять наш сосед дает гастроли? – спросила она. В кострище уже были аккуратно сложены подготовленные для растопки дрова. Ника сунула под поленья таблетку для разжигания костров, щелкнула зажигалкой.
– Опять он, – ответил Вейдер. – Я выходил ночью, чтобы запилить видосик под дождем…
Вейдер поведал, как толстяку бросили в окошко палатки записку, какова была реакция соседа, и показал скомканный и разглаженный листок, убранный в прозрачный файл.
– Естественно, я решил узнать, кто такая Лиза Кокина из Тихвина, – заключил Женя, – так вот, похоже, что этот душнила – Егор Болдырев, который четыре года назад протаранил "скорую" в Тихвине и откосил от уголовного дела.
"Мияко оказалась права. Она говорила, что у этого типа на совести преступление и жертвы, это она прочитала на его лице", – Ника поставила на огонь котелок с водой, бросила туда сосиски, приготовила стаканчик с "быстрой" лапшой и походную кружку с кофе.
– Болдырев из "Эко-Вкусно"? – уточнила она. – Да, я слышала об этой истории и даже хотела просить у редактора командировку в Тихвин, но тут Наум высвистал меня в Выборг… Это когда погибла беременная женщина?
– И врач с фельдшером, – Женя нанизал на шампур пару сарделек и три куска серого карельского хлеба и осторожно поворачивал их над огнем. – И судя по тому, как он распсиховался ночью, напоминание пришлось не в бровь, а в глаз.
– И не первое напоминание, – Ника рассказала Вейдеру о том, как накануне днем услышала, как Болдырев выспрашивал у кого-то по телефону, кто мог проговориться "про это дело". – Звонил двоим: как я поняла, своему приятелю, с которым разговаривал весьма неформально, и какому-то официальному лицу…
– И Мияко говорила, что у него на совести преступление, – добавила она, закончив рассказ.
– Нинсо никогда не ошибается, – Малышев переложил сардельки и хлеб на походную тарелку.
О проекте
О подписке